Дмитрий Карасюк, рассказал в социальной сети, что группа "Чайф" разместила на своем новом сайте главу из его книги в качестве своей официальной биографии
Екатеринбургский журналист и архивариус Свердловского
рок-клуба Дмитрий Карасюк написал книгу «Ритм, который мы… (История свердловского рока 1961-1991). Книга выйдет осенью этого года. Но же сейчас вы можете прочитать главу, посвящённую нашей группе.
Владимир Шахрин
В начале 1970-х отец юного Володи Шахрина принес домой купленный с рук за 10 рублей магнитофон-приставку. К этому чуду советской бытовой техники в качестве бонуса прилагалась бобина с пленкой. На одной ее стороне был записан зальник «The Rolling Stones» «Get Yer Ya-Ya's Out!», а на обороте — сборник песен Тома Джонса. Спустя более чем 40 лет знаменитая группа ЧАЙФ выступала вместе с Томом Джонсом в Сочи. Ее лидер Владимир Шахрин с чувством жал английскому коллеге руку и признавался, что его баллады были первыми рок-песнями, которые он услышал в своей жизни.
Английского языка юный житель закрытого Свердловска не знал и знать не собирался. Еще в четвертом классе он честно сказал учительнице, что вряд ли когда-нибудь в своей жизни увидит живого иностранца, а поэтому ходить на ее уроки особого желания не имеет. Договорились так: он прогуливает английский, а она ставит ему «трояки». Записи на английском жажды к изучению языка Шекспира не пробудили, но вызвали жгучее желание научиться играть так же, как эти непонятно кто с магнитофонной пленки.
Отец, разбиравшийся в технике, спаял звукосниматель, прикрепил его внутрь семиструнной гитары и научил сына нескольким аккордам на ней. Аккорды были романсообразные и не очень напоминали не только «роллингов», но даже и Тома Джонса. Через несколько месяцев одноклассник показал, как играть на шестиструнке. И Володины навыки перешли на новую ступень.
Была образована первая в его жизни группа. Из школьной пионерской комнаты стянули два барабана и присобачили их к стыренному с лестничной клетки кашпо для цветов. Бочку заменяло оцинкованное ведро, поставленное вверх дном. После второй репетиции, проходившей у Вовы дома на четвертом этаже, прибежали перепуганные жильцы первого и попросили прекратить безобразия. Пришлось перемещаться во двор. После первых ударов по струнам гитар, подключенных к самодельному усилителю, распахнулись окна женского общежития напротив и высунулись головы заинтересованных барышень. Это был успех!
Мы вовсе не думали завоевывать мир. Нам хотелось того же, что хочется всем тринадцати- четырнадцатилетним пацанам, — женского внимания. И мы вдруг обрели его,
— рассказывает Владимир Шахрин.
В 1976 году в 10 «Б» пришел новенький. Пятнадцать суровых лет Вова Бегунов провел в военных городках с пропускным режимом и прочими прелестями гарнизонной жизни. Музыкой увлекся еще там. Сам пытался выпилить гитару, но опытным путем установил, что ДСП — не лучший для нее материал, и выпросил у родителей настоящий инструмент.
В восьмом классе Вова играл на нем в школьном ансамбле «Цунами» песни Марка Болана, а потом гитара погибла. Мама поймала сына за курением и в воспитательных целях сломала об него дареный инструмент. Тягу к року это, однако, не отшибло. Когда семья переехала в Свердловск, Бегунов уже был законченным меломаном.
Пришел в школу, — вспоминал он, — а там эти обормоты кудрявые, Шахрин и Денисов, сидят на задней парте, пластинками меняются. У них уже какой-то аппарат был. Стал я с ними играть.
Чтобы не путать двух музыкантов, Шахрина в школе стали называть Вованом, а Бегунова — Вовчиком.
Когда все нормальные десятиклассники готовились к экзаменам, друзья сочиняли рок-оперу. Совсем недавно они услышали «Jesus Christ — Superstar», и им хотелось придумать что-нибудь такое же грандиозное. Получился сюжет о красавце шуте, корыстном короле и его дочке, влюбленной в шута, были сшиты костюмы, написана музыка.
Шахрин играл роль короля:
Сейчас я понимаю, что это был просто сопливый мюзикл, но нам он казался настоящей рок-оперой. Я помню кусочек своей арии: «Кто выложит тысячу песо, того она будет любить». Спустя много лет я узнал, что тысяча песо — это сущие копейки. Недорого же я ценил собственную дочь.
Премьера оперы прошла с таким успехом, что до оценок в аттестате никому из музыкантов не было дела. Да и зачем? Всей командой они уже решили поступать в строительный техникум. Там имелась аппаратура — несколько усилителей и кое-какие инструменты. Это и определило выбор согруппников. Кроме того, в техникуме преподавала мама Шахрина, которая знала этих абитуриентов как облупленных. Вступительный экзамен свелся к тихой беседе на семейные темы, после которой Шахрин, Бегунов и Денисов стали студентами.
Главным занятием и в техникуме для них оставалась музыка. Свою группу они назвали «Пятна», или, если попонтовей, «Spots». Шахрин играл на гитаре, Бегунов на басу, Сергей Денисов пел, а барабанил некто Халтурин. Скоро «Пятна» сделались самой популярной группой техникума со всеми полагающимися атрибутами: обожанием девушек, непониманием со стороны старшего поколения и творческими проблемами. Последние заключались в том, что Денисов из техникума ушел, и петь пришлось Шахрину. Менялся и репертуар. В нем становилось меньше «битлов» и больше собственных песен. Кстати, еще тогда Шахрин пел что-то про экологию…
Осенью 1978-го оба Вовы в один день ушли в армию. Оба через некоторое время оказались на Дальнем Востоке в пограничных войсках в одной казарме. Правда, Бегунов служил по вертолетной части, а Шахрин — по музыкальной, под началом старшины Валерия Северина. На дембель ушли вместе, причем Шахрин получил на память о службе гордую запись в военном билете:
«Использовать в военное время в качестве солиста ансамбля песни и пляски высшей категории».
После службы совместного музицирования как-то не получилось. Шахрин работал на стройке, Бегунов — в милиции. Музыку оба продолжали любить, слушали всё и помногу, обменивались пластинками, ездили за ними на Тучу на Шувакиш. Их вкусы отличались элитарностью — когда вся Туча ходила с «Deep Purple», у Шахрина чуть ли не у первого в городе появилась пластинка «Talking Heads», и он несколько месяцев не мог ее ни на что поменять. Никто не знал, что это такое.
Через обмен пластинками в 1983 году Шахрин и познакомился с семнадцатилетними Вадиком Кукушкиным и Олегом Решетниковым.
Мы с Володей жили по соседству на улице Ольховской, — вспоминает Вадик, — и нас свел общий знакомый пластоман. Мы ездили на Шувакиш, где Шахрин меня опекал, присматривал, чтобы я не пролетел при обмене дисками. Как-то, взяв у Володи для перезаписи пластинки, я заодно переписал себе и несколько русскоязычных альбомов. Там точно был «Аквариум», по-моему, «Зоопарк», «Трек» и «Урфин Джюс».
То, что Шахрин слушал русский рок, вполне естественно. Хотя в тот момент создание группы в его планы не входило, а «Пятна» казались далеким детством, песни он сочинял по-прежнему. Если это дело получается (а у Володи оно получалось), то от него просто так не избавишься. Сочинял Шахрин для себя, пел дома под гитару, получалось что-то бардовское. Жене и друзьям нравилось.
Бегунов песен не сочинял, но зато был своим человеком в рок-тусовке. Ходил на концерты «Трека», сам одно время играл на басу в кантри-группе «Саквояж» в архитектурном институте. Он одним из первых узнал о грядущем визите в Свердловск Майка Науменко и Виктора Цоя и 24 декабря 1983 года привел Шахрина и его юных приятелей на подпольный концерт ленинградцев в общежитие Арха.
Шахрин был потрясен. Вроде бы ничего особенного: два парня пели под
гитары свои песни. Но было в этом что-то такое, от чего он по дороге домой принял твердое решение создать собственную группу.
Как строитель, он пошел в ведомственное ДК Горького и потребовал место для занятий музыкой. В ДК слегка удивились такой инициативе снизу, но предоставили алчущему искусств монтажнику небольшую комнату с табличкой на дверях «ВИА «Песенка»». Там начали заниматься творчеством Володя, Вадик и Олег. Бегунов заходил иногда просто так, иногда чаю попить, иногда музыку послушать. Весной 1984-го дослушались до того, что решили сами записать альбом. В принципе, у Шахрина к тому времени уже были простенькие записи. Он устанавливал перед собой микрофон, включал магнитофон и начинал петь. Но хотелось чего-то большего, хотелось рок-н-ролла.
Чтобы эти песни приобрели роковое звучание, Кукушкин, у которого уже имелся небольшой опыт звукозаписи (собственный мини-альбом из четырех авангардных композиций), притащил два магнитофона и самодельный микшер. Решетников учился в музучилище играть на классических ударных инструментах. Барабанов в наличии не было, поэтому Олегу доверили ксилофон. У базировавшегося по соседству ВИА одолжили бас-гитару. Вадик достойно осилить ее не сумел, на басу, который слышен на нескольких треках, сыграл Бегунов. Пока Шахрин играл на гитаре и пел, а Решетников управлялся с ксилофоном и перкуссией, Кукушкин занялся эффектами. Топот, звон посуды, шумы, гудение в панк-трубу (странный инструмент, изготовленный из трубки для плавания), весь этот «театр у микрофона» — кукушкинских рук (и ног) дело. Управились за один день.
Когда концессионеры встретились в следующий раз, на свет появилась бумажка с перечнем 13 записанных песен и названием: «Визовский пруд». Именно так Шахрин хотел назвать проект. Вадик предложил альтернативный вариант — сконструированное им слово ЧАЙФ.
Одним из предметов интерьера «ВИА «Песенки»» была кофеварка «Бодрость». Использовали ее не по назначению: по причине тотального отсутствия кофе в продаже внутрь засыпали заварку Зугдидской чаеразвесочной фабрики. Получался мутно-рыжий напиток с непередаваемым ароматом, приносивший ощущение полного блаженства. В честь этого чувства и назвали группу. А «Визовский пруд» стал именем альбома. Пускать его в народ не стали — постеснялись качества записи.
Осенью 1984 года Кукушкин ушел в армию, и группа, и так существовавшая в форме дружеских посиделок, стала еще более умозрительной. Зато Шахрин начал выступать на публике. Чтобы обзавестись жильем побыстрее, он вступил в отряд МЖК, где нужно было не только вкалывать на стройке, но и зарабатывать баллы общественной работой, участвовать в самодеятельности. Вот Володя и самодеятельничал — пел свои песни под гитару и губную гармошку.
Губная гармошка производства ГДР у Шахрина была, но, чтобы играть одновременно на ней и на гитаре, нужен хомут, который надевается на шею. Володина теща работала на оборонном заводе. Он нарисовал эскиз и попросил ее организовать изготовление чего-то подобного. Мужики-заводчане посмотрели на чертеж и сказали, что конструкция хреновая, они сделают лучше. И сделали. Четырехкилограммовое сооружение из нержавеющей стали можно было использовать не только для исполнения музыки, но и в качестве легкого бронежилета.
Запись одного из выступлений в МЖК попала к свердловскому рок-гуру, писателю Андрею Матвееву:
Меня подкупила искренность. Шахрин пел о личном, он всегда поет о личном.
Матвеев сразу разглядел в Володиных песнях их рок-н-ролльную сущность и назначил их автора «уральским Бобом Диланом». В этом амплуа в конце октября Шахрина привели на аудиенцию к свердловским махрам — на день рождения экс-гитариста «Трека» Михаила Перова.
Мэтры с Володей познакомились, но не более того. Мало ли пролетариев с гитарами бегало вокруг монстров уральского рока? Да и играл паренек что-то подозрительно питерское — это в приличном свердловском обществе считалось признаком примитивного дурновкусия. Право на серьезное внимание требовалось заслужить. И весной 1985 года ЧАЙФ снова уселся за запись, причем за двойную.
Обе сессии проходили в уютных домашних условиях. В марте на квартире Матвеева Шахрин с помощью Миши Перова записал альбом «Волна простоты». Привлечение одного из лучших свердловских гитаристов оказалось во всех смыслах удачным. Михаил не только украсил Володины песни своей виртуозной игрой, но и заставил пристальней посмотреть на новичка товарищей по крохотной премьер-лиге.
Вторая запись проходила в мае дома у Шахрина. Всю родню временно эвакуировали. Соорудили из ковра вигвам для перкуссии и ответственного за нее Решетникова. Бегунов, отвечавший в гостях у Матвеева за магнитофоны, на этот раз чередовал бас и гитару, а за простеньким пультом сидел бывший соратник по «Пятнам» Сергей Денисов. Получившийся альбом назвали «Дурные сны». Судя по нему, снились ЧАЙФу преимущественно простые, но задиристые песни, этакий акустический полупанк. «Волну» со «Снами» заключили под одну обложку и назвали получившийся двойник «Жизнь в розовом дыму». Если считать прошлогодний «Пруд» нулевым блином, то первый продукт вышел совсем не комом.
29 сентября состоялся сценический дебют ЧАЙФа. Небольшой зал новенького ДК МЖК зрители забили до отказа. И тут трио не ударило в грязь лицом — отзывы и о программе, и о теплой атмосфере, которую подогревали конферанс Шахрина и реплики Бегунова, были самые благожелательные. Эту дату ЧАЙФ считает своим официальным днем рождения.
Успех следовало закрепить, и Шахрин предпринял неожиданный и рискованный шаг. Он собрал у себя в «ВИА «Песенке»» толпу свердловских рок-звезд и предложил им всем вместе записать его песни. Музыканты «Урфина Джюса», «Наутилуса Помпилиуса», «Метро», «Флага» и «Группы» если и слышали раньше песни ЧАЙФа, то максимум один раз. Но нет таких крепостей, которые бы уральские рокеры не взяли, если они, конечно, этого хотят. Махры не подкачали — результатом веселого музыкального бардака стал альбом «Субботним вечером в Свердловске», запечатлевший атмосферу рок-братства и всеобщего дружелюбия.
23 декабря ЧАЙФ выехал на свою первую гастроль в Челябинск. Трио разрослось до квартета — состав усилил Антон Нифантьев, басист из полумифической группы «Группа». С Антоном Шахрин познакомился еще год назад. Нифантьев участвовал в недавнем бардаке в «ВИА «Песенке»», материал ЧАЙФа ему понравился, и он легко согласился поработать вместе.
Второй концерт ЧАЙФа в Свердловске случился 11 января в институте «Уралтехэнерго».
В первый раз мы сыграли круто, значит, и во второй мы уж точно выступим еще лучше, — вспоминает свои тогдашние рассуждения Шахрин. — Придумали себе крутые костюмы и решили, что обязательно нужен барабанщик. В зале отловили Володю Маликова, который играл на паре песен «Субботним вечером…» Мы и с Антоном-то в то время репетировали совсем чуть-чуть, а Володе просто на лестнице на коленках показали ритмический рисунок. На концерт пришла немного снобистская публика — послушать «Наутилус» и «Урфин Джюс». Мы не смогли ее заинтересовать...» Это было единственное провальное выступление группы ЧАЙФ.
Удар был силен, но не смертелен. Горевать было некогда — дело шло к открытию рок-клуба и к его фестивалю. Группа должна была реабилитироваться за январскую неудачу.
На фестиваль мы шли, словно на амбразуру, назад дороги не было,
— вспоминает Бегунов.
20 июня ЧАЙФ закрывал первый фестивальный концерт. До этого зрители, пришедшие на фестиваль вместе с музыкантами, играли в общую игру «настоящий рок-концерт», и вдруг игры кончились. Началось феерическое рок-действо, какого никто из присутствовавших до этого не видел. «Это был какой-то экстаз и на сцене, и в зале, — вспоминает Нифантьев. — У меня было ощущение полной эйфории». Что произошло с группой за пять месяцев, никто из зрителей не понял, да никто и не заморачивался сложным анализом.
Публика в тот вечер покидала зал в состоянии восторженного обалдения и устроила «чайфам» овацию на ступеньках ДК Свердлова. Кое-кто, правда, продолжал крутить заезженную пластинку о «ленинградских подпевалах» и «недостатке образования». Зря. При всей своей «пролетарскости» ЧАЙФ был одной из самых меломанских групп города.
Я помню, смотрел рок-клубовские анкеты, — говорит Шахрин, — и почти у всех в графе «Любимая западная рок-группа» стояли «Deep Purple», «Uriah Heep», «Led Zeppelin»… А мы к тому времени «цеппелинами» уже переболели, «хипов» я со всех своих кассет постирал, а к «перплам» относился с легким отстраненным уважением. Мы-то слушали совсем другую музыку. У меня у первого в городе была полная коллекция «Talking Heads» на виниле.
Володя появился на фестивальной сцене еще дважды. Во время концерта «Наутилуса» он, уже как полноправный член высшей лиги, подпевал вместе с остальными махрами «Гудбай, Америка, о-о-о». В свой день рождения 22 июня он вне плана закрыл фестиваль, исполнив в дуэте с Мишей Перовым семь песен из «Волны простоты».
Фестиваль очень точно расставил все акценты, — подытоживает Шахрин. — Он показал, кто из нас способен быть гастролирующей группой, кто способен держать зал. Коллективы, хорошо выступившие, через полгода поехали по стране». Однако за эти полгода требовалось покорить собственно Свердловск. Фестивальный триумф ЧАЙФа видели всего шесть с половиной сотен человек. Городские газеты писали о фестивале мало. Непонятное название смущало редакторов, поэтому команда фигурировала в заметках то как «Чай», то просто как «Группа Шахрина». Читатели заинтересовались, но удовлетворить свой интерес сразу не смогли.
Только 5 октября рок-клуб открыл свой первый сезон. На посвященном этому концерте среди трех фестивальных лауреатов выступил и ЧАЙФ, впервые исполнивший такие золотые хиты, как «Белая ворона» и «Вольный ветер». В одном из номеров к центральному микрофону в коротком красно-черном платье вышла Алина Нифантьева. Для нее Антон написал на стихи Шахрина песню «Акция». Вокальная партия была довольно сложной, но Алина блестяще с ней справилась. Но зал хлопал несколько недоуменно: это было красиво, но на «Квадратный вальс» походило мало.
После концерта к Володе подошел Кормильцев и авторитетно заявил: «Нет, это не ЧАЙФ!» Это было всего лишь пятое выступление группы, и что такое ЧАЙФ — еще никто точно не знал, но Шахрин прислушался к совету коллеги и избавился от феминистического уклона в своем коллективе. В результате между ним и Антоном пролегла первая трещинка. Возможно, Алина могла остаться в ЧАЙФе как бэк-вокалистка — ее теплый голос делал звучание группы вкуснее. Но молодой супруг не хотел видеть свою жену «на вторых ролях».
За четвертый квартал 1986 года ЧАЙФ выступил шесть раз, не удаляясь от Свердловска дальше Верхней Пышмы. В основном концерты проходили в вузах. Студенческая молодежь распробовала группу и полюбила ее музыку. Можно было двигаться дальше. 9 января 1987 года в компании с «Наутилусом» и «Группой Егора Белкина» ЧАЙФ отправился на гастроли в Казань. И понеслось…
На концертах дома и на выезде оттачивалось мастерство. Поначалу Шахрин с Бегуновым обходились двумя аккордами, по словам музыкально образованного Нифантьева, «малой каракатицей» и «большой каракатицей», но с каждым выступлением ЧАЙФ не только вел себя на сцене все уверенней, но и звучал все лучше.
В конце марта перед ответственным выездом в Ленинград группу покинул Решетников. Концертная, а тем более гастрольная жизнь были ему в тягость, да и от рока он не фанател, предпочитая слушать «АВВА» и Аллу Пугачеву. Развитие группы его уход не остановил: на сцене маленького тройничка уже не хватало, да и работал по нему Олег не очень ритмично. Давно хотелось усилить ритм-секцию, и позвали опытного барабанщика Володю Назимова. Он и до этого пару раз выручал ЧАЙФ на сцене, а теперь прикрыл их тыл на постоянной основе. ЧАЙФ сразу зазвучал гораздо мощнее.
В Питере, пока «Наутилус» окучивал советских композиторов, Шахрин с товарищами долбили по ушам местным панкам. Музыканты делали шоу, особенно старался Бегунов, выкидывавший такие фортели и отпускавший в микрофон такие шуточки, что даже повидавшие многое завсегдатаи Ленинградского рок-клуба пришли в восторг. Не могли оставить равнодушными зрителей и слова шахринских песен.
Меня часто спрашивают, почему наши тексты неприглаженно просты и даже грубоваты? Но это язык дворов и улиц. Так люди разговаривают в жизни. Почему же я в песнях должен сюсюкать?» — удивлялся Шахрин всего месяц спустя («На смену!», 1987.05.23).
ЧАЙФ стал на берегах Невы одной из самых любимых иногородних групп и пребывает в этом статусе до сих пор.
Отлично выступив на II фестивале СРК, ЧАЙФ приступил к записи. Работа велась летом в подвалах фабрики «Уралобувь», за звуком следил Алексей Густов. Альбомный дуплет «Дерьмонтин» и «Дуля с маком» показал, что успех у ленинградских панков был не случаен. Жесткое грязноватое звучание, смачные натуралистические образы, социальная направленность — все это приблизило ЧАЙФ к панк-року. Приблизило, но не окунуло, мешало врожденное чувство юмора. Свой стиль образца 1987 года ЧАЙФ обозначал как «пост-бит-недопанк». В эту стилевую конструкцию корреспонденты советских газет врубались с трудом, поэтому в статьях об уральской группе поселилось более легкое обозначение музыки группы — «чпок-рок».
В августе Назимова позвали в «Наутилус Помпилиус». Он согласился, но, уходя, подготовил замену — Игоря Злобина (экс-«Метро» и «Тайм-Аут»). Новичок снял всю программу с кассеты за три недели. Активные гастроли продолжились с новой силой.
Как у всякого коллектива, переживающего период буйного роста, в ЧАЙФе начались противоречия и конфликты. Бегунов с Нифантьевым объединились во внутреннюю оппозицию и по ночам вешали на дверь гостиничного номера руководителя группы листовки типа «Культу личности — нет!».
Конечно, Шахрин ничем не напоминал ни Сталина, ни Ким Ир Сена, но в те годы мог иногда противопоставить себя остальным музыкантам. После одного из концертов в Перми Володя уже на улице гневно бросил музыкантам: «Вы завалили весь концерт!» — «Как? Почему?» — «Я себе душу рвал, а вы так халявно все сыграли. Мне за вас стыдно!» После этого группа не разговаривала со своим лидером несколько недель — у нее было совершенно противоположное мнение о причине неудачи.
В 1988 году группа обзавелась московским менеджером. Организовывать гастрольные поездки начал Константин Ханхалаев. ЧАЙФ все больше времени стал проводить в разъездах, иногда неделями приходилось жить на специально снятой квартире в Москве. Денег действительно прибавилось, но некоторые концерты сильно ломали вольнолюбивых уральских парней.
Как-то играли в Министерстве иностранных дел на Смоленской площади в милой компании Маши Распутиной и Александра Серова, певших под фонограмму. ЧАЙФ выступать под фанеру наотрез отказался, но не смог устоять перед вежливой просьбой заказчиков «спеть что-нибудь политически актуальное». Сыграли «Где вы, где, кто стрелял нам в спины в тридцатых». Нет, песня хорошая, и ЧАЙФ мог ее исполнить и сам по себе, но напрягали именно эти предварительные договоренности о репертуаре, обуславливающие гонорар. Да и эстрадно-фанерная тусовка доставала.
Тем не менее, количество концертов позволило уволиться с прежних работ и стать профессиональными музыкантами.
Решение бросить работу стало одним из самых смелых поступков в моей в жизни, — говорит Бегунов. — Мы просто начали понимать, что по-другому уже не получается. Времени, которое мы могли посвятить группе урывками, в выходные дни, уезжая и отпрашиваясь на какие-то небольшие сроки, просто не хватало. А ЧАЙФ был ярче, шире и серьезнее, чем другие наши занятия.
Для Шахрина это был осознанный выбор: «У меня с детства отец воспитал спокойное отношение к деньгам. Я относился к ним, как к системе отопления: есть батарея, в ней должна быть горячая вода, чтобы дома было тепло. Но при этом никакого преклонения перед этой батареей я не испытывал и удовольствия от самого процесса зарабатывания денег — тоже. В конце 1988 года я на стройке получал 250—300 рублей — приличные по тем временам деньги. У меня к тому времени уже было двое детей. Переходя на музыкальные хлеба, я понимал, что моя семья не замерзнет, может быть, температура в батарее чуть-чуть понизится, но не смертельно».
Поработав с группой, Костя предложил поэкспериментировать со звуком, сделать его более плотным. Он попросил звукоинженера «Наутилуса» Володю Елизарова послушать «чайфов» на репетициях. Володя посоветовал взять еще одного гитариста. Выбор пал на бывшего злобинского коллегу по «Тайм-Ауту» Павла Устюгова.
Паша был хороший мужик, но немного из другого муравейника. Сидеть по вечерам в квартире на окраине Москвы ему было скучно, он уходил в соседние кабаки, напивался, дрался. Иногда приходил с расквашенной физиономией. На концерте «Мемориала» в театре Советской армии торжественная обстановка, в первом ряду Гердт сидит, а у Паши — бланш в полрожи. Его как-то подгримировали, нашли огромные очки, как у черепахи из мультфильма, и он в них играл.
При этом Паша никаких проблем не создавал никому, кроме себя, был человек аккуратный, на репетиции не опаздывал.
Устюгов совсем не вписывался в «чайфовскую» эстетику. Его кумиром был Ричи Блэкмор, и его тянуло в тяжелую сторону. А группа тогда слушала совсем другую музыку и ориентировалась на «Stranglers», на «Mungo Jerry».
Внимание на то, что ЧАЙФ начало плющить сразу в несколько сторон, обратили в первую очередь родные свердловские зрители. Отзывы о выступлении разбухшей команды на III фестивале рок-клуба 14 октября 1988 года были в основном какие-то недоуменные.
Организованный Шахриным подарок всем музыкантам в виде грандиозного финального джем-сейшна вызвал всеобщий восторг, но вопросов к группе не снял. «Мы поняли, что с таким утяжеленным звуком нам не очень комфортно, — вспоминает Шахрин. — Наша музыка была легче и воздушнее».
На всякий случай решили посмотреть, как будет выглядеть новое звучание в записи. Альбом решили писать живьем. Отдельные песни фиксировали на концертах 17—18 декабря в Свердловском Дворце молодежи. Сводили все на «Студии НП». Алексей Хоменко обнаружил, что дорожка с голосом завалена, и вокал надо переписать. Студия была занята, и перепевать альбом пришлось дома у Виктора Алавацкого, благо магнитофон «Fostex» находился там. Как только Шахрин распелся, появилась мама Виктора, дама очень строгих правил, и потребовала прекратить шум.
Алавацкий, как мог, успокоил маму и предложил Володе единственный выход — петь в шкафу. Оттуда достали пальто и шубы, и Шахрин, скорчившись с микрофоном в тесном мебельном нутре, все-таки перепел весь альбом.
«Лучший город Европы» вызвал разные мнения. Одни говорили, что он прекрасно передает концертную атмосферу, другие — что сама атмосфера какая-то не «чайфовская». Скорее всего, верны были оба мнения…
В марте 1989 года ЧАЙФ показал себя миру — дал несколько концертов в чехословацком Пльзене.
Туда мы поехали конкретно пить пиво. Мы сразу сказали: все экскурсии — на пивзаводы. Я много почерпнул из этой поездки,
— рассказывал Шахрин.
ЧАЙФ продолжал часто выступать в столице, причем иногда в солянках с самыми невообразимыми ингредиентами. На одном из сборных концертов в «Олимпийском» аппаратуру даже не подключали — все москвичи привычно играли под фонограмму. ЧАЙФ «фанеры» не имел. Пришлось специально для него настраивать звук. С грехом пополам добились жуткого звучания барабанов, подключили бас, электрогитару, вокал. Но никак не могли найти звук акустической гитары Шахрина. Долго искали, народ уже ломился в двери. Наконец кто-то от пульта закричал: «Все, есть звук акустики!» Двери открылись, публика ломанулась в зал. Как позже выяснилось, кричал засланный казачок…
Первым номером шла песня, часть которой Шахрин пел один под гитару. В зале слышалось пение а-капелла, и народ просто не мог понять, почему Шахрин так кричит… На следующий день этот позор мог повториться. Ночью ЧАЙФ где-то отыскал запись собственного концерта в другом городе, и вместо фонограммы включили ее. Но произошел другой казус. Звук был записан вместе с реакцией зала, и публика опять осталась в недоумении. Ревущих от восторга зрителей было слышно, но не видно. Кто же так восторженно кричал «Чайф! Чайф!» между песнями — для посетителей «Олимпийского» так и осталось загадкой.
После нескольких подобных концертов вся группа заявила Шахрину, что они больше с Ханхалаевым работать не хотят. Володя объяснил Косте, что ситуация грозит раздраем на сцене. Тот все понял и отошел в сторону. Однако лучше не стало.
Все начало разваливаться. Бегунов с Антоном бухали, как черти, зашитому Злобину было с ними неинтересно. Шахрину не нравилось звучание группы, и он фактически коллектив распустил. «К лету я подостыл, начал искать причины происходящего в себе, решил начать все опять. Мне было себя очень жалко: почему я должен понимать все конфликтующие стороны, а меня никто понять не хочет? И я написал песню «Поплачь о нем», которая изначально называлась «Поплачь обо мне»».
Антон вспоминает, как к нему после двухмесячного затишья, во время которого никто не знал, что же происходит, пришел Бегунов: «Он заявил, что Шахрин всех уволил, и Злобина, и Пашу. А его уговаривает остаться. На следующий день появился Шахрин с пивом. Мы сидели на балконе, пили пиво, а он рассказывал, что решил все начать с нуля: «Вову я уговорил, он остается, может, и ты останешься?» А я никуда и не уходил. Он обрадовался, попросил гитару и спел свежесочиненную песню о своей нелегкой доле «Поплачь о нем».
Я всплакнул вместе с ним и спросил, а кто же будет на барабанах играть? — «А у меня есть армейский дружок…» Так на балконе под пивко оформился новый состав ЧАЙФа и заодно состоялась премьера песни». Это был единственный серьезный кризис в истории ЧАЙФа.
Армейский дружок Валера Северин к тому времени служил в цирке вторым барабанщиком и согласился поработать с ЧАЙФом. Все вместе выдохнули, успокоились и начали репетировать новый альбом «Не беда». Из-за всей этой ситуации материал получился нервный, но как-то хорошо пошел.
2—11 октября в Ленинграде в студии ЛДМ группа записала десять песен нового альбома. И их, и нового ударника ЧАЙФ презентовал на IV фестивале рок-клуба 15 октября 1989 года. О перипетиях прошедшего лета мало кто знал, но все отметили, что группа выглядит какой-то повзрослевшей. Шахрин выступал не в драных футболках, как раньше, а в джинсовом костюме. Все «недопанки» и «чпоки» куда-то исчезли. Со сцены звучала серьезная музыка взрослых людей. Кто-то сравнил Володю с Брюсом Спрингстином. Повышение это или понижение по сравнению с Бобом Диланом — каждый может решать сам в соответствии с личными пристрастиями.
Серьезному человеку свойственно серьезное начинание. На несколько ближайших лет главным для Шахрина стало музыкально-экологическое движение «Рок чистой воды». Своей борьбой за чистоту природы он сумел заразить не только соратников по группе, но и рокеров Свердловска, Ленинграда, Москвы, Иркутска, Поволжья. В 1990—1992 годах прошли два заплыва по Волге с концертами во всех крупных городах, акции на Байкале и в зоне Чернобыльской катастрофы. «Рок чистой воды» выполнил свою главную задачу — заставил задуматься об экологии молодежь, которая до этого проблемами окружающей среды вообще не заморачивалась.
В 1990 году на полках музыкальных магазинов появилась пластинка группы ЧАЙФ «Не беда». Это стало официальным признанием факта, что «четверо парней с нашего двора» — действительно профессиональный музыкальный коллектив. Сам ЧАЙФ виниловому кругляку в черно-белом конверте порадовался, но не более того. Устраивать праздники было некогда: уже вовсю готовился следующий альбом — «Давай вернемся».
Четвертого мая Шахрин познакомился с семнадцатилетним альтистом Володей Желтовских, игравшим тогда в довольно аморфном коллективе «Станция вольных почт». На следующий день они вместе исполнили несколько песен на фестивале «Свердловск-акустика». Работать с Желтовских Шахрину понравилось, и он пригласил его в ЧАЙФ, который опять стал квинтетом. Чтобы не путать с двумя старшими Владимирами, младшего стали называть просто «Малой».
В июне в ЧАЙФе произошла еще одна замена — ушел Нифантьев. Непосредственный повод для этого был глупым. Перед гастролями в северном Урае, совпадавшими с днем рождения Шахрина, Антон по просьбе именинника купил два ящика алжирского вина. В ожидании поезда один ящик Антон с Валерой приговорили. Ну и к отправлению пришли уже на рогах. В вагоне поцапались, и Антон просто вышел. Из поезда и из ЧАЙФа. Через несколько дней группа играла с новым басистом. До ЧАЙФа Володя «Маус» Привалов сотрудничал с группой Володи Огонькова «Театр».
У нас произошла досадная, на наш взгляд, замена бас-гитариста… Я где-то в глубине души думаю, что это все уладится. Антон — человек, который нужен для группы и важен,
— говорил Шахрин по горячим следам.
Осенью ЧАЙФ разменял вторую пятилетку. Это событие отметили большим концертом 29 ноября в клубе горного института. На сцену позвали тех, кто входил в состав группы раньше, — Нифантьева, Назимова, Пашу Устюгова, да еще Могилевский подыграл на саксофоне в нескольких песнях.
В конце года ЧАЙФ качнуло в сторону кинематографа. 7 декабря подписали договор с Пермской киностудией детских и юношеских фильмов на запись музыки к картине по сценарию пермяка А. Кылосова и итальянца Т. Гуэрры «Четвертый стул». Сценарий понравился, велись даже переговоры о съемках музыкантов в небольших ролях. Но фильм не состоялся, да и студия оказалась мифической, хотя запись оплатили. А вот альбом «Четвертый стул» удался. В этой работе ЧАЙФ впервые вернулся к песням, сочиненным и записанным еще пять лет назад.
К 1991 году относится история братания группы ЧАЙФ с Апеннинским полуостровом. Сначала уральцы прокатились с итальянской группой «Rife» по северам Свердловской области, попутно схоронив их в тайге от ужасов августовского путча, а затем, как представители страны победившей демократии, нанесли ответный визит в провинцию Эмилию-Романью. И провинция, и ЧАЙФ остались довольны друг другом.
В первой половине 1992-го группа вернулась к прежнему составу. Расстались с Приваловым. Позвали обратно Антона. Манера игры хорошего инструменталиста Мауса была какой-то «нечайфовской», она не вписывалась в уже сложившийся стиль группы. Летом коллектив вновь стал квартетом. Желтовских был единственным музыкантом, которого Шахрин выгнал. Малого все любили. А так как все любили, все хотели с ним выпить. Малой начал спиваться на глазах. Спасти его можно было только одним способом — уволив. ЧАЙФ остался без скрипача, Володя был спасен, и до сих пор у него с «чайфами» отличные отношения.
В конце 1992 года стали работать над альбомом «Дети гор».
Записывали его в Москве с саунд-продюсером Сергеем Галаниным. Черновой микс сбросили на кассету, и ЧАЙФ вернулся в Екатеринбург. Весной 1993 года вышла пластинка. Когда группа ее послушала, то обнаружила какой-то очень приглаженный, приукрашенный звук. Это очень отличалось от того, что они делали. Москвичи удивлялись претензиям: «Лошары вы уральские! У вас же модный кайфовый звук. Не хуже, чем у «Морального кодекса» или Ветлицкой. Вы просто ничего не понимаете!» Альбом в его первозданном виде удалось издать только спустя двадцать лет, благодаря той самой кассете с черновым сведением.
Нам хотелось оправдаться перед публикой за такой попсовый звук, — вспоминает Шахрин. — И мы решили записать в акустической версии старые песни так, как они звучали в самый первый раз — безо всякой шелухи, без аранжировок, без упаковки. Только слова, музыка и простые гитары, на которых мы умеем играть. Получилось «Оранжевое настроение.
Московский продюсер ЧАЙФа Дмитрий Гройсман долго крутил в руках эту кассету. Он не знал, что с этой простотой делать, особенно после «Детей гор» с таким фирменным звучанием. Но он дал ее послушать молодым актерам театра Олега Табакова, с которыми ЧАЙФ тогда сильно дружил. И вдруг оказалось, что те заслушивают эту кассету до дыр, переписывают песни друг у друга. Это стало аргументом — альбом выпустили в 1994 году, и он пошел на ура.
«Мы подумали: почему одни старые песни выпустили, а другие — нет, — говорит Шахрин. — И мы стали периодически после пары номерных альбомов записывать очередное «Оранжевое настроение». Получается почти по-ленински — два шага вперед, один назад. Если наши новые работы — это движение в сторону современного звучания, то «настроения» — этакие отдушины, попытки ссать против ветра. Тем более что переписывать старые песни бессмысленно — это только убьет их, а вот такое веселое исполнение дает им новую жизнь».
«Оранжевое настроение-III» ЧАЙФ не записал. Выпустив в 2002-м четвертый ностальгический сборник, муз
