Дмитрий Быков // "Собеседник", №6, 20–26 февраля 2019 года
Если Госдума, правительство либо любой другой российский орган власти решит, что ввод войск в Афганистан не был ошибкой, это логично.
Это была не ошибка системы, а именно системный подход. Ошибками системы не были ни ввод войск в Чехословакию, ни расстрел рабочих демонстраций в Новочеркасске, ни сталинские репрессии, хотя во времена ХХ съезда Сталину и пытались приписать «отдельные перегибы». Отдельной ошибкой, т.е. несистемным поведением, стала как раз оттепель, и партия эту ошибку своевременно исправила.
Афганистан был нормой, логикой существования системы. Ошибались те, кто посылал протестные телеграммы, ибо полагали, что эти протесты могут быть услышаны. Ошибался Сахаров, защищая жизни советских солдат, и об этой ошибке ему внятно сказали еще на Первом съезде народных депутатов. Империя не может не контролировать окрестное пространство, не может не конкурировать за него, не может отказаться от аргументов типа «Иначе там уже были бы американцы». Американцы были бы везде — в Праге, в Афганистане, на Украине.
Об авантюре и ошибке имели бы право говорить те, кто там погиб (но они говорить не могут), те, кто там покалечен (но такое признание обесценило бы их трагедию), или те, кто там уцелел (но тогда им нечем было бы гордиться). Очень небольшой процент «афганцев» соглашается признать советскую кампанию 1980 года проявлением старческого безумия Политбюро ЦК КПСС. А поскольку советскому и особенно постсоветскому человеку в повседневной жизни гордиться не приходится — он часто унижен и до сих пор независимо от статуса совершенно бесправен, — он гордится участием в военной кампании, не заботясь о ее смысле. Смысл ее был в том, чтобы было чем оправдать свою жизнь; чтобы на федеральных каналах с полным моральным правом кричали: «Я убивал, и что?!»; чтобы героизировать впоследствии участников боевых действий в Донбассе — тех легендарных участников, которых там якобы не было; и когда какой-нибудь новый Сахаров ошибется, осуждая «агрессию на Юго-Востоке Украины», его снова будут захлопывать. Потому что его поведение как раз алогично — и будет алогично до тех самых пор, пока бесконечное сохранение имперской модели с ее идеологией и вертикалью не будет признано фатальной ошибкой.
Афганистан был нормой, логикой существования системы. Ошибались те, кто посылал протестные телеграммы, ибо полагали, что эти протесты могут быть услышаны. Ошибался Сахаров, защищая жизни советских солдат, и об этой ошибке ему внятно сказали еще на Первом съезде народных депутатов. Империя не может не контролировать окрестное пространство, не может не конкурировать за него, не может отказаться от аргументов типа «Иначе там уже были бы американцы». Американцы были бы везде — в Праге, в Афганистане, на Украине.
Об авантюре и ошибке имели бы право говорить те, кто там погиб (но они говорить не могут), те, кто там покалечен (но такое признание обесценило бы их трагедию), или те, кто там уцелел (но тогда им нечем было бы гордиться). Очень небольшой процент «афганцев» соглашается признать советскую кампанию 1980 года проявлением старческого безумия Политбюро ЦК КПСС. А поскольку советскому и особенно постсоветскому человеку в повседневной жизни гордиться не приходится — он часто унижен и до сих пор независимо от статуса совершенно бесправен, — он гордится участием в военной кампании, не заботясь о ее смысле. Смысл ее был в том, чтобы было чем оправдать свою жизнь; чтобы на федеральных каналах с полным моральным правом кричали: «Я убивал, и что?!»; чтобы героизировать впоследствии участников боевых действий в Донбассе — тех легендарных участников, которых там якобы не было; и когда какой-нибудь новый Сахаров ошибется, осуждая «агрессию на Юго-Востоке Украины», его снова будут захлопывать. Потому что его поведение как раз алогично — и будет алогично до тех самых пор, пока бесконечное сохранение имперской модели с ее идеологией и вертикалью не будет признано фатальной ошибкой.