Давно это было
Социальный лифт городских обывателей Центрально–Черноземной области, — пишет газета «СЕГОДНЯ НЕДЕЛЯ»
Когда я застал маму за сортировкой старых документов, то с трудом уговорил ее не выбрасывать ряд свидетельств прошлого. Привычка хранить вроде бы бесполезные бумаги, таким образом, превращается в увлекательное занятие по составлению истории рода.
Новооскольские мещане
«Пятая графа», национальность, известна даже тем, кто ни разу не заполнял советскую кадровую анкету. Однако токсичным этот раздел личного учета был не всегда и не для всех. Тогда как никто сейчас не вспомнит, что графа 6а — «сословие родителей до революции» — меняла судьбы миллионов людей. В России перед 1917 годом имелся ряд разрядов жителей. Большевистская революция подвергла поражению в правах дворянство и духовенство, купечество и казачество. Остались мещане и крестьяне. К первым и принадлежали мои родственники по материнской линии, проживавшие в Курской губернии.
Когда родственные по хозяйкам дома, сестрам Варваре Леонтьевне и Евгении Леонтьевне (дочерям священника, получившим после замужества сословие супруга), семьи Дубровиных и Новохатских в 1909 году вызвали фотографа Левченко, то вряд ли подозревали, что всего через пять лет гармония мещанского уюта начнет рушиться. Но мой прадед Иван Иванович Новохатский, как знал, выполнял демографическую программу: 9 детей родила прабабушка Евгения, выжили 7, и жили они потом в Москве, Одессе и Риге. Дубровинская линия — 6 детей — поселилась в Киеве и Харькове.
Арендная плата за деревянный, крытый железом дом (ширина 11, длина 16 аршин, с отдельно стоящим каменным погребом) в пригородной слободе Стрелецкой Новооскольского уезда составляла 48 рублей в год, или 4 рубля в месяц. Об этом свидетельствует рукописный договор — чернила с завитушками — Ивана Новохатского с господином Дерябиным, который позволял в заключение данного документа дом выкупить за 400 рублей. Что и было сделано: тем самым мой прадед заплатил за свою недвижимость небольшую сумму, чуть побольше 8000 евро по нашим временам.
Род занятий И. И. Новохатского описывает удостоверение, исполненное на пишущей машинке: «Состоял на службе Новооскольского земства с 15 января 1910 года по 19 октября 1912 года в должности Секретаря Управы. Обязанности исполнял добросовестно, аккуратно, с отличным знанием дела. Службу в земстве оставил, вследствие перехода на службу в Новоосколькую Уездную Землеустроительную Комиссию».
Чиновник провинциального самоуправления в дореволюционной России, таким образом, мог содержать большую семью и жить в собственном доме. Увы, в 1920 году мой прадед умер — ему было всего 45.
В 15 лет служила в милиции
Моя бабушка Муза Александровна Лозина, прежде чем встретиться с дедом Николаем Ивановичем Новохатским, в молодости тоже пережила потерю отца. Что немаловажно, он воевал в Первую мировую, отчего она была освобождена от платы за учебу в гимназии. До 1917 года ей удалось окончить 5 классов. Учебный план в классических заведениях был жестким: к примеру, у первоклассниц 6 уроков латыни в неделю, с 3–го класса добавлялся древнегреческий, доходя до 6 уроков в 5–м классе. A вот «новые» языки преподавались со 2–го класса и шли поменьше, 2–3 урока в неделю немецкого и французского. Географию учили с 1–го по 5–й класс, физику — с 6–го по 6–й, а биология и химия, очевидно, были «размазаны» между этими дисциплинами. Первые три класса преподавались чистописание, рисование и черчение, и все восемь классов — Закон Божий.
И вот с такой неплохой базой моя бабушка Муза оказалась востребована новой властью — стала регистратором гражданского стола при канцелярии начальника Ново–Оскольской уездной советской милиции. Рукописная справка выдана 2 сентября 1920 года — время самое что ни на есть военное. Врангелевцы еще не только в Крыму, но и на Кубани. Красные же утвердились в центре России и потому победили. Может, юная моя бабушка инстинктивно понимала геополитику? Ведь географию с историей она в гимназии изучала. Так или иначе, это было смелое решение, ведь красных милиционеров белые не щадили. А, с другой стороны, жить же на что–то надо. Старые сословия со службы изгнали, вот девушка и заступила на их место. Обоюдное согласие договаривающихся сторон.
Рахiвник Хемвугiлля
Во время НЭПа мой дед в возрасте 20 лет переместился немного на Запад — в столицу Украинской ССР город Харьков. 5 января 1926 года он был зачислен счетоводом в трест «Химуголь», о чем было выдано соответствующее свидетельство. Что самое интересное, напечатано оно исключительно на украинской мове — ни слова по–русски, и имя украинизировано: «Новохатський Микола Iванович». Начало 20–х годов вообще было порой повальной украинизации, и дед в последующих анкетах упоминал владение языком братского народа. С другой стороны, фамилия явно не из великорусских, но, видимо, все же малороссийского происхождения.
Находящийся в 77 км севернее Нового Оскола городок Старый Оскол, где жили родственники и друзья, в 1918 году заняли войска гетмана Скоропадского, включив его в состав Украинской державы. А до 1934 года там была единая Центрально–Черноземная область с центром в Воронеже, из которой уже потом выделили Курскую, Тамбовскую, Орловскую области.
Дед Николай Иванович же врастал в социализм путем высшего образования. Первым в своем роду, он в 1931–35 годах заочно окончил Ленинградский финансово–экономический институт. Оценки — только «хорошо» и «отлично». А вот какие предметы: «ленинизм», «хозяйственное право», «специальная статистика», «промфинплан»… Диплом на тему «Основные фонды социалистической промышленности и их бухгалтерский учет» сдан на отметку «хорошо».
И вот фотография братьев и сестер Новохатских в 1936 году: цветущие оптимистические лица. Из семерых — у пятерых дипломы вузов. Здесь уже моя тетя Аля, ей 8 лет. Через год деда арестуют по 58–й статье в рамках «дела Воронежхлеба». Но ему посчастливится выйти на свободу в 1939 году, и после войны, за которую он на Западном фронте, уйдя на войну старшим лейтенантом, получил ценный для 1941 года орден Красной Звезды, приехать в 1945 году в Ригу, приступив к послевоенному возрождению потребкооперации Латвии.
Латышское свидетельство
Средний класс оставался самим собой — мещанское сословие интегрировалось в советские правила игры. Уступая по численности крестьянству 1:10, оно тем не менее обладало большей адаптивностью, воспитанной поколениями. И тягой к образованию, ведь, оказавшись в Латвии, дед снова стал учиться — в вечернем Университете марксизма–ленинизма. В 1951 году ему выдали удостоверение, где исключительно на латышском языке было зафиксировано отличное овладение Н. Новохатским таких предметов, как «история ВКП (б)», «внешняя политика СССР и современные международные отношения», «политическая экономия». А подписан диплом — Smirnovs. Заместитель директора университета, дедушка моей жены!
Таким образом, можно зафиксировать: в Латвию приезжали не беспочвенные отбросы советского общества, а вполне адекватные тому социальному укладу — квалифицированные специалисты, нормальные семейные люди. В конце концов, бюргер, буржуа, пилсонис и мещанин означают одно и то же. Городской житель!
Николай КАБАНОВ.
Фото из архива автора.
Дубровины–Новохатские в 1909–м. Третий ребенок слева — мой дед Николай.