Лисы камчадалы

Научная работа Анны Ячменниковой, научного сотрудника Института проблем экологии и эволюции им. А.Н. Северцова РАН началась с биостанции Чистый лес в Тверской области, где будучи аспиранткой ИПЭЭ РАН она занималась исследованием поведения волчат-сирот. Их выращивали для выпуска в дикую природу, придерживаясь методики реинтродукции, разработанной всемирно известным ученым Ясоном Бадридзе. Впоследствии Анна написала диссертацию на тему поведения волчат и уже как кандидат наук продолжила заниматься изучением формирования поведения хищных млекопитающих. Она работала и с леопардами в Сочи, и с тиграми в Приморье. А с 2013 года придумала свой проект по исследованию поведения свободноживущих лисиц в Кроноцком заповеднике, поскольку тематика сравнительного анализа формирования поведения у псовых разных видов и с различными особенностями экологии ей ближе всего. Перед отправкой в «Кроноцкий» на третий лисий сезон Анна рассказала нам о своей жизни в заповеднике, бок о бок с лисами и медведями.

— Вы отработали на Камчатке два лета. Какие за это время сделали открытия?

— Для меня все открытие. Я ведь не работала до этого с лисицами. Одно дело статьи читать, а другое дело — наблюдать вживую. Про поведение лисиц есть очень много литературы, а про онтогенез щенков в дикой природе почти ничего. Например, методики исследования я брала из статей про койотов. Правда, авторам было проще: они имели возможность метить щенков и наблюдать за ними на расстоянии. Я же в заповеднике отловить и метить не могу. В 2013 году лисят было всего три, поэтому работать, несмотря ни на что, было просто. А в 2014 году, когда лисят было много, я их индивидуально не различала, а значит, могла фиксировать только общие вещи. Поэтому разработанные методики приходилось адаптировать под мою ситуацию.

Лисы хоть и относятся к псовым, не образуют стаи, как волки. Они считаются одиночками, хотя на самом деле склонны к диадным связям. В литературе преимущественно описываются классические брачные пары «самец-самка», которые живут на одной территории, воспитывая детенышей. Потом те вырастают, расселяются, а пара остается на своей территории. Считается, что лисы моногамные, и пары могут держаться вместе много лет. Это классическое представление об экологии лис. В реальности же есть множество вариаций. Многое зависит от особенностей среды, где они обитают, от плотности популяции лис в этот момент, от рельефа и типа местности, от плотности и распределения кормового ресурса.

— А почему вы выбрали Камчатку, ведь лисы есть и в Подмосковье, да и ближе будет?

— Изучать поведение диких лис так подробно можно лишь в заповеднике. Только здесь, не пуганные, они подпускают человека ближе, чем расстояние выстрела, тем самым показывая, что человек им незнаком, как истребитель живого. Впрочем, и здесь не все так просто — есть свои особенности и нюансы. А для чистоты эксперимента и результатов нужна была полная оторванность животных от цивилизации на протяжении нескольких поколений. Именно поэтому я выбрала Камчатку. Я сама связалась с заповедником, рассказала, что написала диссертацию по поведению волчат, что мне интересен онтогенез поведения псовых. И вот в 2013 году поехала туда в первый раз изучать лисиц.

— Как вас встретили в заповеднике?

— Уже после прилета в Петропавловск-Камчатский мне сообщили, что не смогут выделить инспектора-напарника для работы на кордоне, хотя в целом заповеднику такая работа интересна: «Если вы справитесь одна, то пожалуйста». И я согласилась. Заповедник меня очень хорошо поддержал, они организовали всю логистику, доставку до места и обратно, обеспечили топливом и даже по чекам оплатили всю купленную на весь сезон еду. Это то, что своими силами я бы ни за что не потянула, и я им за это очень признательна.

Екатерина Блидченко и Анна Ячменникова. 

— Вы с самого начала жили на кордоне одна?

— Самый первый месяц у меня была вводная программа. В это время мы жили вдвоем — я и орнитолог Федор Казанский. Потом он улетел, и еще два месяца я была там уже одна. Раз в неделю приезжал навестить инспектор с соседнего кордона. Каждое утро и каждый вечер я отчитывалась по рации, что жива и здорова. На второй год я пригласила поучаствовать в проекте свою коллегу из ИПЭЭ РАН, Екатерину Блидченко, с которой мы работали на волчьем проекте на биостанции «Чистый лес» и в рамках проекта по реабилитации тигрят-сирот в Приморье. В этом году мы какую-то часть времени мы отработаем с Катей вдвоем, потом она улетит в Москву, а я останусь наблюдать за своими лисами и обучать студентку из МГУ им. М.В. Ломоносова, чья бакалаврская работа посвящена исследованию особенностей игрового поведения лисят. Я являюсь ее научным руководителем и этот полевой сезон во многом посвящен ее практической работе.

— Наверняка наблюдать растущих лисят чрезвычайно увлекательное занятие?

— Еще бы! У лис очень богатое поведение. Самая интересная пора — период взросления. Я имею в виду то время, когда у лисят начинается период формирования способности к экстраполяции. У них нет охоты в группах, как у волчат. В этот период они учатся рыть норы. Можно подумать, что у лисицы все просто: выбрала место и давай рыть, роет-роет, в какой-тот момент пробивается наружу, где и получается второй выход. На самом деле все иначе: сначала лиса выбирает место снаружи для выхода из норы, чтобы там были кустики, и выход ниоткуда не был заметен, но чтобы при этом был на возвышенности, и ей оттуда было видно все. Лиса выбирает и делает маленькие покопки — черновые ходы. Это своего рода разметка. И потом каким-то немыслимым образом, наверное, имея 3D-модель в голове, все эти ходы соединяет под землей. Для этого нужно иметь глубокую способность к экстраполяции, к прогнозированию в трехмерной среде. У маленьких лисят, разумеется, такой врожденной способности нет, и они тренируются. Бывает смешно, когда они копают-копают и выкапываются не там, где хотели. Они честно сделали два начальных отнорка с разных сторон и честно копали с одной стороны и с другой стороны, но в итоге не встретились. А бывает, что у них еще и свод обваливается. На морде в этот момент написано такое разочарование. У лис действительно очень богатая мимика, которая легко читается.

— А что происходит с лисятами в первые несколько месяцев жизни?

— На Камчатке лисята рождаются в самом начале июня. Рождаются слепыми. На 10–14-й день у них открываются глаза. После первых 2,5–3 недель жизни они выходят из норы. С момента рождения каждые 3–4 часа мама приходит к ним в нору и кормит молоком. А когда лисята начинают выходить на поверхность, она уже не залезает в нору, а подзывает их, утробно хрипло поскуливая. А вот если она уже поскулила, и потом вдруг обнаружила опасность, она резко кашляет, и все прячутся. Кашляет, кстати, как старый дед. Когда лисята вылезают, мама их кормит и находится с ними от 5 до 40 минут. Если лисят много, на всех молока может не хватать. Тогда они едят «по графику через раз».

В начальный период лисята находятся на поверхности только в момент нахождения рядом мамы. Позже, в возрасте 3 месяцев, когда мать приносит им еду, они приветствуют ее, но после ее ухода остаются на поверхности и играют, пока не устанут. Они сами прячутся, сами оценивают опасность и все остальное.

Анна Ячменникова со знакомыми лисами. 

— Как они играют?

— Когда лисята маленькие, в возрасте 3–4 недели, они играют в «Царя горы»: кто первый вскарабкается на мать повыше и удержится на ней подольше. В 4–5 недель эта игра пропадает и большую часть игрового времени уходит на силовые взаимодействия. Смысл игры заключается в том, что лисята борются, вставая на задние лапы, обнимая друг друга передними и захватывая ртом боковую часть шеи оппонента. Игра длится, пока один из лисят не опрокинет второго. В возрасте 5 недель появляются игры с элементами мышкования: лисята ловят травинки, насекомых, воображаемые объекты охоты, иногда мышкуют друг на друга (тренировки в будущей охоте). В этот же период становятся наиболее частыми игры на скорость, догонялки. Эта игра сохраняется дольше всего, она отмечалась у щенков вплоть до возраста 10,5 недель. По мере взросления и в период формирования способности к экстраполяции, т.е. после 8 недель, появляются игры в прятки: когда один лисенок прячется в нору, а другой поджидает его или должен «вычислить», из какого отнорка тот появится. А когда лисята уже выучили повадки друг друга, они ищут другие подвижные объекты для игр, например играют с воронами.

— Это своего рода лисьи ясли. Следующий этап — наверняка освоение окрестностей?

— Сначала лисята начинают ходить за мамой на прогулки. Она их водит от норы к какой-нибудь точке и обратно. Таким образом, рисует им во все стороны от норы маршруты, которые они осваивают. Нора является центром осваивания территории. Иногда бывает, что лиса уводит лисят довольно далеко, на километр, и бросает, делая несколько огромных прыжков с места, иногда метров по пять каждый и исчезает. Лисята физически еще не могут так скакать и теряют ее. Они должны сами сообразить, что надо вернуться по своему собственному следу, и других вариантов нет, поскольку запах матери они найти не могут. Так лисята вынужденно запоминают дорогу, по которой уже ходили. Потом по этой тропинке они несколько раз ходят сами, а мама ведет их в какое-нибудь другое место.

— А когда у лисят начинаются социальные игры?

— Как бы «охотиться» друг за другом лисята начинают, когда им примерно два месяца и неделя. Но социального взаимодействия, как у волков, у лисят нет. Есть деление, кто сильнее — кто слабее, а отношений доминирования-подчинения и ритуализованного общения друг с другом нет вообще. Элементы подчинения отмечаются только в отношениях мать-детеныш. В итоге обучение формированию социальной системы происходит сжато и максимально упрощено (если сравнивать с волчатами, например) и уже осенью первого года молодые лисы расселяются по территории.

Окрестности кордона «Аэродром». Лисята у норы.

— Расселение — это как ни крути уже начало взрослой жизни. Я слышала, что у лис существует так называемое «помощничество», то есть когда подросшие щенки остаются с родителями.

— Такое встречается. Не поголовно, конечно, но в литературе описано. Это интересно, ведь если лисы не живут в больших группах, почему тогда родителям помогают подрастающие потомки. Некоторые в силу особенной привязанности не расселяются, а остаются с родителями и помогают выращивать своих младших братьев и сестер. Если рассуждать в терминах социобиологии на уровне энергетических вкладов, то они отказываются от вклада в собственное размножение, во имя поддержания генов таких же, как у них, во имя выживания братьев и сестер. По сути, их энергетический вклад происходит в ту же генетическую систему, как если бы они размножались сами.

— Видимо, сосуществование Луизы и Алисы, дочки-матери, о которых столько писал в своем блоге фотограф и сотрудник заповедника Игорь Шпиленок, как раз пример такого содружества?

— В общем — да. За два года на Камчатке я наблюдала 3 разных семейных ситуации. В 2013 году была Алиса со щенками и был самец, который участвовал в воспитании щенков, хотя я и не могу гарантировать, что он являлся их отцом. И была Луиза — старшая дочь Алисы, которая помогала этих щенков выращивать. В 2014 году я наблюдала классическую лисью семью на океане: пару самец-самка с четырьмя щенками. А Луиза и Алиса в тот год размножались на одной территории в разных норах, и обе принесли много щенков: 6 и 7 — на двоих 13 лисят. Самца с ними не было, и в какой-то момент они свои выводки объединили.

— 13 лисят даже на двоих — это же очень много!

— Вообще у лис может быть до восьми щенков в одном выводке, но все выживают редко. Это зависит от того, насколько холодной была зима, от плотности грызунов (основного корма). В 2014 году этим двум самочкам было очень тяжело. Они никак не могли наносить еду на всех щенков, чтобы всем хватало. Щенки Лизы были старше на 5 дней, чем щенки Алисы, поэтому, когда выводки объединились, они сильно отличались по размеру. С одной стороны, они охраняли маленьких — случались моменты, когда они фыркали, предупреждали об опасности, а вот еду они им никак не уступали и даже наоборот. Поэтому маленькие и дальше бы хирели, а старшие росли и процветали, если бы их специально отдельно не поддерживала мать.

— Лиза и Алиса — разные? В смысле реализации своего материнского инстинкта.

— У них был очень разный подход к воспитанию детенышей. У Алисы был уже богатый материнский опыт, а Лиза буквально с ума сходила от такого количества детей. Она очень уставала: приходила, кормила их и сразу уходила, буквально убегала галопом куда-нибудь спать, мгновенно отрубаясь. А щенкам было явно мало взаимодействия с матерью. Они были гипервозбудимые, пытались возместить друг на друге недостаток общения с матерью. Иной раз такие взаимодействия были очень жесткие. Алиса же, наоборот, очень терпеливая, даже флегматичная: по ней ходят, ее жуют, а она лежит и терпит. Поэтому и щенки у нее были совсем другие по характеру, более уравновешенные и, как следствие, развивались по-другому, у них было больше дружелюбных контактов, не была обострена конкуренция внутри группы.

— А какими были отношения двух матерей?

— Когда самка кормит молоком, она — ярко доминантная особь. А когда две самки кормят молоком, они обе — доминантные на своей субтерритории. И они серьезно дрались. И никакого подчинения младшей Лизы старшей Алисе не было. А потом, когда у них стала снижаться молочность, гормоны перестали руководить мозгом, вернулись и прежние отношения: подчинение младшей самки перед старшей, пропали жесткая конкуренция и агрессия друг к другу. Только после этого произошло объединение выводков.

Окрестности кордона «Аэродром». Лисы. 

— Вы фактически жили бок о бок с лисьими семействами. Неужели они настолько ручные, что приходят прямо к кордону?

— Кордон «Аэродром» входит в одну из точек, где обитает лисье семейство. Вполне может быть, Алиса всю свою жизнь возле кордона закапывала еду, логично полагая, что человек с ружьем будет лучше охранять ее, чем если она будет закапывать просто в тундре. Казалось бы, это удобно для наблюдений, только меня это отнюдь не радовало, потому что медведи приходили эту еду раскапывать. В итоге во дворе постоянно что-то происходило. Когда я на кордоне жила одна, медведи меня вообще за человека не считали.

Они воспринимали меня как животное, которое поселилось на этой территории. Однажды я пошла в баню. Намылилась и вышла голышом, чтобы нырнуть в речку — я же одна живу, кого мне стесняться! А на ступеньках сидит мишка. Оказывается, он пасся на берегу реки в траве. Я кричу на него: «Это мой двор! Иди отсюда!» А он на меня смотрит, дескать: «Ты хоть себя видела? Чего верещишь? Я тебя все равно не боюсь». А я в тот раз даже ружье с собой не взяла. В итоге долго потом в этой бане сидела. После того случая стала регулярно траву косить, чтобы было видно, кто там ходит.

— А как же быт? За водой или в туалет всегда с ружьем ходить?

— Да. Но к этому привыкаешь. Кто-то ходит с фальшфейером, а я все время ходила с ружьем. Пару раз я его забывала, но каждый раз природа напоминала мне, что надо всегда быть начеку. Первый месяц, когда здесь жил орнитологом Федя, медведи во дворе не появлялись. Два человека для них ощутимо. Когда он уехал, я продолжала жить в вагончике, а говорить по рации ходила в домик. И вот в первое же утро я пошла к рации, а ружье оставила в вагончике. Поговорила, поставила чайник и хотела сходить в вагончик. А был очень сильный дождь. Открываю дверь, а прямо передо мной в пяти метрах медвежий зад. И это было настолько неожиданно, он настолько бесшумно пришел, что у меня случился легкий шок, резкое замедление времени. Я хорошо запомнила медленно падающий дождь, который ручейками собирается в водопады в свалявшейся медвежьей шерсти, капает и разбивается крупными каплями о его пятку. За эту минуту для меня прошло полчаса. Потом закрыла дверь и пошла пить чай, пока он не ушел.

— К наличию медведей быстро адаптировались?

— Не сразу. Бывало, выходишь в 5 утра в туалет в розовой пижаме, а прямо на пороге играют медвежата. А из кустов мама вылезает: «Что ты тут делаешь? Видишь, у меня тут дети играют?» — «Я тут живу. Уводи их отсюда!» — «Это я тут живу. А это мои медвежата. Чего это я должна их забирать?» В итоге медведь все-таки уходит, но заснуть потом уже совершенно невозможно. А от резкого выброса адреналина потом болит голова. Второй год был намного проще. Понятие нормы для меня совершенно изменилось.

— Медведи понимают речь?

— С ними работают те же подходы и интонации, как с жеребцующимся конем, если он видит издалека кобылу и к ней несется. Должен быть уверенный голос, четкое объяснение, что ты хочешь. Интонацию звери очень хорошо понимают. Еще мне помогало ржавое листовое железо, по которому можно колотить. Например, по бочке, в которой сжигали мусор. Медведям этот звук неприятен.

— Были моменты, когда приходилось отпугивать медведей выстрелами?

— За все первое лето я стреляла всего один раз ракетой. Это была случайная встреча, еще когда Федя не уехал. Я на косе картировала лисьи норы, а Федя на болоте — гнездовые территории крачек. Федя увидел медведя в бинокль, когда он был еще довольно далеко от меня. А мне ничего не было видно из-за обрывистого берега. В итоге мы с мишей вышли в десяти метрах друг от друга. Для него это один прыжок. Я начала с ним говорить, а он хотя и знает, что надо бояться человека, меня с человеком, наверное, не проассоциировал. Человек — это мужик с ружьем, а я — непонятно что. Выйти на ветер, чтобы на него накинуло мой запах, я не могла, потому что в этом случае мне нужно было бы спрыгнуть с обрыва. И я ждала, что медведь что-то предпримет. А он, вместо того чтобы предпринять что-то нормальное, побежал ко мне радостным галопом. Наверно, знакомиться. Собственно, движение галопом он сделал одно, поскольку дальше бежать уже было некуда, дальше уже я была. В итоге я выстрелила в его сторону ракетой из ружья практически в упор, ракета воткнулась между его передних лап, напугав вспышкой и запахом пороха. Он чихнул, фыркнул, в прыжке развернулся и убежал. Я так поняла, что у Феди, который наблюдал это все в бинокль с расстояния в километр, адреналина было гораздо больше, чем у меня. Он сразу же ринулся меня спасать, но из-за полного отлива приехал, как мне показалось, часа через полтора. Я была готова к любой его реакции, но тогда первыми словами были: «Ты что, с ума сошла в заповеднике стрелять в медведя?» Я была готова к словам «молодец, что не растерялась», «молодец, что не умерла от страха», к грубой шутке «не надо ли стирать штаны», но не к такому. На мой вопрос: «А что я должна была сделать?» Последовал ответ: «Что-нибудь нормальное». В общем, этим своим ответом он меня вверг в ступор. Сейчас я уже понимаю, что у него просто был шок.

— По идее, летом медведи не должны быть агрессивными?

— В отличие от медведей средней Сибири, на Камчатке медведи совсем не агрессивные, а напротив, добрые и спокойные. В Сибири принципиально другой уровень конкуренции за ресурсы, там медведи сильно территориальные и воспринимают человека как полноценного конкурента. А на Камчатке сытые, спокойные мишки, люди их не обижают. Поэтому несмотря на высокую плотность медведя, у них очень низкий уровень территориального поведения и малые участки (например, рыболовные) или их вовсе нет. Вся опасность заключается в том, что это малопредсказуемый, сильный зверь, который чувствует себя хозяином и сам принимает решения, что ему делать. И если ты будешь невнимательным и допустишь ошибку, которую он неправильно трактует, то можешь пострадать.

— В каких ситуациях опасен медведь?

— Если есть добыча, которую он охраняет, или детеныш у самки, если зверь ранен и в период гона. Самка в охоте, идет и пахнет. А за ней по этой же тропе с промежутком в полдня идет самец. И если ты по какой-то причине на эту тропу вышел между ними, особенно если ты мальчик, то самцу это может очень не понравится. Для тебя это будет немотивированная агрессия, а для него — очень даже мотивированная: чего ты идешь за моей самкой?! C девочками — по-другому. Обязательное условие при работе с крупными хищниками для меня как женщины: особые периоды месяца ты сидишь дома и не вылезаешь, поскольку в какой момент хищника может перещелкнуть на запах крови — неизвестно. При этом медведи не воспринимают человека как добычу. Человек — это не пищевой ресурс. Просто у всех хищников есть врожденная реакция на кровь. Кровь — это связано с едой, это пищедобывательное поведение. В этот момент просто включается инстинкт.

— Как по поведению можно понять, что у медведя на уме?

— Я сначала не понимала, потому что у медведя очень бедная мимика, и непонятно, что происходит в голове, что он намеревается делать. Но постепенно освоилась. Вообще все животные по возможности уклоняются от того, что им не нужно, в том числе от контакта с людьми. Медведь знает, что ему нужно размножиться, накопить жира, залечь в спячку. Все, что нужно для этого, он делает. Остальное ему не нужно, и он по возможности этого избегает. Вот, например, я ему не нужна. Драться со мной бессмысленно, я не представляю для него интереса. Что он может получить в ответ, он не знает. А зачем проверять? Но есть молодые трехлетки, которые долго ходят с мамой и привыкают, что маму все боятся. Потом мама уходит, они остаются одни, но ничего не боятся, потому что привыкли, что они банда, и начинают заново открывать для себя мир: лезут, куда не надо, получают по ушам и по носу. Модель мира, конечно, у них при этом несколько меняется. Медведи очень уравновешенные звери и поведение у них стабильно, т.е. моменты смены поведения нечасты. Если некоторое время наблюдать за особью, то становятся понятны ее ближайшие намерения и состояние: кормится зверь, или куда-то целенаправленно идет, или рыбачит, или общается с сородичем, или маркирует территорию. Важно определить, как себя вести, чтобы им не помешать и одновременно достичь своей цели.

— Какие основные правила поведения на медвежьей территории?

— Если ветер дует не от тебя в сторону медведя, а на тебя, то надо привлечь его внимание, чтобы избежать неожиданной встречи. Медведи близорукие, и основной ориентир для них — запах. При этом если ты видишь, что он к тебе не идет, но в целом движется в направлении тебя, то эту безопасную дистанцию лучше сохранять. Если медведь все-таки начал сознательно сокращать дистанцию, важно помнить, что до непосредственного взаимодействия у него всегда есть некоторое количество демонстраций того, какой он крутой и сильный. В случае территориального поведения — у него меняется походка, он старательно выворачивает лапы, сильно вдавливая их в землю и оставляя круглые следы. Это территориальные метки. Он раздувается, шерсть вздыблена. Идет медведь очень быстро и одновременно мягко и плавно. У него отличная проходимость, он может быстро перемещаться по совершенно невозможному субстрату: по болоту, по кедровому стланнику, где человеку запросто можно ноги переломать. А он идет по ним, как по трассе. В этот момент категорически нельзя убегать. Бежать можно только навстречу, но в этом тоже есть определенный риск — вдруг он не свернет? Медведицы с медвежатами могут делать намеренные «пугающие» предупреждающие броски, без намерения тебя повредить. Но убегать или поворачиваться все равно нельзя. Нет никого отважнее матери, обороняющей своего отпрыска. Это другой тип поведения, оборонительный, чреватый неприятностями для человека. Кроме того, для всех хищников справедливо то, что прямой взгляд в глаза — прямой вызов к состязанию. И лучше не смотреть зверю в глаза, а смотреть расфокусированным взглядом поверх его головы или в сторону. Показывая, что ты его видишь, но не претендуешь на его ресурс.

— После того случая на океане вам доводилось сталкиваться с медведем в полях?

— В первый год я как-то сидела на лисьей норе и очень увлеклась. Наблюдение — очень эмоциональное занятие и, бывает, ничего не успеваешь, поскольку надо сформулировать и произнести вслух на диктофон то, что ты видишь, причем сформулировать верно. А лисята часто шарятся в кустах и пропадают из поля зрения. Я наговаривала все на диктофон по часам (соблюдая минуты и секунды), важно было не отвлечься. Вдруг лисята спрятались в нору, и сзади кто-то чихнул. Я поворачиваюсь, а там довольно близко стоит медведица с двумя медвежатами. Она просто пасется и меня не видит, поскольку я сижу в ямке. Вместо того, чтобы тихо уйти, пока она меня не видит и не почувствовала запах, я встала, вскинула ружье и крикнула: «Эй, я здесь!»

— Страшно было?

— Стыдно. Стыдно было перед лисой, которая не спряталась в нору и смотрела на меня с презрением. С презрением за то, что я привлекаю внимание к норе. Потом она со мной три дня не разговаривала, не приходила на двор, не позволяла наблюдать лисят. Я даже подумала, что все испортила, больше не увижу лисят вовсе и ужасно переживала. А потом, когда я приходила на нору, она делала вид, что больше там не живет. Значит, до этого она знала, что я рядом и наблюдаю лисят. Видимо, сначала она путала меня с фотографами, потому что когда я приходила с фотоаппаратом, молодая лиса специально приводила лисят фотографироваться, потом уводила их спать и на этом мои наблюдения заканчивались. Я переживала, что влияю на их поведение и не могу записывать естественный процесс. Стала вести наблюдения из укрытия, чтобы минимизировать воздействие. И они поняли, что мне важно видеть, что у них там происходит, а картинки — это вторично. И она перестала прятать лисят, чтобы я могла их видеть. Из-за этого доброго отношения ко мне чуть не произошла трагедия. Вот тогда мне по-настоящему было страшно.

— Что это за история?

— Это произошло в первый год. Я всегда знала, что хорошее отношение диких зверей к людям никогда ничего хорошего зверям не приносило. Во время очередных наблюдений с соседнего бугра заметила, что лиса повела двоих лисят на охоту в сторону кордона, третий у норы остался. И тут я вижу в бинокль, что у домика пасется медведь, и Алиса его не замечает. И медведь вдруг как рванул влево, потом вправо. Я поняла, что он гоняется за лисятами! А я ничего сделать не могу, до них больше километра. Только в бинокль смотрю, как мечутся по траве мои апельсиновые шарики. Вот мелькнули два хвостика, увернулись, разбежались, снова рывок и медведь застыл на месте. Поймал?.. И только один маленький хвостик несется позади убегающей Алисы. Не понимая, что делаю, я помчалась по болоту к медведю. Добралась до места через полчаса. Медведь мирно пасся и он, в общем-то, ни в чем был не виноват. Он тоже есть хочет. Но когда я увидела Алису с одним лисенком, мне стало не по себе. Она подбежала ко мне, скулит, в глаза заглядывает, ее колотит всю. Я же видела, как она мастерски уводила лисят, как прыгала, чтобы медведя отвлечь. Но лисенок остался только один. Самое ужасное было осознавать, что она вела их ко мне — вроде как знакомиться, чтобы они меня не боялись. И из-за этого подвергла их опасности и, может, погубила одного. И вроде бы я не виновата ни в чем, кроме того, что лиса ко мне слегка привязалась, а на душе погано. Я отправила ее искать детей. Она убежала, поскуливая. Я вечером на нору сходила, но нашла там только двоих лисят.

— В итоге что случилось с третьим?

— Я нашла его через день. Он в панике убежал далеко в другую сторону и потом почти три дня шел домой. Очень тощий был, охотиться-то они еще не умели толком. Но он жил в небольших времянках — такие неглубокие норы на 1-2 выхода, непогоду переждать, от врага укрыться, передневать. Хорошо, что все обошлось, но я вспоминаю тот случай. Конечно, ученый вроде как не должен вмешиваться в жизнь дикой природы. Однако наука не должна становиться препятствием для человека оставаться человеком.

— А зачем вы вообще пошли в науку? Нынешняя молодежь сейчас предпочитает более денежные специальности. Зачем вам полевая жизнь?

— Мне нравится довольно простая вещь: я люблю смотреть на животных и понимать их. Вот и подумала, что надо идти в профессию, связанную с животными. Зачем целый год зарабатывать кучу денег, чтобы потом всего месяц отпуска в году заниматься тем, что люблю по-настоящему и все средства тратить на это? Зачем все усложнять, если можно сразу выбрать занятие по душе? Ведь это такое счастье — наблюдать за свободными животными вне клеток и вольер. Они учат и меня быть свободной от клеток, которые нам навязывает общество.