Разгром СССР Горбачев проводил в темпе драп-марша

19 февраля 2009 года Михаил Сергеевич Горбачев выступал в одном из московских вузов, а потом раздавал автографы. Один студент подошел к нему с просьбой подписать не книгу, а холст, и нарисовать что-нибудь. Бывший генсек роспись сделал, а рисовать отказался: «Нарисуй сам». Ну студент и нарисовал. Черным маркером на холсте выведено: «ПРОСТИТЕ» и подпись: «М. Горбачев. п. СССР».

Намерение аукционного дома «12-й стул» продать этот своеобразный арт-объект вызвало противоречивую реакцию в Сети. Одни возмущены и считают, что Михал Сергеича, по сути, подставили, написав что-то без его ведома. Другим не нравится содержание написанного, и они реагируют коротко и ясно: «Не простим». Пока «горбимания» царила за границей, у нас в стране не было ничего подобного, а после 1991 года холодок в отношениях и вовсе сменился «горби-хейтерством». Последний глава СССР воспринимается как главный виновник всех последующих проблем и неудач – его репутация даже хуже, чем у Бориса Ельцина, хотя танковых расстрелов в центре Москвы он не устраивал. В чем же причина?

Как ни странно, выставленный на продажу арт-объект в миниатюре отражает главную претензию к Горбачеву. Он воспринимался и воспринимается как человек, который подписывал, не глядя и совершенно не задумываясь о последствиях, вещи поважнее студенческого холста – международные соглашения, сформулированные столь нечетко, что, по сути, они представляли собой сдачу принципиальных геополитических позиций страны.

Достаточно вспомнить одностороннюю ликвидацию советского военного и политического присутствия в Германии. Горбачев не просто разрешил ГДР полностью отказаться от социализма и слиться с Западной Германией, не просто разрешил объединенной Германии быть членом НАТО, не просто отдал приказ о выводе советских войск, при том, что американская оккупация Германии сохраняется по сей день, но еще и не получил никаких гарантий нерасширения НАТО на Восток. Иными словами, подписал чистый холст, по которому Буш и компания могли рисовать какие угодно контуры нового мирового порядка. И американцы оказались отнюдь не столь великодушны, как московский студент – они написали на этом холсте: «Русские проиграли и за всё заплатят».

Вклад Горбачева в геополитический разгром СССР и последующее глобальное унижение России был огромен и состоял именно в том, что генсек, по сути, возглавил глобальное геополитическое отступление советской империи и вел его в темпе драп-марша, совершенно не закрепляя позиций, не сохраняя минимально выгодных для страны условий. Со стороны это всё производило впечатление краха и развала.

На деле всё было, конечно, гораздо сложнее. Объективно Советский Союз не мог поддерживать ту широкую геополитическую дугу экспансии, на которую вышел за годы холодной войны. Серьезное военное и политическое соревнование с США и западным блоком стоило для сжимавшейся советской экономики невыносимо дорого. При этом её темпы снизились до уровня, который практически можно было приравнять к спаду. С 1984 года ВВП СССР в долларовом выражении стал неумолимо сжиматься на фоне снижения мировых цен на нефть. Иными словами, СССР 1980-х просто не мог себе позволить быть сверхдержавой, и ему нужно было ослаблять противостояние и выходить из холодной войны.

Однако способ выхода, который избрал Горбачев, оказался самым унизительным и катастрофическим из возможных. Отовсюду мы уходили поспешно, не сохраняя зацепок, не умея «продать» своё отступление втридорога.

Некоторые ситуации и вовсе были абсурдными – скажем, данные указывают на участие советских спецслужб в «демократической революции» в Румынии, закончившейся расстрелом Николаэ Чаушеску. Часто говорится, что это было сделано по личному решению Горбачева. Хотя румынский диктатор давно уже отвязался от Москвы и сохранение им власти никак не влияло на геополитические расклады к нашей невыгоде. Значительным было давление Горбачева и на руководство ГДР, ускорившее коллапс самого ценного советского союзника в Европе.

Плановый отход, каким должна была быть перестройка, превратился в тотальное паническое бегство, которое и Западом, и нами самими было засчитано как поражение. Горбачев уступал, уступал и уступал, при этом... используя для уступок весь инструментарий, доступный всесильному советскому генсеку – силу спецслужб, беспрекословность партийного аппарата, мощь пропагандистских излучателей.

Сперва он не терпел вообще никакой критики, потом допускал критику «слева», со стороны радикальных демократов, и всё больше прогибался под их давлением. Зато против критики «справа» со стороны защитников единства Союза, сторонников поэтапности преобразований, четкого патриотического курса Горбачев всегда был стоек – до конца его правления они так и оставались маргинальной оппозицией, практически не имевшей возможности повлиять на народ.

Показательна в этом смысле роль Горбачева при обсуждении брошюры Александра Солженицына «Как нам обустроить Россию». Четкий план писателя-националиста – собрать в один кулак русские республики, обеспечив цивилизованный развод на своих условиях с остальными, был фактически запрещен для публичного политического обсуждения лично Горбачевым. Формально генсек (к тому моменту уже «президент СССР») боролся за единство и целостность Союза, на деле же его борьба шла всё дальше и дальше по пути полного распада уже и России.

Генсек ухитрялся бороться за единство СССР там, где терять уже было нечего, устроив сначала экономическую блокаду, а потом ввод войск и кровавое побоище в Литве, где было немного русского населения. Зато сопротивление прибалтийскому сепаратизму там, где русских была половина населения – в Латвии и Эстонии – ограничилось сразу же преданным Москвой выступлением рижского ОМОНа. Горбачевская кадровая политика готовила и отделение Украины – в 1990 году генсек забрал в Москву безликого уроженца Полтавы Ивашко, который, конечно, ни на какую незалежность не решился бы. На его место был поставлен энергичный уроженец Польши Леонид Кравчук, с энергией танка осуществивший вековую мечту всех врагов России – международно признанную «независимость Украины».

Выступление ГКЧП остановило Михаила Сергеевича в одном шаге от провозглашения нового «союзного договора», по которому автономные республики уравнивались в правах с союзными. Генсеку казалось, что он тем самым принуждает союзные республики и, прежде всего, Ельцина оставаться в составе СССР, а на деле мостил дорогу к полному распаду и России тоже – союз его затея не спасла бы.

Горбачев, казалось, вообще не понимал, что он делает. И до сих пор, глядя на этого человека, трудно поверить в теорию заговора, в то, что он «продал СССР» за Нобелевскую премию, за какие-то жирные куски. Несомненно, Запад высоко ценил и ценит человека, который смог обрушить Советский Союз и коммунизм, не дав возродиться на их месте полноценной России. Но вряд ли с Горбачевым действовали подкупом, и вряд ли он субъективно когда-либо осознавал, что совершает предательство.

Трагедией Горбачева и нас всех было то, что он оказался идеальным советским человеком. Весьма показательно, что СССР рухнул при первом же генсеке... родившемся в СССР и не нюхавшем даже воздуха старой России. Он лишен напрочь какого-либо национального самосознания – нигде и ничто никогда не выдавало в Горбачеве того, что он русский. Он не отождествлял себя с нацией и её историей, всегда подчеркивал свой атеизм. Он представляет собой редкий даже для советского человека тип, в котором обычная для всех смесь «советское + русское» была совершенно лишена второго компонента.

Между тем, если из советского человека вынуть русское, что останется? Остается безродный космополит с левым оттенком. Вся партийная риторика строилась на том, что общечеловеческое выше национального, что мировые глобальные задачи важнее узкого русского эгоизма, каковой советская власть тщательно подавляла с первого и до последнего своего дня. За вычетом национального русского начала рознь с Западом держалась только на идее «классовой борьбы», совершенно выдохшейся уже к концу 1960-х годов. И когда классовый фактор перестал действовать, верному безнационал-коммунисту Горбачеву ничто не помешало превратиться в становившегося с каждым годом всё более карикатурным безродного космополита.

Горбачев делал вещи, которые, в общем, должен был сделать любой нормальный человек на его месте – высвобождать народный ум и народное слово, развинчивать гайки абсурдной экономической системы, снижать неадекватные оборонные расходы и переставать растрачивать народные деньги и народную кровь на распри первобытных племен, одно из которых успевало прикрыться красным флагом. Но всё это он должен был делать во имя понятных русских национальных ценностей – во имя сбережения народа, во имя трансформации СССР назад в Россию, во имя восстановления русской культуры. Но, не имея в себе ничего национально русского, Горбачев предпочел всё это делать во имя и в интересах «мирового сообщества», не приходя в себя от кайфа международной горбимании – премии, приемы, чтение сказки «Петя и Волк» – все мыслимые побрякушки вселиберальной пошлости.

В итоге его правление закончилось тем, что Иосиф Бродский описал ёмкой формулой: «Мы все теперь за границей». Заграница была всюду, включая самый центр Москвы – это было счастьем для единиц и проклятием для сотен миллионов, обернувшимся гибелью многих из них.

Когда в 1996 году отставной генсек записал вместе со своей покойной ныне женой трек «Счастье есть», я вдруг вспомнил Ницше и осознал страшную истину. Похоже, все последние годы последним вождем СССР был Последний Человек, о котором говорил Заратустра.

«Горе! Приближается время, когда человек не родит больше звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя.

Смотрите! Я показываю вам последнего человека.

«Что такое любовь? Что такое творение? Устремление? Что такое звезда?» – так вопрошает последний человек и моргает.

Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий все маленьким. Его род неистребим, как земляная блоха; последний человек живет дольше всех.

«Счастье найдено нами», – говорят последние люди и моргают».

Последнему человеку так и недостало мужества попросить последнего прощения. За него это сделал кто-то другой. Он же лишь, как обычно, подписал белый лист.