«Эти художники — любят»: взлет и падение «Нового общества художников»

В дореволюционном Петербурге, полном культурных контрастов и экспериментов, художники искали новые формы самовыражения. На фоне бурных бальных вечеров и революционных потрясений «Новое общество художников» (НОХ) стало глотком свежего воздуха для тех, кто хотел освободиться от навязанных эстетических оков и строгих рамок жюри.

8 февраля 1904 года в залах Академии наук открыла свои двери новая выставка. В отличие от других культурных событий Петербурга, представленные на ней работы удивляли своей эклектичностью. На стенах висели портреты Бориса Кустодиева, деревянные гравюры Василия Кандинского, скульптурные композиции Леонида Шервуда, полотна Михаила Врубеля. Сам зал был украшен цветами, драпировками и вышивками и привлекал внимание, но не удивлял искушенных зрителей. Это был вечер «Нового общества художников».

НОХ было основано в 1903 году под руководством бывшего выходца из Академии художеств, ученика и ассистента Репина Дмитрия Кардовского. Как отмечал критик того времени, «Новое общество художников» возникло как-то вдруг, без предварительного шума». Оно не стремилось к громким идеологическим и философским заявлениям, его цель была куда прозаичнее и не менее возвышенной — создать пространство, где искусство могло существовать свободно от академической бюрократии и диктата жюри. Таким образом НОХ хотел поддержать молодых и уже состоявшихся творцов нравственно и материально.

Либеральный подход позволил собрать под крылом «Общества» разношерстную подборку художников и архитекторов: Михаила Врубеля, Бориса Кустодиева, Василия Кандинского, Алексея Щусева, Евгения Лансере, Владимира Щуко и многих других. Некоторые из них были уже знамениты, остальных ждало светлое будущее. За время существования НОХ на его площадке выставлялись более 200 художников.

Особую роль в истории НОХ занимает чета Дмитрия Николаевича Кардовского и его жены Ольги Людвиговны Делла-Вос-Кардовской. Они стали главными идейными учредителями «Нового общества художников» и так или иначе принимали участие в организации каждой выставки. Их дочь Екатерина в воспоминаниях пишет: «...совсем особенное настроение начиналось в нашем доме, когда приближался срок очередной выставки «Нового общества художников», председателем которого был папа. Собрания членов обычно происходили у П.И. Нерадовского. А дома в виде отголосков начинались разговоры о жюри, подрамках, о поисках помещения и т.д. Мама и папа всегда участвовали в развеске картин».

В 1907 году Дмитрий Николаевич получил должность преподавателя в своей собственной мастерской в Академии художеств, которая не зависела от Репина. Параллельно, из-за проблем со здоровьем дочери, Кардовским пришлось переехать в Царское Село.

Жизнь в пригороде Петрограда оказалась полна событий. Кардовские вели активную светскую жизнь, не пропускали премьеры в столичных театрах, соседствовали с Гумилевыми и постоянно крутились в кругах художников и литераторов. Их дом на Конюшенной, 33, посещали Василий Шухаев, Константин Сомов, Анна Ахматова, Николай Гумилев, Максимилиан Волошин, Иннокентий Анненский.

Особая близость к культурной интеллигенции дореволюционного Петербурга отразилась на их отношении к искусству. Кардовские стремились совершенствоваться в своем ремесле и мастерстве, с уважением относиться к любым формам и жанрам. Эти заветы закладывали основу НОХ и выделяли его на фоне других художественных объединений.

Среди почитателей НОХ особенно выделялся Михаил Врубель, который на тот момент уже был знаменитым. Его работы вдохновляли новое поколение авторов, а картины периодически выставлялись на площадке. В 1912–1913 годах по просьбе сестры и вдовы Врубеля Кардовские организовали его посмертную выставку, где было представлено около 160 работ мастера.

В лучших традициях Belle Époque, которые НОХ сполна отражал через представленные работы, среди членов «Общества» нередко встречались архитекторы. Это был их протест против тренда на поглощение зодчества инженерией и технологическим прогрессом. В разное время на выставках «Нового общества» встречались работы Алексея Щусева, Леонида Браиловского, Степана Кричинского, Андрея Оля, Владимира Щуко.

Несмотря на непостоянное участие в жизни НОХ, архитекторы показывали такое же жанровое разнообразие, как и художники: эскизы театральных декораций, проекты храмов, архитектурные фантазии, стилизации памятников. Они пытались найти золотую середину между архитектурными вызовами нового времени и классическими декоративными элементами. Особенный расцвет в рамках НОХ получили неоклассицизм и неорусский стиль.

Современники НОХ оценивали работу «Общества» и его жанровое разнообразие неоднозначно. Эклектичность, вышедшая напрямую из духа Серебряного века, больше ассоциировалась с разрозненностью и безыдейностью. Александр Блок в рецензии на первую выставку НОХ писал: «Среди новых художников нет таких мощных, как Врубель. Здесь никто не испил чашу до дна, но чаша ходила в кругу». При этом он отмечал: «Эти художники — любят. И за их любовь, еще святую, хочется простить им их недостатки, хочется видеть лишь то лучшее, что было в их замыслах и мечтах». Он отметил работы Кустодиева, Кандинского и Фокина и, несмотря на явную незрелость многих участников, дарил им щедрый кредит на будущее.

Другие критики отмечали, что НОХ приняло в себя тех, кому не оказалось места на других выставках. Старые мастера теряли свою значимость на фоне новичков, а молодые казались недостаточно выразительными и часто обвинялись в стилизациях и заимствованиях. С годами критика лишь усиливалась. И хотя НОХ открыло двери новым именам, его общий нарратив в глазах смотрящих не складывался.

Всего с 1904 по 1917 год у НОХ прошло десять выставок. С каждой продажи работ авторам и членам-учредителям шел определенный процент, что позволяло зарабатывать хотя бы какие-то деньги. Но не всегда удачно. Согласно уставу, ноховцы могли представлять новые работы только на площадке «Общества» и иногда в Москве, если выставки не пересекались по времени. Для художников это было весомое ограничение, которое мешало им развиваться и зарабатывать, поэтому состав НОХ был крайне непостоянен.

Сам Кардовский еще в 1910 году в своих письмах отмечал нежизнеспособность НОХ. На седьмой выставке работы демонстрировали совершенство мастерства своих авторов, но по-прежнему не показывали ничего содержательного. Эксперименты с различными формами не увенчались успехом, потому что за ними не было целесообразности.

Неудачные рецензии, финансовые трудности и суровый устав не мотивировали участников рисовать для НОХ дальше. Последняя, десятая выставка, в 1917 году, стала закономерным концом истории «Нового общества». Ее также отличало большое число представленных художниц. Их критики тоже оценили со снисхождением.

Сейчас нельзя однозначно сказать, были ли правы тогда критики в своей оценке НОХ. Безусловно, в «Обществе» выставлялись талантливые люди, которые не смогли бы заявить о себе без его поддержки и даже поучаствовать в международных выставках. Отсутствие единого образа и стиля создало площадку для экспериментов и свободы самовыражения.

Была ли эта демократичность заранее обречена на провал или критики были просто не готовы воспринимать нечто абсолютно новое, существующее вне рамок и правил? На этот вопрос ответ можно найти на выставке «Новое общество художников» в Музее русского импрессионизма, которая пройдет с 24 октября по 26 января.