Балерина Мария Александрова: «Через балет я чувствую мир и разговариваю с ним»

Мария Александрова — народная артистка РФ, лауреат международных премий и балетных конкурсов — в 2017-м совершила крутой вираж, покинув труппу Большого театра. «Культура» расспросила балерину о ее нынешней жизни и узнала много интересного.

В Марии Александровой заложен огромный творческий потенциал. В ее балеринском репертуаре были классические и современные балеты, редко премьеры в Большом театре проходили без ее участия. Она работала с Юрием Григоровичем, Роланом Пети и Пьером Лакоттом, Матсом Эком, Джоном Ноймайером и Жан-Кристофом Майо, Кристофером Уилдоном, Борисом Эйфманом, Раду Поклитару, Юрием Посоховым и Вячеславом Самодуровым. Список творцов легко продолжить. Ее партнеры — звезды первой величины. С премьером Большого заслуженным артистом России Владиславом Лантратовым они дуэт и на сцене, и в жизни. Прошлый и нынешний сезоны для балерины открыли новые профессии: продюсера, репетитора, руководителя. Завершился ее путь фрилансера — с 21 августа 2024 года Мария Александрова исполняет обязанности ректора Академии хореографии в Севастополе.

— Кажется, в балете наступает штиль, а ваша жизнь насыщена событиями.

— Одно дело читать о том, как трудно жить в эпоху перемен, что первым заметил Конфуций, и совсем другое — самому оказаться в мире, который меняется и «подпрыгивает». Характер у меня крепкий, и он не позволяет разочаровываться настолько, чтобы отказаться от главного вектора своей жизни. Не изменяю тому, во что верю, а верю — в любовь, красоту, профессионализм, талант, в человека созидающего. Быть может, работа приходит потому, что я не сдаюсь, не стою на месте, а, как та лягушка, сбиваю лапками молоко в масло.

— Первая профессия, которую вы освоили на практике, — продюсерское дело. Вот уже год прошел, а чудесный гала, посвященный 35-летию Владислава Лантратова, зрители по-прежнему вспоминают. В чем секрет триумфального дебюта?

— Мы делали вечер с любовью к театру, к зрителю, к танцовщикам и, конечно, к Владику. Программа — дань уважения артисту. Самым сложным было не перегореть раньше праздника. Я бегу немножечко впереди Владислава Валерьевича, многое уже прошла и иногда даже по его дыханию чувствую, в какое состояние он вступает. Он личность из уникального поколения: Володя Шкляров, Саша Сергеев, Денис Савин, Слава Лопатин. За последние пятнадцать лет они сделали очень много в профессии. Продюсер должен любить тех артистов, с которыми работает, которых представляет. В гала они передают и его взгляд на мир. Театр научил меня определять сверхзадачу. В том вечере я стремилась отразить индивидуальность в контексте исторического развития — тогда действие становится объемным, а мир на сцене наполненным.

— У вас не было бессмысленных ролей и спектаклей. Не потому ли Майя Плисецкая называла вас очень умной балериной?

— Я чувствовала, что она меня выделяет. Первой назвала меня умной Софья Николаевна Головкина — я тогда не поняла почему. По молодости: отработала в театре всего два года, — и постеснялась спросить. Софья Николаевна пришла на премьеру балета «Русский Гамлет» Бориса Эйфмана, я танцевала Императрицу, потом мы разговаривали в гримуборной, там она и сказала: «Ты, конечно, очень умная». Через какое-то время я узнала о похвале Майи Михайловны. Я не имею права в это верить — как только поверю, один камушек с короны упадет (смеется). Да я так и не думаю, но осознаю свой аналитический взгляд на жизнь, это благодаря школе. Когда я училась, в расписании появился модный предмет «культурология», но не она, а философия произвела на меня колоссальное впечатление, заставила смотреть на реальность немножко со стороны, как на продолжение прошлого и обязательную основу будущего.

— «Под занавес» прошлого сезона вы станцевали Графиню в «Пиковой даме» в Нижнем Новгороде. Для вас это была вторая встреча с пушкинским образом — вы же были заняты в одноименном балете Ролана Пети?

— Очень разные спектакли, оба — классные: хореографы в одном и том же тексте и сюжете увидели разную суть. В том возрасте, в котором я сейчас нахожусь, эта роль видится очень глубокой: у меня есть уже опыт, но остался и молодой запал. Сама роль интересная, не плоская, колоссальная, в нее можно вложить все что угодно.

Возникла роль почти случайно из телефонного разговора с хореографом Максимом Петровым (мы общаемся, встречаемся в каких-то поездках по России, их стало много, особенно после пандемии). Однажды он обмолвился, что будет ставить «Пиковую даму». Утром я перезвонила и сказала: «Макс, если тебе нужна будет такая графиня, как я, буду счастлива». Через некоторое время он написал мне: «Говоришь серьезно? Давай попробуем». Ответила: да, конечно. Ничего не выясняла. Подарком судьбы стала творческая команда, с которой работала, со многими я была знакома. В Нижнем впервые встретилась с режиссером Антоном Морозовым — работать с ним было счастьем. Юра Красавин произвел на меня колоссальное впечатление, его музыка — это вселенная. Никогда не понимаю, как рождается у композиторов музыка, в «Пиковой» она подходит и времени, и городу — слышится и Пушкин, и Петербург. Все мы смотрели в одну сторону, все — профессионалы, а профессионал для меня — человек, который, сталкиваясь с трудностями, не опускает руки, а идет дальше и выходит с честью из любых ситуаций... Постановочный период — тайна: мы же никогда не знаем, получится спектакль или нет. В Нижнем он получился. За подобные спектакли и творческую атмосферу, в которой они рождаются, я люблю театр, балет, сцену. После такого результата ты долго можешь парить.

— В начале нынешнего театрального сезона вы попробовали себя как репетитор, и случилось это в Красноярске.

— Осень 2024-го ознаменовалась тем, что я прикоснулась к балету «Спартак» Юрия Николаевича Григоровича, но уже не как исполнительница партии Эгины, а как репетитор. Мы с Михаилом Лобухиным возобновляли этот спектакль в Красноярске, где он раньше шел, а потом выпал из репертуара. Дмитрий Юровский серьезно занимался музыкальным полотном Хачатуряна, с успехом представил сюиту из «Спартака» в Москве и, став главным дирижером Красноярского театра оперы и балета имени Дмитрия Хворостовского, решил вместе с Анной Жаровой, художественным руководителем балетной труппы, возобновить спектакль. Мне посчастливилось принимать в этом участие.

— Вас увлекла репетиторская работа?

— Я многое открыла. Меня приводила в восторг аналитическая стратегия Юрия Николаевича: в «Спартаке» для него важны не только четыре архетипа главных персонажей. Все кордебалетные разводки патрицианок, патрициев, легионеров выстроены интеллектуально, как ходы и комбинации в шахматной игре. Даже подумала: почему я никогда не играла в шахматы?

Радовала труппа, хотя поначалу артисты немножко сопротивлялись, но недолго. Они жили в своем устоявшемся мире, и вдруг появляется непонятный человек, очень активный, многое требующий. Кажется, своей верой в то, что они могут больше и лучше, я их заразила, сумела разжечь из огонька пламя. Они видели — все это считывается, — что репетируют люди, которые любят спектакль (а мы с Мишей с упоением относимся к «Спартаку»). Артисты доверились и поняли: если мы просим добавить эмоций, например, это не просто наша «хотелка», это действительно нужно. Контакт получился. Но самое ценное то, что «репетиторский» взгляд на спектакль, когда узнаешь все партии досконально, сделал для меня «Спартака» еще ближе и дороже. Потом я пришла в Большой театр (Владислав Лантратов как раз танцевал Красса), и меня поразило, что я смотрю на спектакль, понимая его до последней нотки и до последнего шага в каждой партии. Это было здорово.

— Как профессия репетитора соотносится с педагогикой? Вспомните своих главных учителей Софью Николаевну Головкину и Татьяну Николаевну Голикову.

— Наставники в школе и театре решают разные задачи. Школьный педагог прививает основы — «ставит» спину, руки, бедра, позиции, правильно настраивает координацию. Выпускалась я из училища по классу Софьи Николаевны Головкиной — она добилась от меня чистого исполнения основополагающих движений, «не задумываясь», научила всем связкам и элементам. От нее я получила такую базу, что, попав в театр, могла при необходимости «влететь» в любую вариацию с ходу, за 15 минут.

Татьяна Николаевна Голикова — мой дорогой педагог-репетитор в Большом театре — «лепила» мои сценические образы. Она, человек высокой культуры, невероятной красоты и женственности, в работе опиралась на богатейший опыт Елизаветы Гердт, Суламифи Мессерер, Марины Семеновой. Я большая счастливица: свое лицо я получила благодаря Татьяне Николаевне, она выстраивала мои роли, усмиряла мой характер, воспитала во мне «живой глаз» и даже научила «чувствовать и смотреть» спиной. Нюансы ее репетиций я вспоминала, работая над «Спартаком» в Красноярске. Мне хотелось, чтобы артисты себя не потеряли, а нашли, хотелось подарить каждому самого себя. Объясняла, что при любой трактовке, даже самой свободной и подчеркнуто индивидуальной, балерине нужно стоять на очень крепкой базе. У каждой должна быть своя Эгина или Фригия, но в рамках абсолютной хрестоматийности. Это захватывающий процесс. Я люблю нашу театральную жизнь и не просто так выбрала профессию — мне все в ней интересно, через балет я чувствую мир и разговариваю с ним.

— В должности ректора Академии хореографии в Севастополе освоились?

— Предложение обрушилось на меня между «Пиковой дамой» и «Спартаком». Я почувствовала, что судьба вызывает меня на диалог, и я в этот диалог вступила. К тому времени я уже смирилась и поняла, что мои личные особенности, самодостаточность и независимость нрава — качества, не очень удобные для руководителя. И поэтому назначения на управленческую должность я не ожидала.

Когда появилось предложение, отправилась в Севастополь — посмотреть на город и на здание академии, где завершались отделочные работы. Тогда, в праздник Троицы, произошла настоящая трагедия: на переполненный пляж прилетела ракета ATACMS. Если бы я была тогда в Москве, то сказала бы «нет», но там, в эпицентре беды, ум и сердце одновременно сказали «да». Я отдавала отчет, что столкнулась с самой собой и что, отказавшись, пойду наперекор себе, а этого нельзя допускать.

— Первые впечатления от города помните?

— Севастополь оказался искренним, сильным, непобедимым, невероятно солнечным и красивым. Уникальный хрустальный город воинской славы. Тут очевидна перекличка с нашей профессией, когда хрупкость и прозрачность опираются на мощный характер. Город огромных перспектив. Не могу объяснить это впечатление, но я его чувствую. Хожу по Севастополю, как по туннелю времени — есть места, что дышат лихими девяностыми, в некоторых районах не исчез дух шестидесятых... И, конечно, история.

— Где находится Академия хореографии?

— На мысе Хрустальный. Все рядом в культурно-образовательном кластере: музейный комплекс, Театр оперы и балета и наша академия.

— Приехали со своей командой?

— Я познакомилась с коллективом и приняла решение, что никого не поменяю. Ни одного человека из административного, педагогического и методического состава. Они создали академию пять лет назад, многое прошли вместе по пути к заветной мечте. Может, и не предполагали, каким трудным и долгим окажется процесс. Я поняла, что должна вписаться в существующую команду. Позволю себе назвать их имена — пожалуйста, опубликуйте: проректоры Кирилл Владимирович Москалев и Елена Анатольевна Белькова, наши преподаватели — Татьяна Викторовна Федорова, Евгений Михайлович Сердешнов, Анна Юрьевна Сухова... Они и еще многие стояли у истоков академии, и благодаря им академия состоялась. Не могу не вспомнить также огромную работу наших методистов, которые обеспечивают становление учебного процесса!

— Академия переезжала в свой дворец при вас?

— В ноябре мы все вместе перебрались в новое здание за одну ночь, из 600 квадратных метров в 27 тысяч. Видела слезы взрослых, которые ходили по просторным залам и коридорам и не могли поверить, что они здесь будут работать, и счастливые улыбки детей.

Мы столкнулись с хозяйственными вопросами, которыми я никогда не занималась, и только сейчас многое освоила; получила и получаю интересный опыт, переживаю эволюцию в создании нового, нахожусь в эпицентре процесса, а не изучаю его по книгам про Древнюю Грецию или про поиски Атлантиды.

— Театр оперы и балета еще не достроен, а учебный театр в академии открыт?

— Учебный театр есть, и мы его осваиваем. Когда въехали, он еще не был сдан в эксплуатацию. Я решила, нужно срочно показать, для чего нам сцена, а это — спектакли и концерты, иначе можем получить конференц-зал для собраний и празднования юбилеев.

Наша жизнь сопряжена с частыми воздушными тревогами, и театр служит убежищем. Мне казалось, если в кратчайшие сроки мы не сделаем «Щелкунчика», то не запустим театр очень долго. Многие не понимали, зачем в таком роскошном здании нужен еще и театр. Для премьеры мы наметили дату за десять дней до Нового года, две недели трудились без пауз, хотя конец года в любой бюджетной организации — это ад. Но справились. Дети на сцене, зрители в зале — цель достигнута. И ученики, и педагоги были счастливы. Наверное, попозже будет торжественное открытие кластера, но именно 21 декабря 2024 года, когда я смотрела нашего «Щелкунчика», поняла, что академия состоялась. И с этого момента все начали шевелиться — запускать сложнейшие системы, осваивать эксплуатацию серьезного светового и сценического оборудования — здание XXI века требует квалифицированного персонала. Скоро все заработает на полную мощь. И хотя нет большого театра рядом, но наши дети выходят на сцену, в школьном репертуаре уже два спектакля и концертная программа, несмотря на то, что наша старшая группа — это третий класс, им 13–14 лет.

— Как поддерживаете свою балетную форму в Севастополе?

— Занимаюсь в академии — могу с девочками второго класса или с мальчиками третьего. По-моему, это приносит им пользу: у сегодняшних детей проблема с организованностью и контролем внимания. Когда я появляюсь в зале, они знают, что я вижу, могу подойти, попросить исправить ошибку, — и дисциплина подтягивается.

— Живете в Севастополе?

— Две-три недели я в Севастополе, и потом возвращаюсь в Москву на недельку — заставляю себя вынырнуть и дать команде от меня немножко отдохнуть: я же все время что-то придумываю, и мы бежим исполнять мою придумку. Нас мало, и все мы много работаем.

— Болезненный вопрос. Все-таки вы оставили Большой театр из-за обиды?

— Нет-нет, никакой обиды. Просто я хотела выходить на сцену, иметь право выбора. Я оказалась в ситуации, когда вопрос стоял ребром: если артист не танцует свои партии и его шантажируют участием в спектаклях, то, значит, он театру не нужен. Как хорошая артистка, я сама прекрасно знаю способы манипуляции. Я отдавала себе отчет, что вожделенная свобода — тяжкое бремя, а не размеренное спокойствие: нужно находить себе работу, поддерживать такое качество формы, чтобы какой-то хореограф, проживающий где-то, например, во Владивостоке, за тысячи километров, подумал: «Вот Александрова свободна, она хорошо это станцует». Ты не можешь просчитать, сколько заработаешь в следующий месяц. И все-таки я решила уйти в свободный мир, этот шаг сделала без иллюзий и розовых очков — четко просчитала все риски, понимала, с какими проблемами столкнусь и чего лишаюсь. Самым ужасным и болезненным оказалось расставание со сценой Большого. Две недели после того, как я написала заявление, каждый спектакль вызывал кровавые слезы в сердце. Потом судьба преподнесла подарок — спектакли и премьеры, чего стоят «Нуреев» и «Чайка», их я танцевала уже по контракту (премьеры балетов состоялись в 2017 и 2021 годах соответственно. — «Культура»). Развитие ситуации показало, что я человек не мстительный и не воинственный. Никогда я не сказала и не произнесу ни одного плохого слова про Большой театр: он — моя любовь на все времена. Атмосферу в любом театре создают люди. Жизнь — долгая, и никто не знает, что ждет за поворотом. Я всегда смотрю на происходящее только позитивно. Даже если грущу, то дня два, дольше — нельзя. Сейчас я там, где нужна, где могу быть полезна. Так что уход из Большого подарил мне меня.

— Вас воспринимают, и я в том числе, как балерину-полиглота. В каждом образе раскрывали характер. Не потому ли едва ли не все хореографы, ставившие спектакли в Большом, дарили вам роли?

— Да, это правда. Когда я уходила из театра, то оказалась балериной, на которую было поставлено наибольшее количество спектаклей. Сейчас я как исполнительница закрыла для себя классические спектакли, смотрю на них с иного ракурса. Но к классике осталась причастной — например, в севастопольской школе могу по мере взросления детей вводить в их репертуар те или иные версии и редакции балетного наследия.

У меня был счастливый период, когда я совмещала балетную классику с драматическим театром, где участвовала в трех спектаклях. Они были пластические — рта не открывала, но все-таки это была сценическая жизнь на драматических подмостках. Меня подпитывали тогда легкость, свежая эмоциональность и озорное балагурство драматических артистов. Я очень любила свои спектакли, их автор — Сергей Землянский. В «Ревизоре» была Марьей Антоновной, Тамарой в «Демоне», Цензонией в «Калигуле». При этом вела классический балетный репертуар, и я могла перепрыгивать из стиля в стиль, из жанра в жанр. Конечно, сцену сложно отпустить, но я понимаю, что всему свое время. Может, будут приходить какие-то роли? Появилась же Графиня...

— Бываете ли в Большом театре?

— Когда в Москве, прихожу на спектакли Владислава Лантратова, хотя сейчас это сопряжено со сложностями. Если театр не беспокоит, что народная артистка стоит в проходе, то могу и постоять — я же знаю, зачем пришла. И так я ближе к зрителю. Верю Юрию Николаевичу Григоровичу, который говорил, что Большой театр — магнит: ты можешь всю жизнь рассказывать окружающим, кто ты есть, но попав в Большой, ты будешь тем, кто ты есть на самом деле.