БАК им судья. Как в Европе пытаются «отменить» российскую науку

Всегда считалось, что учёные выполняют функции дипломатов в мире, где не могут договориться политики. Но, похоже, это правило перестало действовать — во всяком случае, в странах Старого Света.

На днях Европейская организация по ядерным исследованиям (ЦЕРН) объявила, что работа Большого адронного коллайдера — самого мощного ускорителя частиц в мире — остановлена на две недели раньше запланированного срока. Причиной названа экономия на фоне продолжающегося энергетического кризиса.

По той же причине эксплуатация ускорительного комплекса в следующем году будет сокращена на 20%. О том, не грозит ли коллайдеру полная остановка и как сейчас продвигается сотрудничество с европейскими коллегами, aif.ru поговорил с российским учёным, активно взаимодействующим с ЦЕРНом — главным научным сотрудником НИИ ядерной физики МГУ, доктором физико-математических наук Виктором Савриным.

Потребляет столько же, сколько большой город

— Виктор Иванович, действительно ли Большому адронному коллайдеру (БАК) уже не хватает электроэнергии? А может, это очередная попытка привлечь к проекту внимание? Или обвинить Россию в «страданиях» европейских учёных?

— Большой адронный коллайдер — гигантское сооружение. Напомню, длина основного кольца ускорителя превышает 26 километров. БАК расположен на франко-швейцарской границе, но электроэнергию получает по ЛЭП из Франции и является одним из крупнейших потребителей в этой стране. Когда он работает на полную мощность, то потребляет энергии столько же, сколько довольно большой город. Так что экономить действительно приходится.

Нынешняя остановка работы коллайдера — это штатная запланированная процедура. Дело в том, что его ежегодно останавливают на профилактику — проверяют все узлы, оборудование и пр. Так же, как мы техосмотр машины каждый год делаем, а ведь БАК будет «посерьёзней», чем любой автомобиль.

Останавливают его работу обычно зимой, во второй половине декабря, на две-три недели. Это время выбрано как раз потому, что зимой увеличивается расход энергии (на отопление, освещение и пр.) и возрастает её стоимость. А так выходит хоть какая-то экономия. В этом году о плановой остановке было объявлено заранее, месяца два-три назад, и уже тогда было решено, что коллайдер отключат на две-три недели раньше, чем обычно. Таким образом, увеличится временной отрезок, когда на его работу не надо тратить электроэнергию.

— А сокращение энергопотребления на 20% в следующем году будет критичным? Отразится ли это на научных результатах?

— Вряд ли. Скорее всего, сокращение затронет не БАК, а другие, менее актуальные в плане получения научной информации установки. Их ведь в ЦЕРНе немало. Часть ускорителей остановят или будут использовать по минимуму. Это не критично. А БАК отключат, только если возникнет крайняя необходимость. Но пока об этом речи не идёт.

Если Россия выйдет из проекта...

— С началом СВО прекратились многие международные научные проекты, в которых Россия принимала участие. На БАКе наши учёные продолжают работать?

— Пока сотрудничество продолжается. Существует соглашение между правительством России и ЦЕРНом. В его рамках наши учёные принимают участие в экспериментах на БАКе и других установках. Там этих экспериментов несколько десятков. Отдельно у ЦЕРНа есть соглашение с Объединённым институтом ядерных исследований, который находится в Дубне и является международной организацией.

Но соглашение рассчитано на пять лет. Дальше его действие либо продлевается автоматически, либо прекращается по желанию одной из сторон. Срок ныне действующего соглашения истекает в декабре 2024 года. И Совет ЦЕРНа уже принял решение, допускающее возможность, что оно будет прекращено через два года. Однако в решении есть оговорка: «Если что-то не изменится». Что имеется в виду, не уточняется.

Кроме того, у России приостановлен статус страны-наблюдателя. Дело в том, что в ЦЕРН входят 23 страны-участницы и несколько стран-наблюдателей, включая нашу (и, кстати, Соединённые Штаты). И вот весной было принято решение приостановить этот статус России «до дальнейшего уведомления».

Также введено ограничение на участие российских научных организаций в новых проектах ЦЕРНа. То есть если какой-то страной или группой стран будет предложен новый проект исследований в рамках научной программы ЦЕРНа, то российским научным организациям возможность участия в нём априори закрыта, тоже «до дальнейшего уведомления».

Конечно, это чисто политическое решение, его принимали менеджеры, а не учёные, с которыми мы много на эту тему переписывались, разговаривали. И должен сказать, что они сами находятся в большом беспокойстве, но сделать ничего не могут.

— Всегда считалось, что наука выполняет функции дипломатии в мире. Теперь же получается, что это правило перестало действовать — во всяком случае в Европе? Так зачем нам вообще в этом участвовать?

— Участие в таких международных проектах планируется заранее, за много лет. Каждая страна привносит что-то своё, и выгоду получают все. Если мы выйдем из него, в проигрыше окажутся не только страны — участницы ЦЕРНа, но и мы сами. То есть будет обоюдно плохо.

Учёные в Европе это понимают, в отличие от политиков некоторых стран, и, как я сказал, они сами глубоко обеспокоены. Что их тревожит? Россия разрабатывала и создавала определённые подсистемы детекторов, наши инженеры и техники приезжали в ЦЕРН для монтажа и технического обслуживания этих подсистем. Если мы прекратим это делать, перестанут работать огромные установки, которые стоят сотни миллионов долларов. Возникнет провал в исследованиях — на то, чтобы подготовить новых специалистов, европейцам понадобится несколько лет.

Но российские учёные тоже окажутся в проигрыше. Во-первых, в нашей стране нет установок такого масштаба. Да, у нас есть ускорители и коллайдеры, но на них решаются совсем другие научные задачи. БАК в этом смысле уникален. Во-вторых, Россия вкладывалась в этот проект в том числе и финансово. Деньги выделялись Минобрнауки, Агентством по науке и инновациям. Кроме научно-исследовательских институтов, в этом участвовало 30 промышленных предприятий. И сейчас средства продолжают выделяться.

— Сколько?

— Думаю, в среднем примерно до десятка миллионов швейцарских франков в год. Считайте, что долларов — у них курс сейчас почти один к одному.

Не хотят видеть в списке российские институты

— Сколько российских учёных участвуют в работе на Большом адронном коллайдере?

— Порядка 700-800 сотрудников в год. Но это не значит, что они все ездят в Европу и проводят время непосредственно в ЦЕРНе. Если человек занимается сборкой, тестированием, тогда он, конечно, должен находиться там, иногда по несколько месяцев. Но многие работают дистанционно, участвуя при этом в различных экспериментах. Например, занимаются обработкой данных, для этого была создана специальная компьютерная система ГРИД.

— А как в ЦЕРНе относятся к нашим учёным? То, что Россию они пытаются «отменить», это я понял. А вот непосредственно к людям?

— На уровне человеческих и профессиональных отношений есть взаимопонимание. Но в последние месяцы идёт обсуждение того, как указывать авторство в публикациях в научных журналах.

По результатам экспериментов на БАКе выходит огромное количество статей — до тысячи ежегодно. И вот в этом году некоторые страны-участницы заявили, что они не хотят, чтобы в списке авторов указывались институты, в которых работают российские учёные. То же касается и белорусов. То есть пусть фамилия исследователя стоит, а из какого он института, писать не надо.

Вот такое «наказание» они для нас придумали. Не хотят видеть российские научные учреждения в одном списке со своими. Тут, конечно, напрашивается аналогия с Олимпийскими играми: пусть спортсмены участвуют в соревнованиях, но только без принадлежности к своим «отечественным» организациям.

Это решение обсуждалось почти полгода, и его ещё окончательно не приняли. Но выглядит это, конечно, очень странно. Дело в том, что в конституции ЦЕРНа (документе, на основе которого он работает) сказано, что ответственность за пользователей, входящих в научный штат организации, несут учреждения, в которых они работают. Это касается, например, средств на содержание, страхования и многих других вопросов, связанных с работой и пребыванием специалистов разных стран в ЦЕРНе.

Как можно тогда не указывать свой институт в публикациях результатов научных исследований, если он материально (и не только) обеспечивает эти возможности, к тому же взаимовыгодные для обеих сторон?