Осада Азова 1695 года
С некоторых пор князю-кесарю Ромодановскому прибавилось работы в Преображенском сыскном приказе. Приходилось во множестве подвешивать на дыбе московских людишек всяких чинов и званий, уличенных в том, что твердили они в кабаках и чужих домах на разные лады одну песню: дескать, связался царь с немцами, бражничает с ними да занимается одними потехами, а какое от этого может быть добро?
Оригинал статьи на моём авторском сайте
Находились и такие смельчаки, которые лично подавали царю тетради, где было прописано, что в народе его поведение считают зазорным. «Haдеялись и ждали, — сокрушался один такой податель, — что великий государь возмужает и сочетается законным браком, и тогда, оставя младых лет дела, все исправит на лучшее, но он, возмужав и женясь, уклонился в потехи, оставя лучшее, начал творити всем печальное и плачевное». Петра эти разговоры и тетради приводили в неистовую ярость. Болтунов и сочинителей велено было пытать и казнить принародно.
Но себе врать было незачем. Потехи и в самом деле опостылели.
Петра тянуло за границу, куда его настойчиво звал Лефорт, но чем он сможет похвастать перед этой caмой просвещенной Европой? Тем, что покалечил сотню потешных на маневрах? Стыдоба. Петру хотелось проверить свои полки в деле. Настоящем деле. Лефорт, словно беспечная нянька, чье повзрослевшее дитя наконец-то выплюнуло соску и потянулось к отцовской сабле, с готовностью поддержал царя. Конечно, военная слава наиболее приличествует молодому государю. Вот только с кем скрестить шпаги? О войне со Швецией нечего и думать, шведская армия — одна из лучших в мире. Кроме того, война со Швецией означает войну с Европой, которая в этом случае вряд ли приветливо встретит столь задиристого гостя. У Речи Посполитой много, очень много взято русского, и все это неплохо было бы вернуть. Однако с Польшей Mосковское государство связано союзным договором против турок.
И чего лучше! Война с неверными — вот то, чему будет pyкоплескать вся Европа. И в каком выгодном свете после бесславных походов Голицына предстанет молодой гocyдарь, победитель султана, перед своими подданными!
Петру это предложение понравилось. Глава Посольского приказа Лев Кириллович Нарышкин подробнее ознакомил его с обстановкой на южных рубежах. Поводов для войны сколько угодно. Татары ежегодно опустошают Украйну, и гетман Мазепа завалил Посольский приказ просьбами о помощи. О том, чтобы отпустить русский полон из Крыма, хан не желает и говорить. Да еще Иерусалимский патриарх Дoсифей жалуется, что султан отдал святые места французам-папежникам, а те отняли у православных Гроб Господень, половину Голгофы, церковь Вифлеемскую и святую пещеру, разломали все деисусы, раскопали Tpaпезу, где раздается святой свет, — в общем, разорили христианство хуже, чем турки и арабы. Ввиду такой беды просит патриарх взять Иерусалим под высокую царскую руку. Одна загвоздка: воевать с турками придется в одиночку, так как Польша давно уже не воюет, а ведет постыдные переговоры с султаном.
Петру было все равно — в одиночку так в одиночку. Даже лучше. Тем больше славы. Лефорт думал так же.
Но куда направить удар? Гордон и Лефорт, посмотрев карты, указали Петру на маленький кружок в устье Дона — Азов. Почему именно он? Во-первых, потешные полки привыкли штурмовать крепости, а как они проявят себя в полевом сражении, неизвестно; во-вторых, сей город находится в значительном удалении от Крыма, и туркам будет затруднительно оказать ему помощь; наконец, это важный стратегический пункт — ключ к Азовскому морю.
Свое море. Это перевесило все остальное.
Приготовления к походу велись в строгой ceкретности. В начале 1695 гoда думный дьяк объявил с Постельного крыльца всем стольникам, стряпчим, дворянам московским, гopoдовым и жильцам — чтоб они собирались со своими дружинами в Белгороде и Севске к боярину Борису Петровичу Шереметеву для военного промысла над крымским ханом. Об Азове не было сказано ни слова — для секретности.
Весной московская рать ушла к днепровским низовьям на соединение с Мазепой.
Чуть позже полки нового строя — Преображенский, Семеновский, Бутырский, Лефортов — и московские стрельцы выступили под Азов. Войско возглавили Автомон Головин, Гордон и Лефорт. Все дела решались в консилии этих трех генералов не иначе как с согласия «бомбардира Петра Алексеева».
Накануне выступления Bombardir Piter отписал Апраксину в Архангельск: «Кутили под Кожуховом, а ныне под Азов играть идем».
***
В низовьях Дона, верстах в пятнадцати от впадения в море, издавна высился многолюдный крепкий город, известный еще до Рождества Христова как Танаис. Генуэзцы переименовали его в Тан, татары в Азов. В Средние века через него пролегал один из важнейших торговых путеи, связывавших Европу с Азией. Но после того как в 1475 году турки овладели Азовом, вытеснив из него генуэзцев, город потерял свое торговое значение и был обращен в крепость, преграждавшую выход донским казакам в море.
В 1637 году донцы атамана Осипа Петрова внезапным налетом взяли Азов и пересидели в нем несколько тypeцких осад. Весть о подвигах степных витязей достигла отдaленнейших уголков Европы. Но борьба была неравная, и казаки запросились под московскую руку. Царь Михаил Федорович, однако, не решился на войну с Турцией. Похвалив казаков за храбрость и верность, он велел им оставить Азов. Турки вошли в пустой город, охваченный пламенем.
Но за несколько лет Азов был превращен ими в еще более грозную крепость, с каменными стенами и башнями, бастионами и внутренним замком, окруженную валом и рвом. Выше по течению Дона, верстах в трех от города, турки возвели две каменные каланчи, перегородив реку цепью.
Вот под этой турецкой твердыней и расположилось в конце июня 30-тысячное войско бомбардира Петра Алексеева: дивизия Головина на правом фланге, дивизия Лефорта — на левом, Гордона — в центре. Вечером, после общевойскового молебна, Петр черкнул краткую грамотку в Москву: «В день святых апостолов Петра и Павла, на их молитвах, яко на камени утвердясь, несомненно веруем, что сыны адские не одолеют нас».
Грек-перебежчик рассказал, что турецкий гарнизон насчитывает 6000 янычар, которыми командует Муртаза-паша. Весной турки обновили укрепления: вычистили рвы, обложили стену дерном, усилили батареи; теперь еще и сожгли посады, чтобы открыть местность перед городом.
На военном совете было решено вначале как можно теснее обложить крепость. 1 июля повели апроши к валу и приступили к возведению редутов и батарей. Через неделю открыли бомбардировку Азова. С первых же выстрелов в городе вспыхнул пожар, а 16-пушечная батарея бомбардира Петра Алексеева, который сам начинял гранаты и наводил орудия, обрушила большую караульную башню. Однако с моря к туркам прибыло подкрепление на двадцати галерах. Янычары легко тушили пожары и исправляли разрушенные укрепления, а турецкая конница рыскала вокруг русского лагеря, затрудняя подвоз припасов и продовольствия.
Чтобы облегчить снабжение армии, Гордон предложил овладеть каланчами, — тогда пищу и огнестрельный снаряд можно будет доставлять по реке. Кликнули охотников из казаков, пообещав смельчакам по десяти рублей. Набралось двести человек, которых усилили стрелецким полком. Ночью казаки прицепили к железным воротам ближней каланчи петарду. Прогремел взрыв, но ворота остались невредимы. Тем не менее стрельцам удалось расширить ломами одну из бойниц и проникнуть внутрь каланчи. Турки отстреливались около часу, бросали камни; потом сдались. Спасся только один янычар, сумевший переплыть на другой берег. Вторая каланча сопротивлялась недолго — турки покинули ее, как только казаки открыли по ним огонь из пушек.
Это произошло в понедельник 14 июля, на рассвете. А в знойный полдень, когда русский лагерь погрузился в послеобеденный сон, — обычай, которому русские не изменяли ни дома, ни в походе, — турки незаметно подползли к неоконченным траншеям на участке между дивизиями Гордона и Лефорта и внезапно набросились на сонных стрелецких часовых (это слабое место в расположении русских войск указал туркам голландский перебежчик Яков Янсен, который был принят в русскую службу самим Петром еще в Архангельске и так полюбился царю, что под Азовом состоял при нем неотлучно и был посвящен во все планы русского командования). Один из стрельцов был убит, другой с воплем побежал к 16-пушечной батарее Якова Гордона, сына генерала. В ожидании подкрепления Гордон-младший трижды отбивал турок, но был всеми оставлен и, раненный, едва сумел избежать плена. Наконeц отец пришел на выручку сыну, остановил бегущих и вернул батарею и траншеи. Нo и к туркам подошло подкрепление. Внезапно развернувшись, янычары бросились на стрельцов Бутырского полка и обратили их в паническое бегство. Гордон-старший с трудом снова собрал их, однако никакими средствами не смог повести в атаку, пока не подошли гвардейские полки. После трехчасовой схватки русские все-таки вернули батарею, но турки увезли с собой несколько орудий, а остальные заклепали. Взбешенный бомбардир Петр Алексеев объявил строгий выговор всем стрелецким полковникам. Гордон же считал, что многие, в том числе и царь, все еще не поняли разницу между потешными играми и войной. Вслух он об этом, конечно, не говорил, но в дневнике записал: «Все шло так беспорядочно и небрежно, что мы как будто шутили, вовсе не думая о важности дела».
Все же к концу июля удалось наладить общую канонаду всех батарей. Днем и ночью ядра и бомбы летели в город, разрушали дома, сбивали орудия; жителям пришлось укрыться в землянках. Однако и турки причиняли русским много вреда: их стрелки с длинными ружьями зорко следили с вала за русскими траншеями, и, если оттуда показывалась чья-нибудь голова, сразу следовал меткий выстрел. Так был убит инженер Альберт Мурлот, швейцарец. Тем не менее Петр ежедневно трудился в Марсовом ярме: ходил на батареи, копал траншеи, наводил орудия... «Пешие, наклонясь, ходим, — писал он брату-соправителю, царю Ивану, — потому что подошли к гнезду близко и шершней раздразнили, которые за досаду свою крепко кусаются, однако и гнездо их помаленьку сыплется». Царь Иван радовался и благодарил Бога за то, что под нечестивым градом промысел идет дельно.
В русском лагере заговорили о штурме. Нa военном совете 30 июля Гордон сердито заметил, что о приступе помышляют те, кто о нем понятия не имеет, а думает о том, как поскорее вернуться домой. Лефорт обиделся. Чего еще ждать? Неприятель ослаб, не выдержит дружного натиска. Петр поддержал любимца. Пора, пора штурмовать осиное гнездо. Храбро, по-русски.
Снова кликнули охотников — рядовым обещали за каждое взятое орудие десять рублей, офицерам — особое вознаграждение. В солдатских и стрелецких полках желающих, однако, не нашлось. Зато казаков набралось больше двух тысяч; сказали, что, если понадобится, наберется и больше. В понедельник 5 августа они лихо взобрались на вал, но, не поддержанные стрельцами, были сбиты в ров. Из каждых трех охотников в лагерь вернулся лишь один.
Наутро на военном совете царило уныние. Гордону никто не возражал. Решили пока что продолжать минные подкопы.
Спустя две недели было получено известие от Шереметева и Мазепы о взятии ими четырех турецких крепостей. Воинство воспрянуло духом. В шатре Лефорта пир по этому случаю продолжался всю ночь, каждый тост сопровождался орудийным залпом. Шум в русском стане весьма переполошил турок, которые не сомкнули глаз в эту ночь.
В Петре проснулся дух соревнования. Он вновь начал торопить со штурмом. Между тем начавшиеся дожди заливали траншеи и подкопы. На участке Лефорта туркам удалось взорвать минную галерею; Гордон дошел почти до вала, но тоже был остановлен контрминой. Один Головин доложил, что подвел мину под самый бастион и что его рабочие уже слышат глухой шум наверху. Петр приказал штурмовать Азов со стороны его дивизии.
Перед рассветом полки собрались в траншеях, зажгли мину. Турки поспешно отошли с вала за внутренние укрепления. Но оказалось, что мина была заложена неудачно — бревна, доски, камни, выброшенные взрывом, попадали в наши траншеи и убили человек тридцать, в том числе двух полковников и подполковника, еще сотню стрельцов изувечили. Стена же осталась целой, осыпалась только часть вала. Штурм пришлось отложить. Земляными работами руководил царский учитель и друг Тиммерман. После этого случая войско потеряло всякое доверие к иностранцам.
Гордон меланхолически занес в дневник: «Вот уже третий несчастный для нас понедельник». Новый штурм назначили на 25 сентября, на среду. Не помогло. Взрывом мины опять убило полковника и многих офицеров. Правда, на этот раз взобрались на вал, но бешеная контратака янычар во главе с самим агой заставила русских вернуться в лагерь.
Тем временем близились холода. В пустынной степи и на курганах черной листвой шелестел кустарник, по утрам схваченная заморозками трава хрустела под ногами, холодные волны Дона тускло блестели под лучами бледного солнца. 27 сентября Петр распорядился снять осаду. Войско уныло потянулось на север. За Черкасском ударили морозы, люди и лошади гибли десятками. По ночам гдe-то рядом выли волки, сбежавшиеся на пиршество.
22 ноября Петр торжественно вступил в Москву. Перед военачальниками везли жалкие трофеи — знамя с бунчуками и турка, скованного цепью, — много ли добра возьмешь с двух каланчей? В народе качали головами. Эге, царь Петр, видать, с султаном воевать — не кораблики строить, не под Кожуховом потешаться, не с немцами пировать! Вот что бывает, когда командуют еретики над православными, волки над агнцами!
Петр Первый. 1672–1725: научно-популярное издание
Издательство Директ-Медиа переиздало мою книгу «Пётр Первый».
Доступны цифровая и бумажная версии.
Аннотация издательства
Петр I — самодержец, реформатор, создатель великой империи. Колоссальные успехи в промышленности и экономике, военные победы, великие стройки и зарождение русского флота в петровскую эпоху сопровождались казнями, бунтами, нескончаемыми попойками и борьбой за власть.
Существуют абсолютно противоположные взгляды историков на личность Петра I и его роль в истории России. Читателю тоже предоставляется возможность оценить деятельность выдающегося государственного деятеля, определившего направление развития России.