Как бандеровец евреев от нацистов спасал. Галицийская история
День памяти жертв Холокоста, установленный по решению ООН, приходится на 27 января – годовщину освобождения Красной армией Освенцима. Но в Израиле эта дата издавна отмечалась 27 нисана по еврейскому календарю, в годовщину начала восстания в Варшавском гетто. В зависимости от года эта дата приходится на один из дней между 7 апреля и 7 мая. По григорианскому же календарю восстание началось 19 апреля и было окончательно подавлено 16 мая 1943 года.
Израиль, пожалуй, более прав, чем ООН, со своей традицией. Если вдуматься, то взятие Освенцима Красной армией – внешнее действие относительно геноцида евреев. Порабощенных узников спасали, они выступали скорее объектом события, и истребление было прекращено не столько целенаправленно, сколько в качестве побочного результата Висло-Одерской операции. А вот восстание в гетто – это событие, когда жертвы выступили субъектами истории, и, хотя в большинстве своем они так и остались жертвами, поскольку шансов на победу у восставших было мало, но часть из них все же вырвалась на свободу, а некоторые продолжили сопротивление. Тем не менее, эта дата – память и о погибших, и о выживших.
Эта статья рассказывает как о тех, кто смог уцелеть вопреки всему, так и о тех, кто им вопреки всему помогал. Да, в тех местах, о которых пойдет речь, было множество и других, прямо противоположных печальных историй, из-за чего Израиль и Украина часто расходятся в оценках трагического прошлого. Но помнить стоит обо всех.
Начнем с главных героев повествования.
Летом 1914 года, за неделю до начала Первой мировой, в селе Коростов у городка Сколе в Галиции (тогда провинция Австро-Венгрии), в украинской крестьянской семье родился Илько Савчин. Четыре года спустя война кончилась, Австро-Венгрия распалась, а Галиция досталась Польше, где межэтнические противоречия достигли невиданного накала.
В том же повете (уезде) в 1930 году, в период проведения Организацией украинских националистов (ОУН) антипольской саботажной акции, в семье еврейского фермера на свет появился Бенек Либляйн. Он свидетельствует, что от украинцев, раздраженных притеснениями властей, тогда доставалось не только полякам: "Где-то в 1936 году в Сколе в одну ночь у евреев, а это было большинство жителей, были побиты окна. Помню, как неподалеку в маленьком селе была вырезана еврейская семья – 4 человека. Их похороны стали событием для всего местечка". Печальные эксцессы не мешали, по словам пана Бенека, детям разных национальностей дружно играть в лапту.
В маленьком селе была вырезана еврейская семья – 4 человека. Их похороны стали событием для всего местечка
О последствиях прихода красноармейцев в 1939 году рассказчик вспоминает двояко. В школе вместо двух языков – основного польского и одного часа в неделю украинского – ввели один русский, тогда ребенку это казалось облегчением. В то же самое время отцу под давлением властей пришлось продать весь скот и жить на накопления. А семья из большой квартиры переселилась в маленькую.
В 1941 году в Сколе пришли венгры, запомнившиеся местным жителям мародерством. Но вскоре их сменили немцы, и евреям небо показалось с овчинку. Часть местечка "эвакуировали" уже в сентябре 1941 года. Других, в том числе главу семейства Либляйнов, погнали на принудительные работы: лесоповал, постройку мостов, ремонт улиц. Не платили ни копейки. Семья год перебивалась накоплениями, потихоньку продавая припрятанное зерно, а также одежду – нередко своим бывшим батракам-украинцам.
Потихоньку стали просачиваться слухи о том, что происходит с "эвакуированными", хотя верить в это народ отказывался. В то время, когда вермахт дошел до Сталинграда и Кавказа, в Сколе была проведена "вторая акция". Бенек Либляйн вспоминает, как еврейская полиция, вооруженная дубинками, врывалась в квартиры и вытаскивала соплеменников на центральную площадь. Мать сказала ему: "Беги!"
Бенеку удалось скрыться и даже найти в полупустом местечке своего дядю Арона Вильфа с женой и двумя детьми. Чуть позже брат Арона отдал ему для спасения своего сына Мейера. Беженцев стало шестеро.
Выжить им помогла дружба Арона Вильфа с проживавшим в Коростове Михаилом Свистуном. Работящий крестьянин, в свое время получивший от отца небольшую хату в наследство, для своей семьи построил новую. А старый дом, окна которого были закрыты побегами бобов, он приспособил для шестерых евреев. На чердаке оборудовал небольшой тайник на случай обыска. Беженцы переправились в село.
На протяжении 1942 года подполье ОУН – самое мощное в регионе – постепенно наращивало влияние, и Свистун перед началом операции спасения спросил разрешение на нее у руководителя бандеровской ячейки в Коростове Илько Савчина. Тем более что тот был свояком, на помощь которого Михаил вправе был надеяться. Кроме того, без его содействия было бы едва ли возможно осуществить мероприятие. Ведь для шестерых человек надо приобретать еду, и только распределив роль покупающих на нескольких человек, можно снизить подозрения продавцов. Продовольствие в соседнюю хату носила в основном жена Михаила – Полаха.
Евреи, а рогов и хвостов у них нет!
В то время как Красная армия форсировала Днепр и штурмовала Киев, немцы стали все чаще проводить облавы, поэтому беглецам пришлось податься из хаты в лес. По пути Мейер сломал ногу. Думая, что теперь он станет смертельной обузой, мальчик попросил Илько застрелить его из винтовки, которую бандеровец носил с собой. Но Михаил обладал определенными медицинскими знаниями, вправил перелом и наложил лубок. Илько же смастерил носилки, и ребенка доставили в первое убежище группы выживания. Через два месяца он начал ходить, а последствия травмы стали едва заметны.
Свистуну в течение полутора лет пришлось вырыть одну за другой три землянки для своих подопечных. Первый бункер, напоминавший медвежью берлогу, располагался под массивным пнем. Но место выбрали неудачно: кругом был вековой лес, который хорошо просматривался. Второе убежище устроили уже в молодой чаще, где кроны деревьев давали достаточно тени. Но в начале 1944 года трехдневный дождь размыл землянку. Поэтому было вырыто и отделано третье жилище, довольно высоко в Карпатах, хотя строить там непросто.
Еду в лесные дебри таскали попеременно Михаил и Илько, да и от даров природы отказываться не приходилось. Как-то раз во время сбора грибов беженцы услышали пение – украинский военный марш – и попадали в траву. Как потом узнали, это проходила часть УПА. Но контактов с партизанами – что советскими, что националистическими – беженцы сторонились. В том числе потому, что в округе действовал командир одного из подразделений УПА Сусленич. Про него рассказывали, что его бойцы убивали прятавшихся по лесам евреев.
В начале 1944 года отношения ОУН с вермахтом ввиду наступления Красной армии потеплели, однако до полного взаимопонимания с оккупантами не дошло. Однажды Савчин пришел к еврейским беженцам в землянку и остался на несколько недель. Как вспоминает Либляйн, бандеровец сообщил, что поблизости он организовал налет на немецкую тюрьму. Его бойцы освободили содержавшихся под стражей украинских националистов и евреев, поэтому некоторое время Илько пришлось пересидеть на нелегальном положении.
Одно время в той же землянке вместе с группой выживания по каким-то причинам прятался от оккупантов и брат Михаила Свистуна с женой и ребенком. Бенек Либляйн вспоминает, как мальчуган, осмотрев соседей, удивленно обратился к отцу: "Евреи, а рогов и хвостов у них нет!"
Человек, сберегший жизнь другому, тем самым спасает и потомков спасенного
По возвращении Красной армии, передовых частей которой пережившие Холокост тоже опасались, шестеро беглецов вернулись в полуразрушенный Сколе, откуда начали долгий путь – через Польшу и Италию – в США или Израиль. В год окончания Второй мировой войны Мейер и Бенек достигли Палестины, где Бенек перевел свое имя на иврит и отныне стал именоваться Дов.
Около двух десятков лет Дов Либляйн проработал в цинкографии, а после арабо-израильской Шестидневной войны открыл на паях с компаньонами типографский бизнес. От него отошел только в ХХI веке. Опытный предприниматель говорит, что бурное развитие технологий и качества печати требует слишком быстрого обновления оборудования, поэтому собственное предприятие стало слишком дорогим.
Работа, почтенный возраст и семейные обязанности не мешали заботиться об исторической справедливости. В 1985 году благодаря заявлению Либляйна статус праведника народов мира получил Михаил Свистун. После того как Советский Союз приказал долго жить, стало безопасно для всех попытаться завершить эту историю и воздать по заслугам и Илько Савчину.
Дочь бандеровца Ирина, родившаяся в годы войны, рассказала автору этих строк, что отец после ухода немцев состоял в националистическом подполье, помогал УПА продуктами и одеждой. Два десятилетия после второго прихода Советов Илько вполне легально трудился на лесоразработках. Он умер в 1964 году.
Для увековечения памяти Илько Савчина как праведника народов мира Дов Либляйн, собрав необходимые сведения, подал заявку в музей-мемориал Яд Вашем. По словам уроженца Галиции, человек, сберегший жизнь другому, тем самым спасает и потомков спасенного: "Нас было шестеро. К 1985 году стало уже 26 человек, сейчас еще больше. Например, у меня трое детей, восемь внуков и два правнука. Все живут в Израиле".
Статья написана благодаря стажировке автора при Международном исследовательском институте Яд Вашем.