Гарри Поттер и арт-энтомология: ловим насекомых в «Тайной комнате»
В ХХ веке литература становилась объектом многих исследовательских подходов — от нарратологии до деконструкции. Одни себя уже изжили, другие под видом постколониальных исследований процветают по сей день. Однако ни одно из этих научных направлений не способно дать такие плодотворные результаты, как арт-энтомология. Ведущий арт-энтомолог современности Глеб Колондо составил специальный практикум, который позволит вам убедиться в методологическом изяществе и познавательной ценности этого подхода применительно к вселенной Гарри Поттера.
Кто такие арт-энтомологи?
Для начала вспомним, кто такие энтомологи. Это ученые-биологи, которые исследуют бабочек, пчел, мух, тараканов и других насекомых. Соответственно, энтомология — наука, изучающая существ, у которых шесть ног. Не больше — но и не меньше.
Арт-энтомология тоже предполагает работу с насекомыми. Но в отличие от своих коллег, арт-энтомологи никого не ловят, не умерщвляют и не сажают под стекло, проткнув иголкой. Зато, отправляясь в путешествие по книге, фильму или музею изобразительных искусств, они непременно берут с собой сачок. Воображаемый, конечно. Его лучше всегда держать наготове, чтобы не пропустить «культурных» насекомых — тех, которые обитают в объектах культуры и произведениях искусства.
Конечно, раз сачок воображаемый, то и «отлов» тоже происходит не буквально. Вырезать усачей из работ Марии Сибиллы Мериан или кромсать на части книжку «Необыкновенные приключения Карика и Вали» в наш цифровой век, к счастью, не обязательно. Достаточно сфотографировать (или заскринить, если речь о цифровой копии) находку, а затем постараться описать ее.
В этом отношении арт-энтомологи действуют в точности как обычные энтомологи, которые описывают открытые ими новые виды насекомых. Правда, арт-энтомологические справочники с описаниями «культурных» шестиногих издаются, мягко говоря, нечасто. Книги вроде «Рожденные летать… и ползать» — скорее, исключения, подтверждающие правило.
Арт-энтомология — молодая наука, и ее полноценное становление и развитие, хочется верить, дело ближайшего будущего. Но уже сейчас существуют онлайн-площадки, где арт-энтомологи делятся находками и обмениваются идеями. Одно из прибежищ русскоязычных арт-энтомологов — паблик «Насекомая культура».
Зачем нужна арт-энтомология?
А энтомология зачем нужна?
Если упрощать, то биологи-энтомологи исследуют насекомых как часть целого. Нельзя взять и познать весь мир целиком — слишком уж он большой. Поэтому каждый исследователь, как правило, занимается чем-нибудь одним: кто-то растениями, кто-то минералами, кто-то млекопитающими, а кто-то насекомыми.
Постепенно разрозненные знания собираются в общую «картину мира». Глядя на нее, мы можем строить разные увлекательные теории. Насчет происхождения жизни или ее гипотетического финала, и даже пресловутого смысла, например.
Точно так же искусствоведы обычно не берутся за всё искусство сразу — лучше выбрать что-то конкретное, скажем, литературу. И тоже не всю, а одно из направлений. Или конкретного писателя, или даже его отдельно взятую книгу.
Вот и арт-энтомологи тоже сделали свой выбор. Конечно, деление искусства на то, в котором есть насекомые, и то, в котором насекомых нет, может показаться кому-то странным и неочевидным. Но тем неочевиднее и необычнее смыслы позволяет обнаружить арт-энтомологический подход.
Арт-энтомологическая практика
Чтобы убедиться в том, что арт-энтомология — это полезно и интересно, возьмем какую-нибудь известную книгу и исследуем обитающих там насекомых. Конечно, лучше, чтобы автор книги относился к насекомым хорошо или хотя бы нейтрально. Отрицательное отношение к насекомым «все букашки противные и вообще вредители» — это неверно, поверхностно и, в конце концов, скучно.
Предложенным критериям вполне удовлетворяет склонная к инсектофилии Джоан Роулинг. А конкретно вторая часть поттерианы, «Гарри Поттер и Тайная комната», в которой у мамы Ро ярче всего сияет шестиконечная арт-энтомологическая звезда.
Кто-то возразит: какая же тут инсектофилия, если именно в этом томе «семикнижия» описывается арахнофобия Рона Уизли и появляется племя пауков-гигантов? Но дело в том, что пауки — хотя и сородичи насекомых по биологическому типу «членистоногие», вопреки заблуждению не входят в отряд «насекомые», образуя свой собственный — «арахниды», или «паукообразные». Так что оставим пауков арт-арахнологам и приступим к практической арт-энтомологии — откроем книгу и начнем ловить шестиногих нашим воображаемым сачком.
Первая находка ждет нас на странице 12 в переводе Литвиновой (М.: Росмэн, 2001). Мы узнаем, что:
«Всё семейство [Дурслей] ох как боится, что он [Гарри] возьмет и превратит их в навозных жуков».
О чем это говорит с арт-энтомологической точки зрения?
Жук-навозник — так панибратски иногда называют скарабеев. Отношение к ним, как и ко многим насекомым, двойственное. Для обывателя это что-то неприятное — «фу, жуки, навоз». В то же время общеизвестно, что в Древнем Египте эти насекомые считались священными. Шарик из навоза, который скарабей катит перед собой, ассоциировался с солнцем, а утренний бог Хепри, отвечающий за рассвет и рождение новой жизни, изображался в виде жука или мужчины с жуком вместо головы.
Понятно, что наш любимый Гарри Поттер не может быть обывателем с упрощенным взглядом на жизнь — за обывательство в его вселенной отвечают как раз злобные дядя с тетей и кузен по фамилии Дурсли. В таком случае гипотетическое превращение Дурслей в жуков есть переход от плохого к хорошему, а никак не наоборот. Жук — это хорошо, и, пожалуй, даже инсектофобы согласятся, что Дурсли в любом случае хуже, чем самые несимпатичные жуки. Но дело, разумеется, не только в этом.
Сама коллизия с трансформацией человека в насекомое, безусловно, отсылает к Францу Кафке и его повести «Превращение».
Все мы прекрасно помним, что для семьи Грегора Замзы, который, проснувшись утром после беспокойного сна, обнаружил вместо себя-коммивояжера насекомое, произошедшее стало огорчением и триггером. Но это обывательский взгляд, взгляд снаружи. Для читателя же, которому открыт внутренний мир героя, Грегор-жук — симпатичный и трогательный персонаж. Пожалуй, он лучше Грегора-человека, который был слишком занят тяжелой работой, чтобы развить духовную привлекательность.
В процессе чтения мы понимаем, что заглавие имеет в виду не столько анатомическое изменение героя, сколько его внутреннее перерождение. Через некоторое время после метаморфозы Грегор раскрывается для нас как герой с тонкой душой, склонной к глубоким переживаниям. Его кончина в финале печальна, но читательская печаль по-своему светла: ведь Грегор заслужил покой.
Этим он отличается от других членов семьи Замза, которые обращаются с ним после его трансформации примерно так же, как Дурсли с племянником-магом. Определенно у Гарри и Грегора много общего — оба до поры до времени вынуждены жить в изоляции, вызывая раздражение и омерзение у близких родственников. Поттер и Замза как бы провинились перед социумом, потому что они не такие, как все прочие «добропорядочные» граждане.
«Мистер и миссис Дурсль <…> всегда с гордостью заявляли, что они, слава богу, абсолютно нормальные люди», — первое предложение первой книги поттерианы могло бы относиться и к отцу, матери и сестре Замза. В то же время мальчик-маг и человек-жук самим фактом своего существования совершают преступление против «нормы». Впоследствии каждому удается совершить побег из токсичного для них «нормального» мира. Грегор переступает черту между жизнью и смертью, а более жанровый Гарри остается жив и переезжает в мир нормальной для него «антинормы» — в Хогвартс. К слову, в компьютерной игре «Гарри Поттер и философский камень» в Хогвартсе можно встретить девушку, которая, если попробовать с ней заговорить, первым делом сообщит, что у нее есть коллекция жуков.
Но вернемся к «Тайной комнате», которая имеет с «Превращением» ощутимые сюжетные сходства. Семья Замза прячет Грегора от посторонних глаз, чтобы он не спугнул квартирантов — их основной источник дохода. Семейство Дурслей ждет к ужину влиятельного мистера Мейсона с супругой, приказывая Гарри сидеть у себя в комнате, будто его вообще нет.
И там, и там усилия родственников оказываются напрасными. Грегор выползает в гостиную на звуки скрипки — это приводит к тому, что постояльцы отказываются от комнат и уходят, не заплатив. Гарри, стремясь усмирить разбушевавшегося эльфа Добби, устраивает бедлам, поставив крест на карьерном росте дяди Вернона, который напрямую зависит от того, как пройдет ужин с Мейсонами.
Сложно предположить, что Роулинг допустила все эти пересечения ненамеренно. В четвертой книге, «Гарри Поттер и Кубок огня», она делает совсем уж жирный намек, упоминая, что Дурсли рады племяннику в своем доме «примерно так же, как жуку-древоточцу».
Далее в этой же части мы узнаем, что «желтая» журналистка Рита Скиттер умеет превращаться в жука. С целью перевоспитать отрицательную героиню Гермиона ловит жука-Риту и изолирует в стеклянной банке, где у нее появляется достаточно времени для раздумий над своей прежней жизнью — чем не очередная вариация на тему Грегора Замзы?
При желании можно выстроить конспирологическую теорию, допустив, что сюжеты Кафки и Роулинг развиваются в одной вселенной. Возможно, Грегор Замза должен был стать анимагом — то есть волшебником, способным превращаться в какое-то животное. Но родственники, как и Дурсли, уничтожили пришедшее на его имя письмо из чародейской школы. Однако магический дар не захотел провести остаток дней в темнице, теле магла-коммивояжера, и вырвался наружу.
А у нас, кажется, вот-вот вырвется наружу фанфик почище «Методов рационального мышления». Но лучше как-нибудь в другой раз. Вернемся к ловле насекомых.
Глава 4, страница 77. Здесь нам придется нахлобучить сачок прямо на голову Хагриду, поскольку Роулинг пишет о великане:
«…его маленькие заросшие густой бородой глазки блестели, как два черных жука».
Любопытно, что глаза Хагрида сравниваются с жуками не в первый раз. В главе 4 первой книги говорится, что лицо Хагрида всё покрыто волосами, зато:
«…видны его глаза, маленькие и блестящие, как черные жуки».
Хагрид — один из самых светлых персонажей Роулинг, носитель диковато-грубоватого, но всё же глубинного добра. «Я бы доверил ему свою жизнь», — говорит о нем Альбус Дамблдор. Отсюда еще одно подтверждение, что жук для Роулинг — это существо безусловно положительное.
Окончательно убеждаемся в этом, добравшись до 6-й главы «Тайной комнаты». На уроке трансфигурации, который ведет профессор МакГонагалл, студенты упражняются в метаморфозах:
«Задание состояло в том, чтобы превратить навозного жука в большую пуговицу. У Гарри, как он ни бился, ничего не получилось: весь урок он тренировал жука, как ускользать на ровной поверхности от волшебной палочки».
Опять превращение, только теперь не в жука, а из жука — в пуговицу. Выбор предмета примечателен: похоже, Роулинг продолжает развивать кафкианские мотивы, в качестве противоположности насекомому остановившись на пуговицах, которые филолог Максим Жук в книге «Путь к Замку, или Курс лекций о Франце Кафке» определяет как один из символов сакральной безжалостной власти.
Жук (нет, это не псевдоним) отмечает позолоченные пуговицы на рукавах служителей Суда в романе «Процесс» и строгий мундир с золотыми пуговицами, который носит отец Грегора Замзы.
Неизвестно, шла ли речь в «Тайной комнате» именно о золотой пуговице — возможно, подошла бы любая. Но вполне очевидно, что живой жук лучше, чем неживая пуговица, к тому же с сомнительным кафкианским бэкграундом.
Правда, не совсем понятно, почему детей учат делать из хорошего плохое, а не наоборот. Несколько позже в рамках всё той же трансфигурации Гарри предложат превратить пару белых кроликов в домашние туфли — какой ужас! Остается только предположить, что подобные упражнения, как и всю образовательную программу для Хогвартса, составляет британское министерство магии — как известно, вздорная и в самом худшем смысле кафкианская госструктура.
А дальше в главе 4 происходит нечто совершенно удивительное:
«У Рона дело обстояло еще хуже. <…> [Волшебная] палочка, по-видимому, совсем испортилась. Она то и дело потрескивала и искрила, а когда Рон пытался всё же превратить жука, он испускал густой дым, вонючий, как тухлое яйцо. В дыму ничего не было видно, и Рон случайно раздавил локтем жука, пришлось просить нового. Что, естественно, огорчило профессора МакГонагалл» (выделено автором).
Гибель жука мало того что «огорчила» строгого педагога, так ее огорчение еще и «естественно». Всего два слова, а какую метаморфозу в этот момент претерпевает образ хогвартской «железной леди». Если бы ранее мы не обратили внимания на особое положение жуков в книге, то здесь могли бы впасть в ступор. Ну с чего бы МакГонагалл жалеть о жуке? Вряд ли это дорогостоящий «учебный инвентарь», и теперь ей придется платить за перерасход жуков из своего кармана.
То, что профессор сентиментальна и жалеет всякую маленькую тварь, — исключено, это совсем на нее не похоже. Тогда что?
Очевидно, то, что мы уже уяснили: жуки, и вообще насекомые, имеют в «поттериане» сакральный вес. Дань ли это уважения Кафке или легкий намек на то, что магические способности современных магов могут восходить к культуре Египта — не так важно. Главное, что жуки в магической вселенной — топ, и это не обсуждается. Чего, впрочем, еще ожидать от мира, где всем заправляет прямоходящий шмель?
Не секрет, что Альбус Дамблдор не только прославленный директор Хогвартса и один из самых могущественных магов в истории, но и главный модератор происходящих в саге Роулинг событий. Последнее, в частности, утверждается в популярном фанатском исследовании под названием «Большая игра профессора Дамблдора». При этом в контексте арт-энтомологии нельзя обойти вниманием тот факт, что в старину словом «дамблдор» англичане называли шмелей.
Случайно ли Роулинг, выбирая имя «большому игроку», остановилась на «шмеле»? С учетом всего вышесказанного — вряд ли. В сети повсеместно встречается наблюдение:
«Дамблдор часто и упорно докучает властям своими смелыми речами и решительными поступками, донимает их как неотвязное, жужжащее, способное жалить насекомое».
Хотя сама «мама Ро» пытается обратить всё в шутку, утверждая:
«Одно из увлечений Дамблдора — музыка, и я представляла себе, как он ходит и жужжит себе под нос, что твой шмель».
Но почти наверняка лукавит, не желая выставлять напоказ инсектофилию или, быть может, принадлежность к древним культам насекомопоклонников, о которых маглам и простым смертным лучше не знать.
Другой вариант: как и всякий хороший автор, Роулинг вложила в текст больше, чем сама способна предположить. Следовательно, то, что представляется ей незначительной деталью, может иметь существенное значение для читателей, которые не пренебрегают своим законным правом на свободу интерпретаций.
Итоги
На этом нашу арт-энтомологическую разминку можно считать законченной. Мы обнаружили в «Тайной комнате» несколько маленьких жучков, и это помогло взглянуть на давно знакомую историю с нового и неожиданного ракурса. В этом и прелесть арт-энтомологии: попробуйте теперь, перечитывая второй том, не думать о Кафке.
Конечно, со всем вышеизложенным можно спорить. Или совершать свои открытия — благо насекомых в мировой культуре хватит на всех. Домашнее задание: поищите во вселенной Гарри Поттера еще каких-нибудь насекомых — поверьте, они там есть.
Ну как, нашли? Прислушайтесь: о чем они вам говорят?