Свобода, ведущая нейроны. Признает ли современная биология свободу воли

Если работе нашего сознания сопутствуют некие реакции в мозге, значит ли это, что наше сознание целиком зависит от этих реакций? Ответ не так прост, как кажется.

Свобода воли была одним из главных вопросов античной философии. Полярные точки зрения на эту проблему и основные линии аргументации наметились уже тогда. С тех пор прошло две с половиной тысячи лет, и, казалось бы, всё, что мы узнали о работе мозга, генетике и влиянии культуры на принятие решений, должно было бы подвинуть нас в решении этой головоломки — свободен человек или нет. Дэн Фальк поговорил с двумя крупнейшими современными учеными, отстаивающими свободу воли и уверенными в ее полном отсутствии, и обнаружил, что никакого консенсуса нет и в помине.

Вам хочется пить, и вы тянетесь за стаканом воды. Это можно считать либо свободным действием, либо неизбежным следствием законов природы. Есть ли у нас свобода воли? Вопрос древний, и не самый простой. Над ним ломали головы лучшие умы, и многие из них пришли в итоге к достаточно однозначному ответу — либо безусловно да, либо безусловно нет.

В лагере приверженцев «безусловно нет» находится Роберт Сапольски, приматолог и профессор неврологии Стэнфордского университета. В своей новой книге «Обусловленность: наука о жизни без свободы воли» он рассказывает, почему у нас не может быть свободы воли. Почему мы ведем себя так, а не иначе? Почему мы предпочитаем бренд A бренду B или голосуем за кандидата X, а не за кандидата Y? Не потому, что у нас есть свобода воли, а потому, что каждое действие и мысль являются результатом «совокупности биологических и экологических случайностей».

Сапольски пишет, что «биологические факторы, над которыми вы не имели контроля, и взаимодействие с окружающей средой, над которой вы не имели контроля, сделали вас вами». Другими словами, «все ваше детство, начиная с того, как мать обращалась с вами в течение первых нескольких минут после рождения, заканчивая культурой и эволюционным развитием, сформировавшим ваш вид, в совокупности и определяют ваш выбор».

В своей последней книге Сапольски снова сочетает приземленную прямоту и литературный стиль, которые отличали его предыдущие работы, в том числе «Почему у зебр не бывает язв», посвященную биологии стресса. Подводя итог своим рассуждениям в «Обусловленности», он пишет:

Сапольски сейчас за шестьдесят, у него густая борода и бодрый вид. Во время нашего недавнего интервью по зуму я искал непоследовательность в его рассуждениях — все, что могло бы свидетельствовать о том, что в глубине души он признает, что мы действительно принимаем свободные решения, как, несомненно, воспринимают это многие из нас. Но он был к этому готов и стоял на своем.

У меня не было возражений против того, что культурные и генетические факторы, а также факторы окружающей среды влияют на нашу жизнь и заставляют нас двигаться в определенном направлении. Но как эти факторы могут влиять на то, что мы говорим или делаем в каждый момент времени? Он снова перевел стрелки на меня.

«Почему вас так волнует этот вопрос? — спросил он. — Почему вы стали человеком, который берет у кого-то интервью на эту тему? Этого бы не случилось, например, если бы вы выросли в центральном Нигере и у вас были бы кишечные паразиты».

По словам Сапольски, большинство людей обо всех своих действиях думают, что совершают их свободно. «Вы спрашиваете: „Намереваюсь ли я это сделать? Осознаю ли я, что мог бы сделать что-то еще? Что у меня были варианты?“ Интуитивно на все эти вопросы мы отвечаем „да“, и таким образом утверждаем значение свободы воли в нашей жизни. Но это все равно что пытаться оценить фильм, посмотрев последние три минуты. Если всерьез попытаться ответить на вопрос о том, откуда взялось некое намерение, следует учитывать все, что происходило от одной секунды до миллиона лет назад. Это неизбежно приводит к выводу, что свободы воли не существует. Потому что, как бы вы ни старались, вы ничего не решаете. Вы не можете заставить себя проявить силу воли. Вы не можете думать о том, о чем вы будете думать в следующий раз. Это просто невозможно».

По мнению Сапольски, вы не можете избежать влияния биологических и культурных сил и факторов окружающей среды, которые предшествовали вам и сформировали вас. «Все слишком крепко спаяно друг с другом, и нигде нет ни малейшей трещины, в которой свобода воли могла бы явить себя, — говорит он. — В современных аргументах в пользу свободы воли, которые не ссылаются на Бога, волшебную пыльцу или что-то в этом роде, все равно предполагается некий маневр, который позволяет обойти обстоятельства и причины, побуждающие нас к тому или иному. Но это нарушает законы функционирования нейронов, атомов и вселенных. Ваша жизнь — это следствие всего, что было раньше».

Многие ученые и философы с этим не согласны. Кевин Митчелл, нейробиолог из Тринити-колледжа в Дублине, в своей новой книге «Свободные агенты: Как эволюция дала нам свободу воли» утверждает, что даже не смотря на то, что мы сформированы нашей биологией, именно эта биология в течение миллиардов лет эволюции превращала нас в свободных агентов.

Даже самые ранние и примитивные существа обладали некоторой способностью контролировать свою судьбу.

Когда одноклеточный организм движется к источнику пищи или прочь от опасности, он вступает, пусть и весьма покорно, в новый мир действия и свободы. Простые организмы, пишет Митчелл, «делают выводы о том, что происходит в мире» и «принимают взвешенные решения, чтобы адаптировать свою внутреннюю динамику и выбрать соответствующие действия».

Он добавляет: «Это представляет собой совершенно иной тип причинно-следственной связи, отличный от всего, что наблюдалось ранее во Вселенной».

Митчелл на дюжину лет моложе Сапольски, и борода у него тоже не такая пышная. Он родился недалеко от Филадельфии, но вырос в Ирландии; затем он вернулся в Соединенные Штаты для получения степени, прежде чем отправиться обратно в Дублин.

Во Вселенной, где бездумные законы природы перемещают частицы материи, возникновение свободы воли действительно может показаться чудом. Просматривая «Свободных агентов», я вспомнил карикатуру из «Нью-Йоркера», где двое ученых стоят у доски, заполненной уравнениями. В середине доски вместо уравнения первый ученый написал: «Затем происходит чудо». Его коллега говорит ему: «Я думаю, тебе следует быть более ясным здесь, во второй части».

Но, по словам Митчелла, именно это и происходит во Вселенной сплошь и рядом, и он непреклонен в том, что в этом нет ничего чудесного. Скорее, у таких живых существ, как мы, биологические факторы как раз таки обуславливают свободу воли.

Разве мы не можем контролировать биологические факторы? В своих книгах и Сапольски, и Митчелл ссылаются на работу нейробиолога Бенджамина Либета. В 1980-х годах Либет провел серию экспериментов, которые показали, что электрическая активность в мозге может быть обнаружена за несколько сотен миллисекунд до того, как испытуемый осознает, что принимает решение. Некоторые предполагают, что сам мозг, должно быть, принимает «решение», а сознание следует за ним. Эксперименты Либета по-прежнему вызывают споры, тем не менее, они заставили многих людей задуматься, является ли свобода воли иллюзией.

Митчелла это ни в чем не убедило. Да, в мозге происходят физические и химические процессы — как же их может не быть? — но это никак не лишает нас свободы, говорит он.

«Есть такая идея, что если внутри мозга активизируется некий механизм, когда мы принимаем решение, из этого якобы следует, что принятие решений — это и есть не более, чем действие этого механизма, — говорит он. — Я не думаю, что это правильная точка зрения. Мне кажется, из этого следует лишь то, что для принятия решений нам нужно использовать некий биологический механизм».

По мнению Митчелла, история принятия решений началась не с людей. Скорее, его можно проследить до первых простых организмов, которые процветали сотни миллионов или даже миллиарды лет назад. «Я применяю эволюционный подход к этой проблеме», — говорит он.

Эволюция, по словам Митчелла, благоприятствует организмам, которые обладают способностью прокладывать себе собственный путь в этом мире. Организмы развили способность чувствовать и способность действовать, основываясь на полученных чувствах. Уже примитивные существа стали оценивать, какое действие, по всей вероятности, продлит их существование, а какое — нет. «Даже бактерии делают это», — сказал Митчелл. Люди просто делают это более изощренным способом.

В ходе эволюции появились существа с более развитой способностью к принятию решений. «Эти способности становились все более сложными, что привело к появлению более активных организмов с большей способностью к контролю, — говорит Митчелл. — У них больший диапазон возможных действий и более гибкое поведение».

По мере того как существа развивали более изощренные способы реагировать на окружающую среду, они стали заглядывать дальше в будущее и строить далекоидущие планы.

«У них появился когнитивный горизонт, который становится все шире и шире в процессе эволюции, — говорит Митчелл. — И это означает, что они обладают большей причинно-следственной автономией. Ими не помыкают все непосредственные события в окружающей среде. Они могут думать о вещах, которые еще не произошли, и учитывать в своих решениях события, которые могут произойти через несколько десятилетий».

Никакой магии, никаких чудес — просто способность принимать решения, которую мы получили от гораздо более простых существ и развили благодаря естественному отбору.

Что удивительно, так это то, что Сапольски и Митчелл, отталкиваясь, по сути, от одного и того же корпуса научной и философской литературы о свободе воли, пришли к противоположным выводам. Кто же из них прав?

На мой взгляд, больше прав Митчелл. Мы действительно способны принимать решения, и эта способность развивалась на протяжении веков. Простые существа принимают простые решения («там может быть источник пищи — нужно двигаться в этом направлении»), а сложные существа принимают сложные решения («мне не нравится предложение кандидата о едином налоге, но мне нравится, как он относится к энергетике»). Детерминист может настаивать на том, что все, что мы делаем, зависит от того, что было в прошлом. Для простых существ это утверждение достаточно справедливо. «Решения» инфузорий принимаются более или менее на автопилоте. Но у таких сложных существ, как мы, действия зависят от сознательных решений. Митчелл считает, что мы находимся в водительском кресле.

Точка зрения Митчелла находит поддержку в работа физика Дженанн Исмаэль из Университета Джона Хопкинса. Физики давно спорят о том, как работают законы природы и допускают ли эти законы свободу воли. В своей книге 2016 года «Как физика делает нас свободными» Исмаэль высказывает точку зрения, в целом совпадающую с точкой зрения Митчелла. Да, прошлое прокладывает путь настоящему, которое, в свою очередь, формирует будущее, но люди не являются простыми наблюдателями в этом процессе.

Исмаэль согласна с тем, что на нас влияет то, что было раньше, но, по ее мнению, этот опыт скорее информирует нас, чем ограничивает наши решения. «Из различных происшествий моей жизни я извлекла надежды, мечты, приоритеты и свое видение, — говорит она. — Когда я решаю, что делать, я смотрю на то, что было, и принимаю решения о том, как настоящее может повлиять на будущее».

И все же некоторые аргументы Сапольски по-своему также убедительны. Физики встают и на его сторону. В своей книге «Экзистенциальная физика», вышедшей в 2022 году, физик Сабина Хоссенфельдер пишет, что идея свободы воли непоследовательна.

«Чтобы ваша воля была свободной, она не должна быть обусловлена ничем. Но если некое решение не обусловлено ничем — если это „беспричинная причина“, как выразился Фридрих Ницше, — значит оно не было обусловлено и вами, независимо от того, что именно вы подразумеваете под собой. Как подытожил Ницше, это „лучшее самопротиворечие, которое было придумано до сих пор“. Я согласна с Ницше».

По мнению Сапольски, признание того, что людей формирует их прошлое, открывает нам путь к построению более справедливого общества. Сапольски считает, что мы не должны хвалить людей за достижения, к которым их привел ряд преимуществ, помогавших им на протяжении всей жизни. Также он утверждает, что неправильно осуждать тех, кто в чем-то отстает из-за множества неблагоприятных обстоятельств, с которыми они столкнулись. Я согласен с этим.

Рассмотрим нейрохирурга и преступника. Нейрохирург в этой паре вовсе не является «лучшим человеком, просто обстоятельства создали человека, способного стать компетентным нейрохирургом, — сказал мне Сапольски. — И преступник человек не является худшим человеком, поскольку обстоятельства породили кого-то, кто в определенных обстоятельствах бывает слишком импульсивным».

В то же время я не могу не задаваться вопросом: если у отдельных людей нет свободы выбора, как могут суды, законодательные органы или целые общества иметь ее? Если свобода — это иллюзия, может показаться, что такая идея, как «выступать за судебную реформу», также теряет смысл. Как можно делать что-то, отличное от того, что мы предположительно намерены делать? По мнению Сапольски, хотя мы не можем изменить мир, мир может изменить нас.

«Все меняется! — говорит Сапольски. — Мы больше не держим рабов. Мы надеваем свитер, потому что сегодня прохладнее, чем было вчера. Тот, кто раньше был сторонником превосходства белой расы, теперь сожалеет об этом и выступает за толерантность. Не потому, что он проснулся однажды и сказал: „Я решил, что ошибался во всем“. Это обстоятельства изменили его».

Так как же эти два выдающихся ученых пришли к таким разным взглядам? Я думаю, ответ заключается в том, что они рассматривали разные аспекты головоломки о свободе воли. Сапольски обеспокоен тем, что мы переоцениваем степень нашей свободы, не принимая во внимание биологические, социальные и экологические силы, которые сделали нас теми, кто мы есть. И он прав: мы, безусловно, должны учитывать эти силы.

Но он, возможно, довел свой аргумент до крайности, вообразив, что эти ограничения вообще не оставляют места для какой-либо свободы. Вполне возможно, тот факт, что мой папа любил играть народные песни на пианино, когда я рос, как-то повлиял на мои вкусы — но действительно ли мое прошлое определяет все, вплоть до секунды, когда я захочу потянуться за стаканом воды?

Митчелл, тем временем, сосредоточен на «спасении» свободы воли от мира, который будто бы во всем ее определяет. На деле же в этой спасательной операции нет необходимости; философы давно утверждают, что мы можем обладать свободой независимо от того, как функционируют наши атомы и молекулы. В конце концов, никто не может определить победителя между Сапольски и Митчеллом так же, как мы не можем определить победителя между бейсбольной командой «Нью-Йорк Метс» и хоккейной командой «Нью-Йорк Рейнджерс».

Несмотря на то, что Сапольски и Митчелл охватывают широкий круг вопросов, многое остается нерешенным. Можно задаться вопросом, как количественно оценить те биологические и культурные силы, которые подкрепляют тезис Сапольски. Как можно доказать, что они вообще не допускают свободы? А в теории Митчелла, который изо всех сил пытается согласовать свободу воли с физикой, остается непонятным, как именно такие вещи, как разум и свобода воли, возникают из неодушевленной материи?

Эти две книги показывают, насколько сложна проблема свободы воли. И поскольку к этой проблеме можно подходить многими способами, мы можем быть уверены, что в ближайшее время она никуда не денется. Как недавно сказала Исмаэль на лекции в Торонто, загадка свободы воли — это величайшая философская загадка.