Глава дирекции по добыче Газпром нефти Сергей Доктор: Мы интегрировали мировой опыт в собственный уникальный подход
Глава дирекции по добыче «Газпром нефти» Сергей Доктор о трансформации бизнес-модели и об использовании цифровых технологий в программе «Актив будущего»
В чем заключается программа Актив будущего?Это комплексная трансформация операционной модели Блока разведки и добычи Газпром нефти. Мы полностью меняем бизнес-модель через 3 основных элемента: процессы, технологии и людей. Мы оптимизируем бизнес-процессы, осуществляем цифровую трансформацию, в том числе за счет создания поддерживающих инструментов, развиваем кросс-функциональные компетенции и гибкие навыки. Реализация программы осуществляется через продуктовый подход. В Активе будущего сформированы 6 бизнес-продуктов, 3 сервисных и Центр интегрированных операций все они обеспечивают максимальную эффективность цепочки создания ценности. Еще одним важным аспектом трансформации является переход к планированию от потенциала. Сегодня задачи по объему добычи углеводородов и эффективности актива в целом мы ставим исходя из их технологических, операционных и стратегических возможностей от потенциала, а не от достигнутого, опираясь на результаты прошлого года.
Для поддержания новой операционной модели мы также выстроили процесс бизнес-заказа на технологии благодаря прозрачности цепочки создания ценности мы понимаем, какие технологии необходимы сейчас, какие будут востребованы в будущем на каждом этапе создания ценности, а благодаря вовлечению инновационного окружения и скаутингу технологий мы планируем получать перспективные разработки и предложения, адаптируя их для специфики наших активов быстрее остальных.
Разработка концепции и ее реализация осуществляются сформированной кросс-дирекционной командой при участии наших партнеров Boston Consulting Group (BCG). BCG имеют огромный опыт участия в трансформационных проектах как отечественных, так и зарубежных, и по их оценке, с точки зрения масштабов нашей программы, аналогов ей в отрасли нет.
Уже можно говорить о каких-то результатах?
Конечно. Сначала мы запустили пилоты. Первым стал Газпромнефть-Хантос, где сегодня активно используются цифровые двойники, в которые встроены элементы искусственного интеллекта. В числе первых пилотов также были Газпромнефть Ямал и Газпромнефть-ННГ. В 2019 г. по результатам внедрения Актива будущего был достигнут прямой эффект в 1,2 млрд руб. В этом году он уже превысил 4 млрд руб. А к 2030 г. мы рассчитываем, что эффект от реализации Актива будущего достигнет 100 млрд руб.
На сегодняшний день мы полностью окупили инвестиции в автоматизацию, создание инструментов и изменение бизнес-модели.
Сколько активов задействовано в программе?
Трансформация запущена в 10 дочерних обществах она охватывает 27 активов, более 130 технологических решений и инструментов и более 200 бизнес-процессов. В трансформации задействовано более 600 человек по всей компании.
Кто-то кроме Газпром нефти в отрасли этим занимается?
Мне кажется, что так активно и в таком масштабе нет. Мы рассказывали о нашем проекте в Тюмени на нефтяном форуме и не могли найти аудиторию, которая вместила бы всех интересующихся коллег по отрасли и представителей компаний, не имеющих отношения к нефтянке. В следующем году, если позволит эпидемиологическая ситуация, готовы рассказать о проекте на международной площадке. Например, на CERAWeek, где мы традиционно выступаем. Нам есть что показать, это уже не просто концепция.
То есть Актив будущего это исключительно ваша разработка?
Конечно, нельзя сказать, что мы все это с нуля и с чистого листа придумали. Например, в части разработки инструментов очень много взяли из опыта Equinor. Используя возможности партнерства с Mubadala Petroleum, многое взяли у ADNOC, которым инструменты разрабатывали лучшие западные компании. Мы доехали до Австралии для того, чтобы изучить опыт Woodside одной из самых инновационных нефтегазовых компаний мира. Так что я не буду утверждать, что мы полностью уникальны в каждом из решений для наших активов. Но мы сумели грамотно интегрировать мировой опыт в по-настоящему уникальный, собственный подход. У Shell, у BP есть очень инновационные активы, но они в основном региональные, а применить весь спектр решений на всем портфеле большой нефтяной компании пока никто не пытался. А чем больше масштаб, тем больше потенциальный эффект. На первом уровне оптимизации скважина, на следующем лицензионный участок, актив и регион. Таким образом, последовательно укрупняя объекты управления и формируя портфель, мы получаем широкий охват, целостность, высокую степень опциональности и совсем иной масштаб эффектов за счет портфельной оптимизации.
То есть преимущественно используется все же зарубежный опыт?
Да, наверное, новая бизнес-модель больше похожа на западную, но вряд ли кто-то будет спорить, что с точки зрения управления бизнесом и оптимизационных процессов зарубежные компании прошли гораздо больший путь, чем мы. Например, традиционно в каждом активе есть главный инженер, а у нас появляются операционный директор, технический директор более того, целый блок технического директора, который отвечает за бизнес-чендж. Каждый продукт полностью законченный, со своим PNLем, со своей командой, и это основное отличие нового подхода. Ведь в существовавшей модели часто бывало, что занимаясь своим делом будь то подготовка бизнес-кейса или разработка технологического инструмента, люди не понимали, какой вклад они вносят в создание общей ценности, а значит, не могли даже поставить себе КПЭ. Мы же всю цепочку поделили, и у каждого из продуктов, начиная с первых этапов поиска и оценки бизнес-возможностей и заканчивая последними эксплуатацией, монетизацией газа, свой PNL. Это очень четкая ответственность с четкими КПЭ. И это большие команды с большими возможностями, которые на основе понимания комплексного потенциала выявляют целостный бизнес-заказ, что очень важно.
В начале года мы побывали в Кремниевой долине изучали опыт глобальной энергетической компании Enel. Они все свои бизнес-вызовы презентуют потенциальным инвесторам на одной площадке, а дальше только занимаются отбором решений. То есть они создают бизнес-заказ, давая инвесторам посыл, что в случае реализации положительного МVP от того или иного продукта решение будет иметь еще и монетизацию. Тем самым они создают определенную экосистему. Что-то похожее и мы пытаемся делать. Сейчас мы уже точно понимаем, что такое бизнес-вызовы. Мы думаем об акселераторах, о создании собственной подобной площадки, о скаутинге технологий. Мы значительно в это вкладываемся и считаем, что это создает дополнительный потенциал для компании. Можно с нами соглашаться, можно не соглашаться, но наши удельные показатели эффективности лучше всего дают оценку сделанному.
Как в этой схеме задействованы цифровые технологии?
Например, 2 года назад мы инициировали с одной из нефтесервисных компаний проект, который назывался Цифровая буровая. Мы сделали пилот, снизили стоимость строительства скважины на 15 %, увидели значимый эффект, а теперь входим в следующую, более глобальную фазу пилота создаем экосистему со всеми участниками процесса: с буровыми компаниями и с сопутствующими сервисами. Сейчас мы показали возможность обмена данными в этой общей экосистеме.
Сегодня у нас во всех активах уже созданы центры управления бурением, где с использованием последних цифровых достижений выделенные команды непрерывно занимаются оптимизацией текущих процессов. Мы каждый год закладываем в свои показатели рост эффективности в 510 % и достигаем цели. Нам еще многое нужно сделать, но мы уже не отстаем от наших западных коллег на десятилетия. Что важно, они это понимают и уже не предлагают нам технологии пятилетней давности и вынуждены показывать свои новейшие разработки и комплексные подходы для того, чтобы быть здесь востребованными, отличаться от российских конкурентов. Таким образом, мы получаем возможность использовать этот потенциал для локализации высоких технологий в России.
Кстати, мы пока единственные из отечественных нефтяных компаний вошли в Open Subsurface Data Universe (OSDU). Это открытая площадка, позволяющая использовать весь потенциал имеющихся технологий, наработок в отрасли и в то же время иметь возможность монетизации, капитализации своих технологий. Сейчас мы активно обмениваемся информацией с такими компаниями, как IBM, Halliburton.
Что в итоге? Безлюдные месторождения, роботизированные технологии и повышение эффективности?
Наши центры управления бурением создаются не для того, чтобы увести людей со скважин. Они помогают сотрудникам находить кросс-функциональные, более эффективные и быстрые решения. Это возможность объединить разных специалистов в одном месте и обеспечить их возможностью влиять на процесс проводки каждой скважины, причем с помощью последних технологических достижений. Да, для этого мы дооснащаем наши буровые и там правда становится меньше людей. Но это связано не только с эффективностью, но и, в первую очередь, с безопасностью. Эффективность же обеспечивается тем, что на основе поступающих в единую базу данных цифровые системы с элементами Индустрии 4.0 анализируют ситуацию и, учитывая опыт бурения этой скважины и всех остальных, входящих в обучающую выборку, предсказывают варианты развития событий в режиме реального времени и рекомендуют оптимальные параметры последующих действий, обеспечивая эффективность и безопасность. Человек так не умеет физически работать с большими данными с такой скоростью может только искусственный интеллект, однако только человек может правильно настроить и обучить машину.
Именно в этом заключается цифровизация, а не в том, что у нас технология становится безлюдной. Для нас цифровизация это всего лишь инструмент реализации потенциала. Один из многих.