Охранная грамота
В столице прошел XX Международный фестиваль «Интермузей‑2018». В этом году форум провели на ВДНХ: за три с половиной дня его посетили почти 48 000 человек. Зрителей знакомили с культурными достижениями самых разных уголков России.
Так, на стенде Красноярского края презентовали концепцию музея памяти Дмитрия Хворостовского. Уже известно, что там будут проводиться концерты, мастер-классы, лекции. Посетителям рассказали о будущих экспонатах, среди которых концертный костюм, сшитый кутюрье Славой Зайцевым, школьные тетрадки, дневники, дипломы певца, а также уникальная вещь — запонка Шаляпина, подаренная Хворостовскому в Лондоне одной из поклонниц. Правда, в этом году, скорее всего, музей открыть не успеют: власти сибирского региона пока ищут подходящую площадку.
По традиции самые интересные фестивальные события происходили не на стендах, а на дискуссионных площадках, организованных в рамках деловой программы. В этом году зарубежных гостей было, кажется, чуть меньше, чем в прошлом, однако это, вероятно, объясняется темой форума. Если в 2017-м спикеры со всего мира обсуждали образ музея будущего, на сей раз основные вопросы касались взаимоотношений с обществом. А в России, как известно, свои проблемы.
Скандал, опять скандал
Лейтмотивом панельных дискуссий стало нападение вандала на картину Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван» — к этому событию возвращались снова и снова. Директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский выступил с бескомпромиссным заявлением:
— Мы требуем очень жесткой ответственности за покушение на права культуры. В 2016 году впервые состоялся международный судебный процесс по поводу уничтожения памятников: Ахмад аль-Махди аль-Факи, виновник разрушения мавзолеев в Тимбукту, Мали, был приговорен к девяти годам тюрьмы. В подобных случаях речь идет о покушении не на имущество, а на искусство, святыню. Необходимо разобраться, как возникает вандализм, агрессия. Что могло стать причиной: неправильная система охраны? Слишком длинный рабочий день галереи? Нужно все проанализировать и обсудить с музейным сообществом.
На проблемы с охраной жаловались и другие руководители. Так, Елена Кальницкая, директор Государственного музея-заповедника «Петергоф», рассказала:
— В целом только в последний год нам удалось наладить систему безопасности. Считаю, трагедия в Третьяковке произошла из-за того, что музей недостаточно охраняли. Однако убеждена на сто процентов: смотритель, стоявший около картины, не виноват. Что он в одиночку может сделать? Обеспечивать охрану музея — первая задача государства.
Марина Лылова, директор Природного, архитектурно-археологического музея-заповедника «Дивногорье» (Воронежская область), также поделилась проблемами:
— У нас большая открытая территория, степь. Человек может бросить спичку, окурок — и начнется пожар. Другой пример: Дивы, меловые столбы, расписали краской из баллончика. Неподалеку была охрана, но она ничего не заметила. У охранников четкая позиция: они сидят на посту и смотрят в монитор, куда выводится видео с камер наблюдения.
Впрочем, музейщики понимают: спрятаться под стеклянным колпаком невозможно, как и запретить все и вся. Значит, нужно искать пути решения проблем. Лылова отметила:
— Огромную территорию нашего заповедника не закроешь. Поэтому необходимо работать с посетителями, убеждать, рассказывать им о правилах поведения.
Подобные мнения высказывали и другие участники дискуссии. Так, по словам Гейл Лорд, основательницы и президента канадской компании Lord Cultural Resources, консультирующей музеи, одной из «обучающих» сил должны выступить масс-медиа. Осуществимо ли это в наших реалиях — другой вопрос.
Первая помощь
Какова миссия музея в современном мире: обучать или развлекать? На эту тему разгорелись жаркие споры. Так, Зельфира Трегулова, директор Государственной Третьяковской галереи, рассказала:
— Наша деятельность направлена на то, чтобы содействовать выздоровлению общества. Мы проводили соцопрос, интересовала мотивация посетителей. Около 10–13 процентов респондентов ответили: главное — целительная миссия музеев, они помогают человеку сохранить себя.
Елена Мироненко, и. о. министра культуры Красноярского края, поделилась более прагматичными соображениями:
— В России не более 12 процентов населения регулярно посещают учреждения культуры: театры, библиотеки, музеи. Идет жесткая конкурентная борьба за свободное время людей. Мы находимся где-то между саунами, санаториями, спортклубами, туристическими поездками. Есть мечта: из 12 процентов вырастить сто. Для этого необходимо снять розовые очки и подумать о том, как применить бизнес-инструменты в культурном поле. При их грамотном использовании поток посетителей увеличится. К сожалению, музейная среда часто инертна и не готова меняться. Я была директором небольшого Музея геологии Центральной Сибири (GEOS). Помню реакцию главного хранителя, когда заговорила о мастер-классах в крупнейшем в Красноярске торговом центре. Мой сотрудник отказывался наотрез: утверждал, что музей — это храм. Однако мы работаем, прежде всего, для людей. Благодаря этим мастер-классам количество детей в «Школе юного геолога» при GEOS увеличилось в 10 раз за три месяца. У музейных институций прекрасные интеграционные возможности: они могут быть театральными, музыкальными, библиотечными площадками.
Наталья Поленова, директор Государственного мемориального историко-художественного и природного музея-заповедника В. Д. Поленова, парировала, что «музей частично по-прежнему храм». Тем не менее большинство спикеров согласились: главное — не впадать в крайность. Игнорировать изменения глупо: по словам Поленовой, музейные работники будут выглядеть как «горстка снобов». Нужно просто нащупать баланс и показать готовность к диалогу. Так, Гейл Лорд предложила попросить помощь «извне»:
— Мне кажется, ваша проблема — в изоляции: музеи сами пытаются выступать в качестве судей. Иногда требуются подсказки со стороны — экспертов, местного сообщества.
По мнению Виктора Кладова, заместителя директора Музейно-выставочного центра города Заречный (Пензенская область), с посетителями лучше выстраивать партнерские отношения. Об этом же говорила Марина Лылова:
— Зрители должны быть вовлечены в то, что происходит, стать соучастными. Тогда они испытают совершенно особые эмоции. И получат более глубокие впечатления, чем от обычных развлечений.
Уроки уважения
Диалог прежде всего стараются наладить с молодой аудиторией, на которую музеи делают ставку. С одной стороны, как отметила Татьяна Абанкина, эксперт Совета по культуре при председателе Государственной думы, нынешние молодые люди в культурном плане гораздо активнее ровесников предыдущих поколений. С другой — для вступающих сегодня в жизнь характерен совершенно иной тип восприятия, и с этим приходится считаться. Елена Кальницкая рассказала:
— Традиционно наш зритель был созерцателем. Сегодня молодые посетители приходят получить знания, а также хорошо провести время, развлечься. И ничего в этом страшного нет. Просто с публикой нужно говорить на одном языке.
Впрочем, последний тезис справедлив в отношении любой аудитории. Виктор Шалай, директор Приморского государственного объединенного музея имени В. К. Арсеньева, поделился опытом:
— Когда у музея не хватало средств даже на скрепки, появилась идея: продавать гостеприимство. Подсчитали, что пока зритель дойдет до нас, ему минимум четыре раза нахамят. И если мы сработаем на контрасте, он это запомнит и, возможно, вернется. Поэтому создали во Владивостоке маленькое министерство счастья. Отменили выходные, продлили часы работы, организовали бесплатные дни, чтобы вернуть пенсионеров, которые не хотят показывать удостоверение — для них это унизительно. Стратегия сработала: посетители увидели к себе человеческое отношение.
Как отмечали спикеры, музеи не только становятся средством социальной терапии, но и выступают инструментом создания локальной идентичности. Один из примеров — Коломна. Едкий отзыв писателя Ивана Соколова-Микитова («Коломна вся в пыли, в мухах, в сирени — то ли спит, то ли умерла давно») часто цитирует Наталья Никитина, генеральный директор НП «Коломенский центр развития познавательного туризма «Город-музей». По ее мнению, вся деятельность местных музеев направлена на разрушение подобного образа. В частности, ей с коллегами удалось задать моду на реставрацию:
— Мы восстанавливаем памятники, открываем в них музеи, а город подхватывает этот тренд. Наши музеи находятся внутри частной застройки, поэтому важно сотрудничать с обществом: мы не заинтересованы в появлении объектов, диссонирующих со старинными зданиями. Сейчас задумали программу, которая позволит работать с владельцами соседних частных домов. Надеемся, что хозяева вместе с муниципалитетом займутся своими фасадами.
Еще один пример тесного взаимодействия с местным сообществом — «Народный музей исчезнувших деревень» в деревне Сеп Игринского района Удмуртии. Это первая в России музейная институция, созданная не только профессионалами, но и обычными людьми, — бывшими жителями уже не существующих поселений: Бисар, Пежвай, Палым, Верх-Палым, Лужаны, Ижнюк и Новая деревня. Руководитель проекта Александр Юминов, директор АНО «Рыба Морзе — Кама рекордз», рассказал, что местные стали сами собирать старые фотографии. Когда команда «Кама рекордз», работавшая над другим проектом, оказалась в тех краях, в библиотеке в Сепе уже хранилось семь альбомов. Так появилась идея создать музей, а вместо скучных краеведческих залов открыли стильную площадку, где за каждой вещью или снимком — интересные воспоминания, причем их можно не только почитать, но и послушать. Что важно, жители целый год слушали лекции о том, как работать с документами, описывать и систематизировать. Даже проходили стажировку в Волго-Вятском филиале Государственного центра современного искусства и в Удмуртском институте истории, языка и литературы Уральского отделения Российской академии наук. Теперь в их руках — прекрасный новый центр с перспективами развития как в научно-исследовательском, так и в туристическом ключе. Воспоминания об ушедшем подарили деревне в Удмуртии новую жизнь. И кто теперь будет сомневаться в важности музеев, которые, как говорили на форуме, есть «овеществленная память».
Фото на анонсе: Сергей Ведяшкин/mskagency.ru