Под знаком Льва
Среди почитателей творчества Булгакова диковинный «готический замок» Анны Кекушевой на Остоженке считается одним из главных претендентов на почетное звание особняка Маргариты. Недавно в этом здании завершились реставрационно-восстановительные работы. В легендах и былях знаменитого дома разбиралась корреспондент «Культуры».
Дом № 21 по Остоженке — едва ли не самое романтичное творение известного архитектора Льва Кекушева, которого не без основания считают одним из основоположников московского модерна. Проект разработан в 1899 году для Саввы Мамонтова, собиравшегося возвести в районе Тверского бульвара целый элитный квартал. Замысел реализован не был из-за банкротства знаменитого заказчика, и вскоре Кекушев на его основе начал строительство собственного дома. Он слыл одним из самых востребованных московских архитекторов и мог себе позволить собственный дом на улице, которая уже тогда имела статус «золотой мили».
Особняк, стилизованный под средневековый замок, носил явные следы фирменного «кекушевского стиля» — асимметричность композиции, разновысокие объемы на каменном рустованном основании, сложносочиненные оконные проемы, щедрый лепной декор по фасадам, главный из которых венчала трехметровая скульптура льва. Изображение царя зверей в том или ином виде присутствует почти на всех творениях зодчего, как своего рода «клеймо мастера».
К 1903 г. строительство дома было завершено. Супруга Льва Николаевича стала не только его хозяйкой, но и владелицей. Казалось, жизнь сулила ему только счастье — обожаемая молодая жена (Анна Ионовна была моложе мужа на 15 лет), очаровательные дети — Коля, Таня и Катя, дом — полная чаша, клиенты, мечтающие обладать очередным кекушевским шедевром. Для Кекушева архитектура была всепоглощающей страстью. Реализуя свои проекты, он нередко увлекался так, что превышал отпущенные заказчиком средства и доводил особенно дорогие ему идеи за собственный счет. Его сердцем безраздельно владел ранний так называемый франко-бельгийский модерн. Но архитектурная мода, как и любая другая, переменчива. После 1905 года в фавор вошел модерн «северный», чьи холодность и сдержанность, видимо, пришлись не по душе Кекушеву. Во всяком случае, вскоре количество заказов пошло на убыль. Впрочем, возможно, творческий огонь был пригашен личными обстоятельствами.
В 1906 году Лев Николаевич переехал на съемную квартиру. Поводом для разрыва с женой, как полагают, стал роман Анны с кем-то из сотрудников его архитектурного бюро. Вдобавок бескорыстие мастера, не жалевшего средств на воплощение своих замыслов, скорее всего, привело к долгам. Во всяком случае, в 1909 году особняк был продан некоему Смитскому — так гласит надпись на фотографии из архива Кекушева, сделанная его рукой. Супруги вроде бы делали шаги к примирению, но брак все-таки распался.
Дальше судьба талантливого зодчего тонет в почти непроницаемом тумане. Его сын Николай утверждал, что отец умер почти сразу после развода где-то около 1913 года. Однако в ежегодном справочнике «Вся Москва» имя Кекушева значилось вплоть до 1917-го. В автобиографии, которую в советское время полагалось писать при поступлении на службу, Екатерина Кекушева указала, что отец, страдая тяжелым расстройством, находился на излечении в психиатрической клинике, где и скончался в январе 1917-го. Что за клиника — неизвестно: то ли — Преображенская, то ли Бакуниных на Остоженке. Кстати, оба здания были выстроены по проектам самого Кекушева. По легенде однажды ночью он сбежал из своего заточения и был найден замерзшим насмерть где-то в Сокольниках. О месте погребения отца Екатерина ничего не знала. Не найдено оно и по сей день.
После революции кекушевский особняк не раз менял владельцев, пока не был передан в ведение МИД. Многие годы здесь располагалась военная миссия Египта. Заказчиком проекта реставрации и приспособления выступило управление капитального строительства МИД РФ, а реализацией занялось РСК «Архитектурное наследие». Курировал работы департамент культурного наследия г. Москвы.
— За все 115 лет, — рассказывает главный архитектор проекта Людмила Мурашова, — в этом доме ни разу не проводились реставрационные работы, только ремонтные. За это время на фасадах образовались участки разрушения кирпичной кладки, в некоторых местах даже проросли небольшие деревца. На объекте был проведен большой комплекс работ: усилены основания фундаментов, стен и сводов, реставрированы и усилены балки межэтажных перекрытий. Стальные несущие конструкции очистили от коррозии и обработали антикоррозионными огнезащитными составами, а деревянные — антипиренами и антисептиками. Была восстановлена кровля: ее покрыли «черепицей» из цинк-титана, копирующей вид и размер исходной глиняной, башню покрыли шпиатром. Не забыли и о «мелочах» — над печными трубами по аналогам других построек архитектора были воссозданы металлические дымники, даже водосточным трубам и желобам вернули первозданный вид. Отреставрировали ограду и ворота особняка.
Там, где это было возможно, постарались воссоздать цветовое решение интерьеров. При расчистке покрасочных слоев на участках исторических стен и перегородок, дверных порталах была выявлена исходная покраска в разные оттенки зеленого. А потолочные балки и парадная лестница, как оказалось, изначально были тонированы в цвет темного дерева. Каким был цвет дверей, установить не удалось, но, чтобы сохранить целостность интерьера, их окрасили аналогичным образом.
Самым сложным этапом, безусловно, было изготовление и установка скульптуры льва, утраченной еще до войны. Главная проблема заключалась в выборе материала. Предполагалось использовать бронзу, но тогда лев получился бы слишком тяжелым. В итоге сделали выколотку из меди по аналогии квадриги на Большом театре. Воссоздавали скульптуру по сохранившимся фотографиям. Но они не могли дать представление о ее размерах. Для их уточнения на крышу поднимали плоский макет в масштабе 1:1, фотографировали, а затем сравнивали с имеющимися изображениями. Затем была изготовлена модель из пластилина в натуральную величину, а по ней уже делалась медная выколотка. Площадку, на которую предстояло водрузить льва, усилили и только потом готовую скульптуру подняли и установили на ее законное место.
— Сегодня внешний облик особняка мало отличается от первозданного. Пожалуй, за одним только исключением: сравнивая фотографии разных лет, мы выяснили, что в правом углу здания после постройки была сооружена оранжерея, а в советское время над ней выполнено полноценное перекрытие и сделан балкон на втором этаже.
Кто из поклонников знаменитого романа не помнит этих строк: «Маргарита Николаевна со своим мужем вдвоем занимали весь верх прекрасного особняка в саду в одном из переулков близ Арбата. Очаровательное место! Всякий может в этом убедиться, если пожелает направиться в этот сад». Или этих: «Он проходит мимо нефтелавки, поворачивает там, где висит покосившийся старый газовый фонарь, и подкрадывается к решетке, за которой он видит пышный, но еще не одетый сад, а в нем — окрашенный луною с того боку, где выступает фонарь с трехстворчатым окном, и темный с другого — готический особняк».
Что ж, готика налицо. Но от Остоженки до Арбата — не рукой подать. Сада у этого дома нет и не было, ограда и ворота — более чем скромны. Окно в фонаре не трехстворчатое, но все-таки тройное, да и сама башенка достаточно велика, чтобы там уместилась спальня. Так тот это дом или не тот? Кому вообще пришла в голову эта идея?
— Вероятно, это был Борис Мягков, — считает сотрудник государственного музея М.А. Булгакова Елена Приморская, — один из первых исследователей творчества писателя. И выдвинул он ее не только по соображениям архитектурного порядка. С его легкой руки пошла гулять версия, что прототипами Мастера и Маргариты можно считать не только Булгакова и Елену Сергеевну, но и знакомца Михаила Афанасьевича — Сергея Топлёнинова и его жену... младшую дочь Кекушевых, которую Мягков ошибочно называет Марией. Якобы та, несмотря на гнев богатых родителей, бежала из родного дома к бедному художнику в тот самый подвал дома № 9 по Мансуровскому переулку, где жил булгаковский Мастер. На самом деле быть такого не могло. Особняк на Остоженке был продан, когда Катя была ребенком. Да и с Топлёниковым она познакомилась, когда тот давным-давно переехал из Мансуровского. По свидетельству потомков Екатерины Львовны, с которыми я общалась, она с мужем действительно жила у матери, Анны Ионовны, но совсем по другому адресу.
Тем не менее особняк Кекушевых все-таки имеет основания претендовать на роль дома Маргариты. Булгаков вполне мог «перенести» его по адресу, который вычисляется по траектории полета Маргариты — Малый Власьевский переулок, 12. Дом, который там стоит в реальности, окружен садом с решеткой, но это никак не готика. Среди всех претендентов только кекушевский особняк отвечает этому стилю. И размерами соответствует служебному положению супруга Маргариты Николаевны. А, кроме того, он подпадает еще под одну подсказку автора — от него до подвала Мастера пять минут ходу.