Это что за остановка?

В четверг, 6 декабря, в столице в очередной раз прошло вручение премии «Московская реставрация». Одним из лауреатов, как и в прошлом году, стала почетный реставратор Москвы Татьяна БОРИСОВА.

культура: В этом году на премию «Московская реставрация» номинирован приведенный Вами в порядок чугунный павильон трамвайной остановки. Чем он интересен?

Борисова: Таких остановок в Москве осталось всего две, но лишь эта получила статус памятника. Вторая находится в районе станции метро «Войковская». К сожалению, она закрыта шлакоблоками и не каждый сможет понять, что это такое. Другое дело, павильон у Красностуденческого проезда: по нему сразу видно — произведение искусства. Правда, до того, как мы им занялись, догадаться, как он выглядел изначально, даже профессионалам было непросто. Главное из того, что дожило до прихода реставраторов, — каркас постройки, а именно столбы и другие детали из чугуна, но и их состояние было далеко от идеального. Сохранилась капитель входной части, а также решетки. В чугунные ограждения павильон одели после войны.

культура: Но построена остановка была несколько раньше, в 1927 году...

Борисова: Та, которую мы реставрировали, — скорее всего, да. Но первая на этом месте появилась еще в конце XIX века. В то время здесь ходил пришедший на смену конке паровичок из четырех вагончиков. Сохранилась старая открытка, на которой очень похожий павильончик в стиле модерн расположен прямо напротив Большого театра. Кстати, мы в этом плане не оригинальны: схожие остановки строились по всей Европе, и, например, в Париже, на Елисейских полях, они стоят до сих пор. А у нас по мере того, как в Москве убирались трамвайные линии, исчезали и подобные остановки. Наша сохранилась чудом.

На мой взгляд, она очень напоминает павильоны ВДНХ. В частности, капители центральных столбов сделаны в виде снопов пшеницы. А вот малые капители, венчавшие столбы крыльев павильона, были практически утрачены. Мы думали, что их больше нет. Фотографии, сделанные в 50-е годы прошлого века, довольно мутные, разглядеть, как выглядели капители, практически невозможно. Но нам повезло: под обшивкой мы нашли их внутренние половинки. Они слегка напоминают капустные листья. В ходе реставрации мы восстановили все утраченные детали.

культура: Российский подход к сохранению наследия отличается от зарубежного, и если у нас, как правило, речь идет о реставрации, то на Западе мы нередко видим законсервированные объекты. Самый, пожалуй, известный — это Колизей.

Борисова: Консервация проводится в тех случаях, когда мы имеем дело с ценными с исторической и культурной точки зрения развалинами. Если же объект сохранился лучше, проводится реставрация. Или еще один метод — воссоздание. Но он может применяться только к части постройки. Когда здание восстанавливается полностью, это, конечно, новодел. Впрочем, иногда это тоже неплохо смотрится.

культура: Как Вы относитесь к проекту «восстановленияу» царицынских дворцов?

Борисова: В старом Царицыно, каким я его помню, была определенная, особая атмосфера. Такие разрушенные памятники вызывают душевный отклик. А потом, когда происходит реставрация, особый дух места умирает. Сегодня туда можно пойти, погулять, с удовольствием посмотреть на результат трудов реставраторов, но то, что там было прежде, утеряно навсегда.

культура: В прошлом году Вы получили премию «Московская реставрация» за два объекта, один из них — дом купца Баулина на Николоямской улице, в основе которого палаты XVIII века. Можете рассказать об этом поподробнее?

Борисова: К нам эта постройка попала в виде руин. Палаты и надстройки над ними сохранились. А вот более поздняя пристройка развалилась. Когда очередной собственник решил сделать себе подвал, вся фасадная стена рухнула.

Прежде чем приступить к работам, решили посмотреть, в каком состоянии находится фундамент. Тут-то и выяснилось, что одна из палат — двухсветная, то есть, условно говоря, занимающая два этажа. Скорее всего, в нижней части в свое время находился погреб, где хранили продукты. Мы установили винтовую лестницу, сохранив помещение в первозданном виде. Вторая палата — совсем маленькая. Изнутри обе в отличном состоянии: свод в порядке, сохранилась даже характерная для такого рода построек деревянная балка-перемычка. А вот снаружи, когда сняли штукатурку, мы нашли сбитые заподлицо плоские ушастые наличники. Мы их воссоздали. Все остальное сделали по фотографиям и по образцу того, что осталось.

культура: Есть ли определенная схема, на основании которой принимается решение, как именно реставрировать то или иное здание? Например, в ситуации, когда палаты XVIII века были надстроены сотню лет спустя, позже переделаны в духе классицизма, а затем и вовсе сильно перепланированы и отданы под коммуналки. К какому времени должен обратиться реставратор?

Борисова: Все зависит от сохранности. К примеру, сейчас мы занимаемся реставрацией бывшей Московской межевой канцелярии, расположенной в Хохловском переулке. Там как раз схожая ситуация: в основе — двухэтажные сводчатые палаты XVII века. В 1802 году государство выкупило здание и разместило там канцелярию. Чиновникам своды были ни к чему, поэтому к середине XIX века их срубили, как и наружный декор. Внутренние металлические связи были нарушены, из-за чего здание начало расползаться. Работали два прекрасных архитектора: сначала — Евграф Тюрин, затем — Александр Каминский. Но последний окончательно угробил здание, надстроив его третьим этажом. Нам досталась коробка с весьма скромным декором, внутри было совершенно пусто. Сбив штукатурку, мы обнаружили не подлежащие восстановлению остатки сводов. А еще следы дымоходов, печей, арки, прорубленные для того, чтобы расширить помещения. Снаружи немного иная ситуация. Еще когда я делала проект, предположила, что отдельные фрагменты фасада XVII века удастся восстановить. В процессе работы поняли, что есть возможность реконструировать два оригинальных окна первого этажа, а второй показать в виде зондажа (открытых участков оригинальной кладки. — «Культура»).

культура: Меньше десятка лет назад Александр Кибовский, возглавивший тогда департамент культурного наследия столицы, говорил, что молодежь не особенно стремится в ваши ряды, а старых реставраторов становится все меньше. Как дела обстоят сейчас? Каким образом можно попасть в профессию?

Борисова: Специализированный факультет есть, в частности, в МАРХИ. Но, я думаю, реставратором можно стать только практикуясь. Вы можете прослушать курс истории искусств, научиться чертить, но этого недостаточно. Работая реставратором, ты постоянно учишься: приходя на новый объект, я обязательно что-то для себя открываю — все памятники отличаются друг от друга. Это не современный подход, когда все проектируется блоками. Как правило, в наши дни работа предполагает не только проект реставрации здания, но и его приспособления: нужно сделать так, чтобы и памятнику не было плохо, и людям, использующим его в дальнейшем, было удобно. Приспособлением, как правило, занимаются молодые архитекторы, которые не всегда понимают, насколько важно решить первую задачу.

культура: Вы начали работать еще в начале 80-х, за прошедшее время ситуация в области сохранения памятников сильно переменилась?

Борисова: В советское время получить статус памятника могли, как правило, только очень ранние постройки. А, например, здания, поcтроенные в XIX веке, едва ли могли рассчитывать на охранный статус. Например, в каталог памятников Московской области, опубликованный в 1976 году, не вошло ни одно строение XIX столетия. Наши маститые предшественники занимались, например, Андрониковым, Новоспасским монастырями. А когда пришли мы, внимание стали уделять не настолько известным памятникам. У меня первыми стали Троицкий собор и Воскресенская церковь в Осташкове. Там на нас смотрели с непониманием, говорили: «Чем вы занимаетесь? Лучше бы пошли работать». На реставрационных участках прораб мог запросто наорать на архитектора. Потому что он там делом занимался, а ты к нему приходил с какими-то бумажками и пытался командовать.

культура: Когда, по Вашим ощущениям, работать было проще — в советские годы или сейчас?

Борисова: Трудно сказать. В советское время мы работали за очень небольшие деньги, и нам говорили: «Вы занимаетесь любимым делом и хотите хорошую зарплату?» Тем не менее никто не уходил, потому что мы действительно слишком любим то, чем занимаемся. Какой бы объект ни был, для того, чтобы его сделать, его надо полюбить. И в лучшие, и в худшие времена мы делаем одно и то же.

Фото на анонсе: Александр Курганов