Неудачник. Чисто московская история
Он появился перед нами, как черт из подворотни. - Ребята, вы из архитектурного? - Из него, дядя. - Ребята, пошли ко мне в гости, а? Неопределенного возраста, что-то около сорока. Мятые джинсы, свитер с заплатками. Но какой-то обаятельный и одинокий. - Далеко в гости-то? - Да недалеко, пятнадцать минут пешком. Пошли, чайку попьем, музыку послушаем. Мы пошли. По сырым переулкам, по неприбранным после зимы дворикам. Он все как-то размахивал руками и говорил: - У меня тут, как у Достоевского – девятнадцатый век. Ирка боязливо прижалась ко мне в темном коридоре. А я почему-то совсем не боялся. Этот парень мне понравился. Кстати, как его зовут? Мы вошли в комнату. Арочное окно залеплено газетой. Шкаф, каких сейчас много на свалках и в комиссионных магазинах, рулончик ватмана, грубые нары вместо постели с драным одеялом. На серой стене фотография красивой черноволосой смеющейся девушки. И рисунок. Головка этой же девушки. Но какой классный рисунок! Ирка тоже уставилась. Оценила. Она в этом понимает. Хозяин вернулся с электрическим чайником, захлопнул ногой дверь и словно вновь обрадовался, что мы здесь: -Ребята, садитесь, сейчас чайник заварнём. Он скинул куда-то одеяло. Мы сели на нары. - Да, забыл представиться. Он подошел к Ирке и галантно поклонился. Длинные волосы упали ему на лицо: - Честь имею представиться: бывший король дерьма и пара, узник архитектурных излишеств прошлого, Андрей Растаковский. Ирка засмеялась и кокетливо среверансничала: - Ира. Я протянул их величеству руку: - Тоже Андрей. У него была сильная, грубая и теплая ладонь. От его рукопожатия стало как-то хорошо на душе. - Ну что же, официальная церемония окончена, перейдем к музыкальным процедурам. Ребята, что поставим? Ира, вы что любите? - Окуджаву. - Прекрасно, я тоже. А Андрей? Как относится к Булату Шавловичу? - Так же как Ира. Он внимательно посмотрел на меня. Я заметил, что у него глаза не по виду молоды, только какая-то печаль просто обосновалась в его взгляде. Он поставил пластинку на полуразобранный или полусобранный проигрыватель, и неуют комнаты оживил голос Окуджавы. Мне надо на кого-нибудь молиться… Андрей поднял палец вверх и чуть прищурился с улыбкой. Ирка заерзала на топчане и спросила: - Андрей, а почему вы так странно представились? Шутили? - Да как вам сказать, - Андрей засунул руки в карманы джинсов. – Окончил МАРХИ, попал в контору, точил карандаши, придумывал, как коробки красиво расставлять. Надоело. Ушел в Мосочиствод. Подумал, пусть под землей будет красиво. Да и квартиру дали. Жена, ребенок. Зарплата… Но дальше неинтересно. Вот, послушайте. …Девочка плачет, шарик улетел… Мы нестройно подпели: …Женщина плачет, муж ушел к другой… …А шарик летит… …Плачет старушка, мало пожила, А шарик вернулся, А он голубой… Но Ирка ужас как была охоча до романтических историй. Она взглянула на фотографию. - А она от вас ушла? Разлюбила? - Ну почему разлюбила? Просто полюбила другого. - Так не бывает. - Ну, бывает всяко. Ребята, чайку давайте. У меня даже печенье где-то было. А? Мы пили горячий чай. Иркины тонкие, как у саксофониста, пальцы бегали по граненому стакану. Она очень трогательно пила, словно никогда не умела. Вообще она как девочка. Вот и любопытна так же, не в меру. - Андрей, а чем вы сейчас занимаетесь? - Сохраняю старое. - Реставратором? - Да вроде... …В пустынном весеннем переулке Ирка вдруг остановилась и сильно прижалась ко мне, словно стараясь пролезть под пальто. Уткнулась мне в грудь. Я почувствовал, что она заплакала. - Ир, ты что? - Андрюшенька, ты меня любишь? Скажи, сильно любишь?! -Ну что ты, маленькая? Она посмотрела на меня своими глазищами с пеленой слез: - Андрюшенька, ты меня сильно люби ладно? Я поцеловал ее в губы. Они было солоноватыми и теплыми. Евгений Донской (1957-2020)