Хореограф Александр Челидзе — о развитии через травму

30 марта в Музее Москвы пройдет премьера спектакля «К чему меня жизнь не готовила. Пункт 64. Паркинсон». «Сноб» поговорил с хореографом и танцовщиком Александром Челидзе.

Что будет происходить на сцене? В спектакле есть какой-нибудь сюжет или вы просто покажете пластические этюды?

Сюжет в нем есть, но это не тот вид сюжета, который разыгрывается в драматических театрах. Я играю на сцене один. Мой герой проходит круг испытаний, которые делают его более внимательным к своему телу и приводят к принятию жизни. Историю об этом я рассказываю преимущественно языком пластики, танца.

Но в спектакле прозвучит и текст. Я бы назвал эту часть постановки стендапом. Мой герой «разбавляет» трагичность своего положения самоиронией, шутит над происходящим с ним, но, конечно, не переходя определенных границ. Человеку нужно говорить о болезнях и травмах, и юмор облегчает такой разговор.

Вас вдохновила на создание этого спектакля книга Игоря Казачкова «Болезнь Паркинсона. Формула выживания!». Почему вы начали интересоваться этой темой?

Эту книгу мне предложил прочитать будущий продюсер спектакля. Ему было интересно, может ли искусство танца показать внутреннее состояние человека с болезнью Паркинсона и сделать это высказыванием о принятии жизни, о силе человеческой воли. Настоящий танец — это всегда высказывание, а не просто движения.

Я прочитал книгу Казачкова, и она оставила во мне неизгладимое впечатление. Этот писатель, кстати, сейчас на третьей стадии болезни Паркинсона. Тот уровень мужества, мудрости и самосознания, на котором находится этот человек, для меня является примером самого важного, что может быть в людях. Поэтому мне захотелось на нее откликнуться и сделать такой спектакль. Я превратил танец в монолог о преодолении всех препятствий на пути к жизни, о благодарности к ней. 

Эта тема довольно близка мне и в силу личных обстоятельств. Когда-то я получил серьезную травму крестообразной связки, прошел через сложную пластическую операцию и долго восстанавливался. Для танцовщика это довольно печальная история. Моя травма заставила меня задуматься о том, как устроено мое тело, как двигаются мои суставы, на что способны мышцы в определенных ситуациях. Я очень много наблюдал за своими движениями. И получилось так, что этот опыт привел меня в современную хореографию. До этого как танцор я занимался другими вещами. В тот момент я осознал, что человек развивается через травму. Вещи, которые нас пугают, всегда имеют обратную сторону и другое значение для нас, они способны создавать новые пути для нашего жизненного выбора, благодаря которому мы можем стать более глубокими, настоящими и счастливыми.

Что-нибудь поразило вас, когда вы открывали для себя истории людей с болезнью Паркинсона?

Чтобы достоверно сыграть роль в спектакле, я много наблюдал за людьми, преодолевающими это заболевание в ментальном плане. Они понимают, что у них очень мало времени, и поэтому живут более чем полноценной жизнью, стремятся успеть сделать как можно больше. Люди с болезнью Паркинсона всегда чем-то заняты. Это действительно восхищает и учит других людей ценить возможности, которые дает жизнь. Опыт людей с болезнью Паркинсона показывает, как нужно стабилизироваться в этой жизни и физически, и ментально.

А еще меня удивило отношение людей, которые погружены в это состояние, к своим физическим проявлениям. Они вынуждены очень подробно наблюдать свое тело, ощущать каждый его сантиметр, щепетильно относиться к каждому изменению в нем. У тех, кто не страдает от этого заболевания, нет такого внимания к своему телу. Обычно мы не воспроизводим в памяти, как держимся за поручень, как спускаемся по ступенькам или просто шагаем по улице. А для человека с болезнью Паркинсона все эти вещи не подразумеваются сами собой. Он контролирует все свои движения и запоминает реакцию своего тела на каждое из них. Мой спектакль призывает задуматься помимо прочего и об этой удивительной возможности — о свободе двигаться.

Главные цели спектакля — собрать средства для исследований болезни Паркинсона. А какие художественные, чисто эстетические задачи вы решали в этом спектакле?

Да, главная цель нашего спектакля совместно с фондом «ФРОНТМЕД» — собрать средства для исследований ранней диагностики болезни Паркинсона. Что-то извне может внести ошибку в наше существование. Это может быть не только болезнь. Я говорю об опыте, который человек воспринимает как столкновение со смертью, а такой опыт может быть разным: это и утрата близкого, и расставание, и несбывшаяся мечта, и невозможность реализоваться — словом, любой кризисный момент. Я показываю в спектакле, как через кризисный момент человек приходит от обыденной жизни, от стабильной и устойчивой позиции к перерождению, к новому самосознанию. И этот переход позволяет человеку зажить более полноценно, чем прежде. Он приносит ощущение подлинного счастья и любви ко всему живому.

Интересно было работать и над технической стороной спектакля. Я просмотрел множество видео, на которых зафиксировано поведение людей с нарушениями опорно-двигательной системы. Наблюдения за их пластикой вызывали в моем теле довольно странные ощущения: оно как будто сходило с ума, не понимая, почему я двигаюсь неправильно, не как обычно. От этого часто кружилась голова, мышцы начинали сокращаться как-то по-другому… Я погружался в состояние человека с болезнью Паркинсона, стараясь внушить своему телу, чтобы оно забыло все то, чему я его учил как профессиональный танцовщик. Мои движения в спектакле — это череда нарушений и сбоев. Тело реагирует на это болезненно, но благодаря такой работе оно становится свободнее, избавляется от машинальности в движениях. Сейчас я полнее и ярче ощущаю свою способность двигаться, и это позволяет мне танцевать с большей художественной выразительностью.

В спектакле задействованы цифровые технологии и искусственный интеллект, с помощью которых на сцене создается видеопроекция образа актера. Не превращает ли это весь спектакль в демонстрацию достижений науки? Почему такой перформативный подход не оттеняет актерское мастерство?

Прекрасно, что в мире существуют и развиваются такие сложные технологии. Театр может и должен пользоваться ими, но только при одном условии: если они помогают выразить идею, если их использование стилистически не вредит конкретной постановке. В искусстве очень важны объемы — и смысловые, содержательные, и эстетические, формальные. Если технологии позволяют сделать постановку более объемной, то они будут помогать актеру на сцене, служа его мастерству и выгодно его подчеркивая, а не скрадывая. Опасность для искусства появляется только тогда, когда оно с помощью технологий превращается в шоу. На протяжении всего проекта я очень плотно работал с консультантами Научного центра неврологии. Нам было важно передать максимальную достоверность диагноза каждому движению.

Как сегодня развивается хореография, балет? Какие новые тенденции появляются в этой сфере?

Я вижу, как балет влияет на спорт. Например, фигурное катание и спортивная гимнастика обогатились за его счет, стали более изящными видами спорта, в которых все больше искусства. Но и балет меняется. Движения в нем стали более скоростными, прыжки — более высокими… Сегодняшний балет — зрелищный. Артисты показывают свою пластику смелее, чем это было раньше. Время вносит свои коррективы во все, и я не считаю это чем-то плохим. Я не против экспериментов, лишь бы сохранялась сама суть этого искусства, — а суть состоит в том, чтобы через танец пробуждать в себе и людях некие состояния, недоступные человеку вне этой деятельности. Балет слишком прекрасен, его сложно чем-то испортить. Это под силу только плохому исполнителю.

Танцорами рождаются или становятся? Каждого ли человека можно научить этому искусству, если этому не препятствует состояние здоровья?

Когда хореограф учит людей каким-то уже сделанным, готовым танцам, он просто передает им форму движений. Но настоящий танец должен рождаться из человека, быть его высказыванием. Конечно, чтобы стать профессиональным танцовщиком, надо этому профессионально учиться, но суть не в запоминании каких-то пластических элементов, а в глубинном понимании своего тела, его способностей и импульсов, его реакций на мир. Танцевать — это значит чувствовать что-то в движении, откликаться телом на что-то внешнее. Танец всегда чем-то обусловлен: предки людей начали выполнять какие-то ритмичные движения, когда им надо было убаюкивать перед сном своих детей или совершать свои особые ритуалы. 

Безусловно, мы танцуем и без причины, просто потому что можем это делать. Каждому доступна эта деятельность. Но чтобы суметь выразить через танец какую-то сложную эмоцию, чтобы танец стал искусством и высказыванием, человеку надо потратить на это немалую часть своей жизни. Мне сложно сказать, каждый ли способен чувствовать мир и передавать ему свои чувства именно через движения.

Что вы чувствуете, когда танцуете?

Это самая прекрасная часть моей жизни. Когда я танцую, я отвлечен от всего, что есть вокруг меня, я остаюсь один на один со своим телом, пространством и драматической задачей. В танце мне открываются разные качества пространства и тела, которые обычно не замечаются.

Танец на сцене — это танец для публики или для самого себя? Вам важно, чтобы другие видели вас танцующим?

Это зависит от момента. Когда я импровизирую или что-то репетирую — это моя внутренняя работа. На «кухне» танцовщика лучше не присутствовать другим людям, чтобы не отвлекать его от творческих процессов. А на сцену я выхожу, чтобы высказаться. В таком случае, конечно, мне важно внимание. Я стараюсь, чтобы мое высказывание можно было понять, чтобы зритель был в тех состояниях, которые я сам переживаю во время танца.

Беседовал Алексей Черников