Так бывает, когда нечаянно уходит большой человек, масштабный, до которого всем было дело. Если сказать совсем просто, то за ним было как за каменной стеной. А Барлык был действительно — стена. Его душевные силы были столь очевидны, с ним считались. Удивительно обаятельный, уравновешенный, казалось, абсолютно невозмутимый, Барлык тащил на себе наше общее дело, за которое по-настоящему переживал, нервничал, возмущался. Он не любил мелкотемья ни в новостях, ни в более крупных форматах. Его притягивала масштабность, в чем бы она ни проявлялась
А теперь вот пронзительное и запоздалое осознание, что потеряли не только коллегу. Ушел из жизни друг. Это настолько дорогая и редкая категория, что и говорить нечего.
В журналистике он умел все. Но, мне кажется, ему больше всего нравился жанр интервью. Общительный, настойчивый, последовательный в беседе. И при этом он искренне удивлялся разным вещам, которые эстетически не входили в его картину мира.
Поймал себя на мысли, что мы с ним многое не успели сказать, хотя и обозначили темы. Мы были всегда рады видеть друг друга. Все собирались посидеть за рюмкой коньяка. И как-то легкомысленно откладывали на будущие праздники. А сердце все настойчивей побаливало. Как-то он сказал, что его родители прожили недолго — сердечники... Воспаление легких, инфаркт. Он был очень сильным человеком и боролся до последнего.
Но это случилось так непостижимо быстро и обернулось такой тяжелой утратой. И как пережить эту боль, не знает никто.
