Катерина Шпица. Путь к себе
Я до сих пор осознаю себя и не чужда сомнений. У меня есть устойчивое ощущение, что я не в полной мере понимаю свое главное предназначение. Задаюсь вопросом, какова моя жизненная миссия. Мне хочется найти ответы на многие вопросы, выкристаллизовать главную идею своей жизни, прочувствовать ее и реализовать.
Со стороны мои беспокойство и неустанный внутренний поиск могут показаться странными. Понимаю недоумение. Казалось бы, снимаюсь, играю в интереснейшем спектакле, принимаю участие в чтецких проектах, часто путешествую, у меня любящие родители, надежные друзья, молодость, здоровье и красота пока на моей стороне, растет чудесный сын, чего еще желать? А меня постоянно не отпускает чувство, что я могу делать больше в своей профессии и что, возможно, должна уже выходить за ее рамки. Но суть моего внутреннего конфликта заключается в том, что личное высказывание еще не созрело, нет его неодолимой жажды, я не готова создать сценарий или стать режиссером — пока еще хочу быть исполнителем, чутким, точным. Я готова быть послушным инструментом, чтобы на мне играли, используя мои силы по максимуму, но мне необходим режиссер — как камертон, как дирижер, как пальцы, под которыми дрожат струны. Я, черт возьми, хочу исполнять высококлассную симфонию! Но качественного материала в последнее время очень не хватает, к тому же постоянно приходится бороться за преодоление типажных стереотипов. А я хочу, чтобы с меня требовали больше, чем сейчас. И вот в попытках дотянуться до понимания себя через призму профессии и складывается мой путь к себе.
Между тем я не могу вспомнить, чтобы в детстве настойчиво мечтала стать артисткой, хотя артистизмом отличалась еще в детском саду и на школьных утренниках неизменно играла главные роли. Помню, в пятом классе заполняла специальный тест на профориентацию и написала, что хочу быть дипломатом. Я училась в экспериментальной французской школе, преуспевала в изучении французского и английского языков и полагала, что наилучшее применение многим моим знаниям можно найти именно в дипломатии. Жили мы в республике Коми, в семье не было людей искусства, папа — шахтер, мама — юрист. Познакомились они на пляже Ривьера в Сочи первого сентября 1984 года: приехали в отпуск, он из Инты, она из Перми. И это знакомство положило начало любви длиной уже в тридцать три года. Мама переехала к папе, поженились родители в мае 1985-го, а двадцать девятого октября, более чем на месяц раньше срока, родилась я.
От маминого первого брака у меня есть сестра Лена. Она старше на тринадцать лет, поэтому когда я начала себя осознавать, Лена уже жила отдельно, потом вышла замуж. В 1996 году они с мужем переехали в Питер. По-настоящему общаться и дружить мы стали, только когда я повзрослела.
В Инте жили замечательно. Папа трудился на шахте, мама недолго, еще во время беременности, работала там же в медпункте (по среднему профессиональному образованию она фельдшер скорой помощи), потом нашла работу по своей основной, юридической профессии в горисполкоме (я очень смешно называла его «рисполком»), а позже стала адвокатом. Мама вложила в меня очень много сил: она со мной занималась, учила стихи, шила к школьным праздникам самые красивые костюмы. В детстве я выиграла в Инте конкурс «Золушка-92», потому что она меня здорово подготовила! Придумала сценарии всех номеров, сочинила целое кукольное представление с участием моих игрушек по мотивам сказки «Красавица и чудовище», подрядила сестру, которая поставила мне танец, приготовила самый красивый десерт, которым я удивила жюри. Это были лебеди из заварного теста на озере из сливочного желе. Мама и сама очень артистичная, недаром на еще одном интинском конкурсе «Мама, папа, я — дружная семья», где мы все участвовали, она получила титул «Супермама». Глядя на нее, я видела, как в женщине может сочетаться красавица, профессионал высочайшего класса и хозяйка с золотыми руками, которая превращает каждый Новый год в шедевр и умеет печь самые вкусные блины. По выходным мы большой дружной компанией детей и родителей выезжали на природу, строили убежища из снега, варили суп на костре, жарили на огне хлеб и сало, катались на лыжах, играли в футбол на проселочной дороге... На лето я уезжала к бабушке в село на Украину, а с родителями мы ездили на море в их отпуск.
Было здорово. Налаженная благодатная схема бытия... И возможно, жизнь моя сложилась бы совсем иначе, если бы мы остались жить в Инте. Но к 1998 году стало чувствоваться, что город угасает. Шахты закрывались, да и папина карьера подходила к концу, возраст и профессиональные травмы давали о себе знать. Родители думали о моем образовании, и несмотря на то что я училась в Инте в сильнейшей школе, видели необходимость и большую перспективу в крупном городе. И как только мама летом 1997-го нашла себе работу в Перми в службе судебных приставов, а мне школу, ни в чем не уступавшую той, где я училась в Инте, мы приняли решение о переезде. Я без труда прошла серьезное собеседование, и меня приняли в школу № 22 с углубленным изучением иностранных языков. Зимой 1998-го, сразу после Нового года, мы переехали в Пермь, и с этого момента моя жизнь, да и жизнь семьи в целом стала напряженнее. Начались сложности, если не сказать испытания.
Я не сразу вписалась в новый класс и слала полные тоски письма своему классному руководителю в Инту... Потом грянул дефолт семнадцатого августа 1998 года. Это событие застало нас в пути. Как сейчас помню: мы едем с папой от бабушки в поезде Москва — Пермь, сидим на боковушке плацкарта за столом друг напротив друга, за окном проплывают сероватые пейзажи, и он говорит: «По-моему, Катенок, у нас беда». На вокзале нас встречала мама, такой подавленной и грустной я не видела ее никогда. После дефолта, как оказалось, все наши сбережения обесценились. И началось... Закупки впрок муки, сахара, топленого сливочного масла, экономия на всем. Потом нас обокрали: вскрыли гараж, где хранилось много ценных вещей. Особенно было жаль мотоцикл «Минск», на котором мама с папой намотали немало счастливых километров. В общем, одно к одному... Вся страна существовала в какой-то панике, мы поддались ей ненадолго, но вскоре жизнь вошла в свою колею. Папа занялся работами по дереву, стал краснодеревщиком. (Кстати, когда я уже жила в Москве, он сделал мне потрясающий портал для электрического камина, который точно станет семейной реликвией и будет менять «место жительства» с моей семьей.) А мамина карьера между тем шла в гору и увенчалась несколько лет спустя должностью заместителя главного судебного пристава Пермского края.
Но вернемся в 1998-й. В том осложненном кризисом учебном году я наладила отношения в школе и с подачи моего одноклассника Сашки Воробья (мы дружим до сих пор) пошла в театр-студию «КОД». А еще Саша дал мне бесценный совет на всю жизнь: «Всегда улыбайся, это так здорово, когда ты улыбаешься». С тех пор улыбка редко сходит надолго с моего лица, и никаких мимических морщин на это не жаль.
Саша довольно скоро ушел из студии, потерял интерес, а я осталась. Мой мастер Марина Андреевна Оленева потом шутила: «Мы мальчика взяли, потому что мальчики в принципе дефицит, а тебя за компанию». Очень скоро я стала играть главные роли. Сначала была Царевной Лебедью в «Сказках Пушкина», потом Елизаветой Бам, Джульеттой, Ниной Заречной. В пятнадцать я уже перешла в основной состав театра «Новая драма», выросшего из нашей студии. Параллельно с «Новой драмой» участвовала в спектаклях школьного франкофонного театра, и с тем и с другим ездила на фестивали и гастроли. Жизнь моя складывалась из репетиций и уроков. Я прочно сидела на двух и даже трех стульях, не сдавая позиций отличницы, и мой перфекционизм давался мне немалой кровью. Во втором полугодии десятого класса, когда стало очевидно, что я иду на золотую медаль, напряжение достигло максимума. Школа сильная, программа мощная плюс олимпиады... Я ни от чего не готова была отказаться. Из-за нервного истощения начались проблемы со сном. Спать ложилась поздно, чтобы успеть после репетиций сделать уроки, засыпала с трудом, у меня бывали так называемые вертолеты, снились кошмары, я просыпалась неотдохнувшей. А когда случился эпизод с галлюцинациями, отпираться и храбриться дальше не было смысла. И тут гениальный директор моей школы Ольга Васильевна Бушуева сама предложила мне индивидуальный план обучения. Я должна была ходить только на те предметы, по которым предстояли выпускные экзамены, и на те, что давались сложно, на остальные распространялся принцип свободного посещения. До сих пор благодарна Ольге Васильевне за доверие, за то, что она позволила мне, юной девушке, выпрыгнуть из системы и самостоятельно распоряжаться своим временем.
И вот мне семнадцать лет, «золотой» аттестат на руках, путевка в любой вуз Перми по итогам одного экзамена в кармане. Куда идти учиться? Я выбрала для себя самый легкий путь — юрфак. Мама юрист, логично и перспективно пойти по ее стопам. Смалодушничала тогда, конечно, гораздо более вдохновляющим было бы поступить на факультет иностранных языков — у меня страсть к работе со словом, с переводами. Но я выбрала то, что выбрала.
О поступлении на актерский не шло речи, да я и сама об этом не думала и вообще не рисовала перед собой четких картин будущего. Учиться на юридическом казалось удобно и перспективно. Это никак не мешало моим репетициям в театре, что было, безусловно, важно. Скорее всего, меня ждала предсказуемая жизнь со стабильно развивающейся карьерой, стабильным спутником жизни из рабочего окружения, размеренным расписанием, социальным пакетом и заграничными командировками. На выбор повлияло и то, что к семнадцати-восемнадцати годам в моей театральной жизни начался определенный спад. Я репетировала в двух спектаклях, но один из них закрыли не доведя до премьеры, а во втором меня сняли с роли — по мнению мастера, я не справлялась. Однажды разговаривали с Мариной Андреевной по душам, и она очень спокойно и, как показалось, здраво рассудила, что мне не стоит поступать на актерский. Помню, сказала: «Для актрисы ты слишком благополучная и рациональная, в тебе очень силен интеллект. Зачем тебе идти в эту профессию? Юридический факультет — прекрасный выбор». До меня долго доходил смысл этих слов, но Марина Андреевна на тот момент во многом была права. Мне, пожалуй, действительно нечего было вложить в роли, не хватало человеческого багажа. И я делала ставку на интеллект: всегда хорошо училась, ездила на гастроли с учебниками наперевес. Теперь понимаю, что многие знания получала «на всякий случай», потому что не очень осознавала, чего хочу от жизни и какие предметы в итоге действительно пригодятся.
По сути, я тогда жила, училась, занималась в театре, готовила себя к любому повороту событий, делала то, что меня вдохновляло, в ожидании попутного ветра, какой-то волны, которая вынесет в другое русло. И очень счастлива, что мне выпал шанс вырваться, что я достигла той точки бифуркации, которая вывела в иной коридор жизни. Этого от меня, кажется, мало кто ожидал, да я и сама себя потом здорово удивила.
В 2001 году в рамках тура по России и странам СНГ к нам в Пермь приезжала на гастроли знаменитая группа Scorpions. По этому поводу организовали небольшой конкурс красоты, я услышала о нем по радио. Конкурс заключался в том, что надо было станцевать в бикини перед концертом под музыку Scorpions. Победительница — ее выбирали по громкости аплодисментов, которую фиксировали специальным приборчиком, — получала возможность сразиться в финале в Минске за роль в клипе группы. Scorpions мне всегда очень нравились, я сразу решила поучаствовать и подала заявку, несмотря на то что была школьницей (по какой-то причине при отборе про возраст не спрашивали). Как сейчас помню сборы: моя школьная подруга и коллега по франкофонному театру Полина дала свой купальник, очень эффектный, золотой, с принтом рептилии. Алла, другая подруга из театра «Новая драма», сделала макияж. А папа купил специально для конкурса золотистые туфли. Мы объездили с ним много магазинов, но вкусы у нас совпадают, поэтому оба остановили свой выбор на этой паре. Кстати, я потом носила их еще очень долго — эти счастливые, победные и очень удобные туфли. Папа присутствовал и на концерте, как участнице конкурса мне выделили билеты. Он очень мной гордился и радовался, его улыбка, казалось, перебивала сияние прожекторов. Я победила, а в финал не попала (несовершеннолетних к нему не допускали), но нисколько не расстроилась. Главным было участие, которое, как выяснилось впоследствии, привело меня к самым важным встречам в жизни.
После конкурса познакомилась с журналистом Германом Колесниковым, которому поручили взять интервью у победительницы. Он предложил встретиться в пермском модельном агентстве. По счастливому совпадению именно в тот день там проводил кастинг столичный фотограф-скаут Алексей Васильев. В модельном бизнесе Леша человек известный, настоящий глаз-алмаз, именно он открыл Наталью Водянову, Евгению Володину и Ольгу Куриленко. Я сидела в сторонке, ждала интервьюера и наблюдала, как дефилируют модели, когда Васильев подошел и спросил, нет ли у меня случайно родственницы в Екатеринбурге (я показалась ему похожей на одну знакомую). Мы разговорились, и хотя мой рост явно не соответствовал модельным стандартам, Леша все-таки сфотографировал меня для общей базы — на всякий случай. Порой именно этот «всякий случай» оказывается судьбоносным.
Васильев очень интересный человек, мы сразу подружились и продолжили общаться по переписке и телефону. Иногда он передавал из Москвы посылки с проводниками поездов. В первой, помню, прислал сборник рассказов Харуки Мураками, книгу Милана Кундеры «Бессмертие» и видеокассеты с фильмами «Небо над Берлином» и «Достучаться до небес». Так он показал мне целую галактику другого, особенного кино, которым я раньше не интересовалась по неведению. В моей семье кино любили, но достаточно традиционное — фильмы Гайдая, Рязанова, советскую классику, хиты зарубежного кинематографа («Унесенные ветром» и «За бортом»). Леша открыл мне новый мир, совпавший с самыми сложными, тонкими и глубокими моими вибрациями. Практически незаметно, ненавязчиво, исподволь дал образование, пожалуй, не менее важное, чем школьное или театральное, — привил вкус! Книга «Бессмертие» по сей день остается одной из моих любимых. Мне кажется, у Васильева чутье на способных талантливых людей, не зря же он вложил столько души и внимания в маленькую провинциальную девчушку. Видимо, что-то понял обо мне раньше меня самой.
Наверное, нужно рассказать еще об одной из цепочки важных встреч, которые привели в итоге в Москву. На школьном выпускном меня заметил ведущий нашего вечера. Подошел, представился:
— Здравствуйте, меня зовут Александр. Вы очень красиво танцуете. Никогда не думали о том, чтобы подрабатывать танцовщицей в клубах?
— Почему бы и нет? — ответила я. Всегда хотела иметь собственные деньги, а даже повышенной стипендии явно было бы мало.
И вот я поступила в университет, и когда в конце октября мне исполнилось восемнадцать, с Сашиной помощью устроилась go-go в пермский ночной клуб. А Саша на долгие годы стал моим хорошим другом. Он был очень талантливым человеком, работал с четырнадцати лет, чтобы обеспечить маму и себя, занимался вокалом, постоянно самообразовывался и сумел построить собственный бизнес. Такой воли к самосовершенствованию, динамичному изменению жизни, такого внутреннего «движка» и изобретательности, как у него, я к тому времени, пожалуй, ни у кого больше не видела. Саша потом очень поддерживал меня в моих амбициозных порывах.
После окончания первого курса на заработанные деньги я впервые самостоятельно поехала отдыхать за границу — в Турцию. Когда возвращалась обратно, задержалась в Москве. Уже точно не помню, почему сразу не взяла обратный билет на поезд. С ним возникли сложности, пришлось ждать, когда появятся места в плацкарте: позволить себе что-то дороже я не могла. Остановилась у Леши, и однажды он предложил сходить за компанию с его подопечными на кастинг — просто посмотреть, как это происходит. Делать все равно было нечего, и я пошла. Оказалась в уже знакомой ситуации: сидела в коридоре на стульчике, глазела на девчонок-моделей. И тут в холл вышел директор модельного агентства и спросил: «А кто здесь профессионально танцует? Рост неважен». Мое бессознательное тут же отбросило слово «профессионально», и рука, как на уроке в школе, взметнулась ввысь быстрее, чем я успела додумать мысль. Так я получила свою первую работу в Москве — танцовщицы на выставке одежды в «Крокус-Экспо». За четыре дня заработала двести долларов, по тем временам для меня бешеные деньги. В один из этих дней директор модельного агентства пришел посмотреть на меня и других девчонок, и ему очень понравилось, как я работаю. Он спросил, где я живу, учусь, чем занимаюсь, и предложил контракт с перспективой работы фотомоделью и танцовщицей и возможностью поучаствовать в кастинге «Фабрики звезд». Под эгидой модельного агентства на него можно было попасть быстрее, в особой очереди. Как будущий юрист я оценила «жесткость» контракта и согласилась.
Как известно, на «Фабрику звезд» я не попала: прошла танцевальный тур, а вот с вокального слетела. Один телеканал пару лет назад вдруг сделал совершенно нелепый и смешной сюжет о том, как меня якобы обидела Алла Борисовна Пугачева — не разглядела моего таланта и не взяла на «Фабрику». Конечно, это совершенная ерунда, никто меня не обижал: не оценили — ну и ладно. Я на «Фабрику» не очень хотела, воспринимала все как приключение, очередной шаг, ступеньку. А в итоге просто построила свою собственную «лестницу».
После неудачного кастинга вернулась в Пермь, но из агентства продолжали звонить и убеждать переехать в Москву, перевестись туда на учебу. Меня обещали обеспечить работой танцовщицы, дать служебную квартиру, где я должна была жить еще с двумя-тремя девчонками. Я думала недолго: в Перми ничего не держало — у меня не было там никакой серьезной романтической истории, и в театре не складывалось, а учеба... Я понимала, что потяну ее и на заочном, если что.
В Москву со мной приехала мама. Кадр: стоим у вагона на перроне Ярославского вокзала, нас встречают Леша Васильев и директор модельного агентства. Директор вдруг спрашивает: «Катя, а где ты будешь жить?» Мы с мамой опешили, потому что были настроены на «модельную» квартиру. Оказалось, ее не успели сформировать. Лешу попросили приютить меня на три дня, которые превратились в восемь месяцев. У кого-то за это время дети рождаются... Но у нас с ним были всегда исключительно дружеские отношения и рождались только творческие замыслы. Леша ковал таланты, а я помогала как могла. У него в квартире всегда был перевалочный пункт, со всех концов России с мамами, бабушками и тетями постоянно приезжали девчонки, которых он отбирал как скаут на кастингах и просто на улицах, а потом зарубежные агентства одобряли их кандидатуры и направляли официальный вызов на работу в Милан или Париж. Кстати, я не раз наблюдала, как Леша на расстоянии километра мог высмотреть потенциальную модель. Я встречала девчонок, провожала, следила за ними, надеюсь, была хоть как-то полезна ему. Или по крайней мере его коту по кличке Ларс фон Триер, которого я, клянусь, регулярно кормила. Со многими из девчонок до сих пор дружу, дружат уже и наши дети. Моя жизнь вообще богата на встречи с талантливыми, добрыми, благородными людьми.
Первые полгода жила интересно, хотя и не без сложностей. Старалась не просить денег у родителей, но мама, конечно, высылала. Я их получала на почте в окошке «До востребования». На всем экономила, в неделю тратила около ста рублей. Проезд в метро тогда стоил рублей пять-семь, а иногда я покупала в киосках в подземном переходе слоечки за десять — с клубничным вареньем. Леша меня, конечно, кормил, но совесть моя была чиста: в силу своей комплекции сильно «объесть» его я не могла.
Были смешные ситуации. Однажды вернулась в Москву из Перми с двумя огромными, тяжеленными китайскими сумками — везла мамины заготовки. Носильщика тогда позволить себе не могла, да если честно, и не подозревала, что есть такая услуга. И вот представьте: стою на перроне, собираюсь с духом, чтобы дотащить сумки с вокзала до Лешиного дома на «Пролетарской» (а там еще десять минут от метро), и вдруг подходит молодой человек: «Вам помочь?» Почему-то мне не показалось странным, что он с небольшой тележкой. Я подумала: «Какой молодец! Наверное, провожал кого-то и решил помочь незнакомой хрупкой девушке». Погрузили сумки, направились к метро. Уже в вестибюле он попросил очень большие деньги за свои услуги. Я честно ответила:
— Ой, что вы, у меня столько нет! Думала, вы просто так вызвались помочь.
— Дура! — окрестил меня горе-частник и ушел, чертыхаясь. А я поволокла свои сумки дальше.
В другой раз решила сделать Леше подарок и купила микроволновку на «Горбушке». Надо было видеть, как я ее перла! Такси тогда совсем не пользовалась, передвигалась только на метро. Ничего, донесла. Микроволновка до сих пор стоит уже в новой Лешиной квартире и работает, потому что была подарена от души.
Переехав в Москву, я перевелась на заочное обучение, ездила домой на сессии. В агентстве несколько месяцев для меня работы не было, разве что редкие кастинги на фотокаталоги нижнего белья и другая ерунда. Сейчас думаю: какое счастье, что меня тогда никуда не брали! Я танцевала ночами в клубах и сама понемногу обзавелась связями в этом бизнесе. В той же сфере с самого начала нашла двух дорогих моему сердцу подруг, которые рядом и теперь: Юля стала крестной моего сына, а с Танюшей мы несколько лет вместе снимали квартиру. У Юльки кличка Винни, у Танюхи — Хомяк, ну а я, конечно, Пятачок. Так и дружим. Я им очень благодарна за годы дружбы и за то, что они, обе коренные москвички, тогда ко мне так отнеслись — и приютили, было дело, и с танцевальной работой помогли.
С агентством, как уже говорила, не клеилось, я собиралась расторгнуть наши отношения, но главное они успели сделать — пристроили меня в продюсерский центр композитора Юрия Чернавского. Там занимались подготовкой юных талантов к выступлениям на сцене, учили петь по-английски, танцевать. В агентстве рассчитывали, что у Чернавского мне помогут проявить себя, но в итоге все свелось к обучению детей английскому произношению и танцам, хотя, конечно, параллельно я сама танцевала и училась петь. Там и познакомилась с Наталией Юнгвальд-Хилькевич, старшей дочерью знаменитого кинорежиссера Георгия Эмильевича Юнгвальд-Хилькевича. В фирме она, по сути, делала всю организационную работу: искала талантливых детей, записывала демо, составляла графики. Наташа и со мной сняла несколько роликов и показала их отцу, когда он искал актрису для своего нового фильма — музыкальной комедии «Адам и превращения Евы». Георгию Эмильевичу я понравилась. Мы познакомились четвертого марта 2005 года, в мае я прошла пробы, а в начале июня начала сниматься.
Встреча с Георгием Эмильевичем определила мою судьбу. Это был удивительный человек. С каким вниманием и неподдельным восхищением он отнесся ко мне! Не знаю, может быть, с кем-то другим был не таким понимающим и справедливым, но ко мне поворачивался исключительно самыми лучшими сторонами своей многогранной личности. Георгий Эмильевич был не только прекрасным режиссером, но и замечательным художником, сценографом. А еще большим ценителем и знатоком женской красоты: женщины рядом с ним просто расцветали.
Ко мне он всегда был очень добр, мы общались и после того как закончили съемки фильма, правда, не так часто, как хотелось бы. Георгий Эмильевич много работал и всегда был очень занят. Однажды я пригласила его на свой день рождения, он приехал, очень быстро поздравил, подарил свою книгу и умчался. Спокойно поговорить удавалось только по телефону. Я всегда ему звонила, когда случались какие-то неурядицы в творческой или личной жизни, — поделиться и посоветоваться.
Мы разговаривали на разные темы. Георгий Эмильевич дал мне исключительное самоощущение не только как актрисы, но и как формирующейся женщины, ощущение своей особенности, уникальности, ценности. Он умел сказать нужные и мудрые слова — тихим, уверенным и добрым голосом. И умел так делать комплименты красоте, уму и характеру, что это очень вдохновляло. В профессиональном смысле помощь Георгия Эмильевича вообще бесценна: он привел меня за руку в актерское агентство и с тех пор с моим бессменным агентом Марией Проконичевой мы сотрудничаем уже почти двенадцать лет! Попросил композитора нашей картины Владимира Назарова взять меня на испытательный срок в его Музыкальный театр национального искусства, в итоге я проработала там два года в штате и еще несколько лет по контракту. Сначала танцевала в массовке «Лесной песни», потом спела центральную партию Лиса в «Маленьком принце», сыграла служанку Нур в «Ала ад-Дине». Пожалуй, именно там я научилась петь.
Георгий Эмильевич определил мою жизнь еще в одном очень важном аспекте: я не стала поступать в театральный. Он считал, что мне не надо учиться, у меня есть актерское чутье и свой стиль игры. Все-таки Марина Андреевна за шесть лет в театре-студии «КОД» и «Новой драме» очень много мне дала. С первых дней съемок я чувствовала себя перед камерой как рыба в воде, очень быстро начала разбираться в разновидностях кадров, планах, видах объективов и световых приборов, ракурсах, углах и мыслила монтажно. И хотя актерская профессия по природе своей чувственная, инстинктивно порывистая, мне во многом помогала логика, выработанная годами учебы в школе и на юридическом факультете. Никогда не забуду, как второй режиссер картины после окончания съемок очень тепло спросила: «Катюша, а что ты будешь делать дальше? Тебе ведь надо пойти учиться, ты талантливая девочка, но не гениальная». Меня тогда это не обидело, разве что немного задело — как любого амбициозного человека. Я не претендовала на гениальность, просто четко понимала, что учиться не пойду, у меня не было для этого ни денег (свой лимит на бюджетное образование от государства я исчерпала на юрфаке), ни большого желания, но я была уверена в своих силах и знала, что прорвусь. Пусть других ковала система обучения и жесткая рука мастера, а меня создал хаос из разношерстных знаний и судьбоносных встреч.
Очень жаль, что мы не успели увидеться с Георгием Эмильевичем незадолго до его смерти. Я вновь пригласила его на день рождения, но он был нездоров и не смог прийти, а потом начались проблемы с сердцем. Вскоре он попал в больницу и скончался. Мы не смогли проститься, но меня успокаивала мысль, что я успела сказать ему главные слова о том, как благодарна ему, как уважаю его и люблю.
Несмотря на то что свои актерские возможности я почувствовала после первой же картины, новых предложений не поступало достаточно долго. Почти год вообще не снималась, были сплошные кастинги на рекламу, я туда ходила и радовалась, что меня не брали. В 2006 году удалось наконец получить роль в сериале «Путейцы» Геннадия Михайловича Байсака. Мне тогда вернули натуральный цвет волос (в картине «Адам и превращения Евы» покрасили в брюнетку, чтобы мы с Антоном Макарским были одной «масти»). В том же году на кинофестивале в Смоленске я познакомилась с Александром Гордоном. В одну из первых встреч он сказал: «Знаете, кажется, у меня есть для вас роль. Когда запустится проект, ждите приглашения на пробы». Не обманул. Это было в октябре, а в июне 2007-го меня утвердили в фильм Гордона «Огни притона». Роль Зинки-Гитлер одна из лучших в моей карьере и единственная в своем роде, пока я не создала и близко похожего образа! И благодарна Александру Гарриевичу не только за Зинку, но и за знакомство с великим Богданом Ступкой и неповторимой Оксаной Фандерой.
В 2008 году снялась в сериале Эльера Ишмухамедова «Катя». Я очень хотела получить эту роль: после многочисленных проб засыпала, думая о ней, даже складывала под подушку волшебные записки с жизнеутверждающими формулировками, медитировала, визуализировала. Так мечтала, чтобы утвердили, и не ошиблась в оценке значимости для себя этой работы — после сериала «Катя» предложения стали поступать одно за другим.
Каждая сыгранная роль мне очень дорога. Конечно же, среди них есть любимые. Что примечательно — мои собственные ощущения совпадают с мнением зрителей и поклонников, которые подходят фотографироваться. Чаще всего в наших коротких беседах они упоминают сериалы «Катя», «Ласточкино гнездо», «Ангел в сердце», «Куприн. Яма», «Молодая гвардия», фильмы «Огни притона», «Поддубный», «Ставка на любовь», «Завтрак у папы», «Пятница» и конечно «Экипаж». Каждая работа знаменательна не только своей художественной ценностью, но и встречами с новыми людьми, интересными ситуациями, возникающими на площадке.
Например в сериале «Ласточкино гнездо» я познакомилась с Юрием Николаевичем Стояновым, он играл папу моей героини. Мы не вели длинных бесед, не позволяло время, в течение которого пересекались на площадке, но в одном из таких немногочисленных разговоров Юрий Николаевич сказал очень важную для меня вещь: «Катя, не будь девочкой, будь маленькой женщиной, — и пошутил: — А чем ты хуже Анджелины Джоли? Она такая же мелкая, только немного повыше». Эти слова вошли в резонанс с моими собственными мыслями. Стоянов большой мастер, талантливый актер с безошибочным чутьем, и для него было очевидно, что я могу застрять в одном амплуа — играть всю жизнь девочек, пока морщины не полезут. Но у меня был и другой путь: приучить зрителя к тому, что в таком на первый взгляд подростковом теле живет сознание взрослой женщины с определенной философией и человеческой глубиной. Исходя из этих соображений, мы с моим агентом очень скрупулезно подходим к выбору ролей.
В фильме Антона Мегердичева «Метро» я сыграла очень интересную роль больной астмой девушки Алисы, оказавшейся в центре подземной катастрофы. С этим проектом связано много любопытных подробностей. Дело в том, что почти в самом начале съемок я забеременела. Мы с агентом долгое время не ставили об этом в известность никого, чтобы лишний раз не волновать группу и не привлекать к себе повышенного внимания в течение съемочного процесса. Сказали, только когда встал вопрос об изменении графика, тогда пришлось признаться: «Если сильно сдвинутся съемки, то в пути собачка может подрасти». Оказалось, что не только я нахожусь в интересном положении, но и Лена Панова — мы родили наших деток с разницей в пять дней. Антон Мегердичев во время съемок шутил: «Господи, какое счастье, что у меня под землей в кадре только две взрослые артистки!» Впрочем, наше с Леной состояние не повлияло каким-то глобальным образом на съемочный процесс: мы не требовали для себя особенных условий, да и вообще там все было очень здорово организовано и обычных мер предосторожности вполне хватало для обеспечения нашей безопасности.
В воде репетировали дублеры, на них выставляли свет. Вода практически везде была теплой — и в декорации на Киностудии имени Горького, и в бассейне, построенном в самарском метро, — двадцать шесть градусов. Пришлось немного померзнуть только на «Домодедовской», где был в натуральную величину воспроизведен тоннель метро и стояли несколько настоящих вагонов для съемок. Там воду смогли нагреть только до семнадцати-восемнадцати градусов, но мы все были в гидрокостюмах. В свой костюм я спокойно влезала до самого последнего дня съемок, а между тем закончили мы, когда половина беременности была уже позади. До этого живот еще был не особенно заметен, но через два дня после окончания съемок выдвинулся, будто ящичек письменного стола. Сложилось ощущение, что Герман уже в моем животе был настоящим киноребенком, бойцом и надежным товарищем.
Чувствовала себя хорошо: у меня почти не было токсикоза, я снималась в очень сложных сценах и сама предпринимала некоторые меры безопасности, о которых не знали мои партнеры. Например в сцене, где втаскивала застрявшего героя Леши Бардукова в вагон, нужно было создать ощущение очень больших физических усилий, но играть всем телом и напрягать пресс мне было нельзя, поэтому все напряжение перекинула на верхний плечевой пояс, грудь и шею. Тащила партнера одними руками, упершись ногами в стену вагона. Хорошо, что все астматические приступы моей героини мы сняли до того, как я забеременела, иначе даже страшно подумать, что пережил бы мой малыш. В эти моменты сердцебиение зашкаливало! В группе все работали слаженно, и нам с Леной было очень комфортно, нас оберегали как могли. А мы шутили: «Во всем виноваты экстремальные условия съемок, организм подумал, что он на войне, и решил срочно обзавестись потомством, по-быстрому пустить корни и сохранить качественный генотип».
Дальше в моей актерской жизни все развивалось не менее захватывающим образом. «Метро» закончили снимать в ноябре, а в декабре раздался звонок кастинг-директора Лизы Шмаковой. (Кстати, на моей первой картине «Адам и превращения Евы» Лиза была ассистентом по актерам и мне довелось пожить у нее пару дней, пока киностудия не сня?