Статья дня: Роман Супер: «Журналистика — лучший способ посмотреть мир за чужой счет» // На троих

http://www.youtube.com/watch?v=dL3bVp20j-M

Оригинал

Тихон Дзядко: Это программа «На троих» в эфире телеканала RTVI. Приветствуем всех. Здесь ведущая Екатерина Котрикадзе.

Екатерина Котрикадзе: И Тихон Дзядко, разумеется.

Тихон Дзядко: И наш гость — Роман Супер, журналист, автор фильма «С закрытыми окнами».

Роман Супер: Шалом. Привет всем.

Тихон Дзядко: Вышедшего буквально недавно. Приветствую тебя.

Екатерина Котрикадзе: Привет, Рома. Доволен, как фильм приняли? Расскажи.

Роман Супер: Да. Слушай, сегодня только смотрели с Уржановым, продюсером этого фильма, количество лайков и дислайков на ютьюбе.

Екатерина Котрикадзе: Так.

Роман Супер: Я просто помню историю с Тимати, которого захейтили так, что ему пришлось видео удалить.

Тихон Дзядко: В смысле его…

Екатерина Котрикадзе: Видеоклип про Москву.

Роман Супер: Да. Где было какое-то рекордное количество дислайков. В нашем случае через пять дней после появления на ютьюбе у фильма 28 тысяч лайков и что-то там 700 дислайков. То есть 2% хейта — мне сказали, что это успех.

Екатерина Котрикадзе: Конечно.

Роман Супер: В интернет-мире.

Тихон Дзядко: А это как-то способствует продвижению, наверное? Если такая огромная разница между лайками.

Екатерина Котрикадзе: В ютьюбе.

Роман Супер: Ребят, я ничего не знаю.

Екатерина Котрикадзе: Мы знаем. Я вам могу сказать, что чем больше дислайков, тем меньше шансов, что это видео будет всплывать у людей в ютьюбе. То есть они его…

Тихон Дзядко: Разве что если ты Тимати и поешь про Москву. И все репостят.

Екатерина Котрикадзе: Это не всплывало. Это репостили просто в соцсетях.

Тихон Дзядко: Я понимаю. Я шучу.

Екатерина Котрикадзе: То есть продвижение ютьюбовское гарантированно, когда сильно больше лайков.

Роман Супер: Ок, хорошо.

Екатерина Котрикадзе: Ну да ладно.

Роман Супер: Слушайте, ютьюб ютьюбом, но кино запремьерилось в интернет-кинотеатре «Премьер». Меня дико радует этот рынок, который только-только сейчас начинает появляться. Наконец-то появляются какие-то форточки, куда можно сунуться, в виде этих интернет-кинотеатров. Мы запремьерились на одном из них. Это «Премьер». И у кино там очень быстро набежало больше 300 000 просмотров. А это по меркам русских интернет-кинотеатров больше, чем у самых топовых и очень дорогих сериалов, которые снимаются за десятки миллионов. А мы сняли за деньги, которые помещаются в носок, а кино при этом явилось драйвером для новых подписчиков интернет-кинотеатра. И это очень мне понравилось, порадовало. Я всегда говорил, что документальное кино может быть гораздо более привлекательным и притягательным, чем игровое.

Екатерина Котрикадзе: А что нашли зрители, на твой взгляд? Действительно, это удивительная история, потому что документальное кино о Децле (мы еще спросим, почему именно о нем), раз уж ты затронул этот феноменальный показатель: сериалы собрали меньше на платформе «Премьер» (мы это тоже изучили, знаем), чем документальное кино о герое нашего детства. Чем ты объясняешь этот зрительский интерес?

Роман Супер: Слушай, я вообще называю Россию страной нерассказанных историй, если честно. Мне кажется, что интерес появился потому, что появились люди, которые эти истории начали рассказывать. Рассказывать не в духе и не в стиле телевизионных криков, обкашливаний, скандалов, склок, кто там наркоман, кто не наркоман, а кому достанется наследство, а кому не достанется, а может быть смерть инициирована, а не по-настоящему. И вот этот весь бред. А ведь можно те же самые истории рассказывать нормально, по-человечески, относясь к зрителю как к собственному ребенку, которому ты сказку читаешь, и уважать его. Мне кажется, что поэтому кино и успешное. Слушай, мы еще проверим. Мы сейчас снимем еще несколько фильмов вот так хорошо.

Екатерина Котрикадзе: Тоже о людях?

Роман Супер: Конечно, о людях. И проверим, интересно ли. Вот если интересно, то значит у документального кино ренессанс в нашей стране. И это круто.

Тихон Дзядко: Я признаюсь честно. Притом, что я был страшно за тебя рад, но я был очень удивлен, что когда появилась информация о том, что ты снимаешь фильм о Децле и что вы собираете средства на него, за сколько дней вы собрали необходимую сумму?

Роман Супер: Необходимую, наверное, дней за 10 все-таки.

Екатерина Котрикадзе: Это очень быстро.

Тихон Дзядко: В любом случае — быстро. Большую сумму вы собрали быстро.

Роман Супер: И потом еще дня 4 это повисело, там какие-то дополнительные деньги пришли, и мы закрыли…

Тихон Дзядко: Почему? Я был удивлен, потому что для меня (и мне казалось — для многих) Децл никогда не был (а сейчас, в 2019 году — особенно) Цоем, он не был каким-то героем поколения.

Екатерина Котрикадзе: Не был русским Эминемом, например. Даже в твоем фильме, который я смотрела, там ведь очень честно рассказано о том, что Децл был просто сыном своего папы и что его папа просто его привел и сказал: «Чуваки, давайте, помогите, есть мальчик. Вот у него есть комплекс низкого роста. И поэтому надо ему помочь, чтобы этого комплекса не было». И я думаю тоже, как и Тихон, что это же история такая… И тогда мы об этом так думали, в 1990-х, хоть я и слушала, что Децл — это такой мальчик, которому просто очень помогли, поэтому он стал… А почему же ты решил о нем…

Роман Супер: Почему сейчас откликнулось так всё?

Екатерина Котрикадзе: Почему для тебя стал именно Децл тем человеком, о котором ты захотел снять кино?

Роман Супер: Первое. Потому что про Децла ничего не было снято. И мне казалось, что сейчас будет снято всякое дерьмище. Мне показалось, что нужно снять что-то хорошее.

Второе. Децл — это, конечно, история гораздо шире и глубже, чем история про мальчика, который поет. Децл — это архетипическая абсолютно история, связанная с твоим, Тихон, даже если ты его не слушал, как и я, детством, с твоим, Катя, даже если ты не слушала его, как и я в детстве, и с моим, и еще с миллиардом людей, для которых в начале 2000-х годов появился, например, телеканал MTV, появилось, например, вообще очень много разной новой музыки, которую мы не знали и даже, может, наши родители не знали, а она вдруг взяла и благодаря Зосимову и его коллегам появилась. Это про наши самые классные, самые лучшие молочные годы начала 2000-х годов, когда мы были уже взрослыми детьми, когда мы познавали мир, когда хотели как раз узнавать новую музыку, новую культуру, новую одежду, новые шмотки, жвачки, наклейки, плееры, диски, первые поездки за границу. Вот это ассоциация со всем этим. Для меня так уж точно. И судя по тому, что кино хорошо посмотрели, не только для меня.

История Децла — это практически шекспировские страсти и библейские сюжеты. В нее умещаются и конфликт отцов и детей, вечный мотив, про который можно рассказывать и рассказывать. В нее умещается мотив испытания деньгами, который тоже можно обсуждать вечно. Как человек на все это реагирует, способен ли он это, будучи маленьким и слабым, вынести? В это включаются… В конце концов, большая семейная драма. Люди любят мелодрамы, люди любят семейные драмы и семейные какие-то конфликтные истории. В этой истории слишком много компонентов, которые обречены собраться в один большой интересный сценарий.

Тихон Дзядко: Эти компоненты не раскладывались так четко, когда ты спустя буквально пару дней после сообщения о том, что Децл умер, ты сообщил, что будешь…

Роман Супер: Нет, конечно. Я все это не прочитал заранее. А просто это все начало нанизываться на какой-то мой общий съемочный хребет.

Екатерина Котрикадзе: У меня просто было впечатление, что он для тебя лично что-то значит. Потому что ты что-то сейчас рассказал — это компоненты успешного теле- или кино- или документального продукта, да? Он очень разумный. Это трезвая оценка профессионального журналиста того, что принесет просмотры, что принесет успех и интерес аудитории.

Я поясняю для зрителей — мы с тобой друзья в фейсбуке. У меня было впечатление, что для тебя лично это была потеря.

Роман Супер: Я сейчас циничные вещи буду говорить. Но я уверен, что друзья про друзей кино не должны снимать. Потому что получится милый семейный архив, который будет интересен маме и папе. Все-таки нужна дистанция. Нет, про друзей не надо.

Екатерина Котрикадзе: Вы не были знакомы?

Роман Супер: Мы были знакомы тоже по работе. Я у него брал интервью за пару лет. Я тогда работал на «Радио Свободе». И, кстати, взял тогда у него интервью, просто почему-то случайно вспомнив, что есть такой мальчик, есть такой музыкант, есть такой артист, некогда очень популярный. Я думаю: «А что с ним сейчас происходит? Я вообще ничего не знаю. Живой он, неживой, играет он, не играет, какие-то пластинки выпускает». Смотрю — вроде чего-то выпускает. Просмотров там 0. И мне стало интересно с ним пообщаться и задать вопрос про «Пепси, пейджер, MTV». Ты до сих пор про это или нет? И я с ним записал интервью. И внезапно на «Радио Свободе» его тоже посмотрели полмиллиона человек. И я думаю: «Ни фига себе». Я думаю — потому же. Потому что мы любим свое детство. И это полмиллиона человек, которые о нем вспомнили. Мне кажется так.

Екатерина Котрикадзе: Есть одна мысль, которая, возможно, объяснит. Хотя я не уверена вовсе. Но тот факт, что дали столько денег на фильм о Децле сразу, не понимая, что это будет такая талантливая, такая интересная работа, и столько людей посмотрели его интервью, прочитали на «Радио Свобода», на сайте, потому что Роман Супер брал это интервью.

Роман Супер: Мне дико приятно это слышать от тебя.

Екатерина Котрикадзе: Нет ли у тебя…

Роман Супер: Не знаю.

Екатерина Котрикадзе: Это, в общем-то, не комплимент. Просто ты тот человек, который, когда призывает дать денег, люди верят и идут давать денег.

Роман Супер: Смотри, я до этого призывал давать денег два раза. Первый раз я просил денег на (хотел сказать — ремонт пальца) новые пальцы для девочки Наде Кузнецовой, про которую я снимал документальное кино. И деньги пришли гораздо быстрее, чем на кино про Децла. Ну, понятно, почему. Человек в беде. Надо помочь. И я показываю сюжет, рассказываю. Вот, пожалуйста.

Второй аналогичный случай. Девочка с тем же заболеванием должна была оперироваться. В России не брались. Нужно было ехать в Израиль. Она не еврейка. Гражданство не сделать. Значит, это стоит миллионы.

Екатерина Котрикадзе: Огромных денег.

Роман Супер: Все то же самое. С Катей Гордеевой мы написали в фейсбуке. Деньги пришли моментально. Операцию сделали. Девочка пожила еще пару лет. Потом, к сожалению, умерла. Но тоже понятно, почему это работает и почему пришли деньги. А здесь вот такой был эксперимент, который тоже получился.

Есть ли в этом какая-то моя репутационная заслуга? Слушай, я только счастлив, если есть. Сейчас мы будем собирать снова деньги на следующее кино, прямо скоро, в декабре. Проверим, посмотрим. Это не кумир молодежи. Фамилию пока не назову, потому что немножко боюсь фальстарт устроить. Чуть позже назову публично, громко. Но это кино тоже про детство. И детство уже не сегодняшних 30-леток, не нас с вами, а детство вообще всей страны. Вот так заинтригую.

Тихон Дзядко: Я пытаюсь думать.

Екатерина Котрикадзе: Троцкий почему-то лезет в голову.

Роман Супер: Троцкий уничтожил детство в стране.

Тихон Дзядко: Детство страны закончилось, когда пришел Троцкий. Так, видимо, думает Екатерина Котрикадзе.

Екатерина Котрикадзе: Да. В общем, в принципе…

Тихон Дзядко: Давай еще про создание фильма. Было ведь довольно много негативного фона. Одни тебя обвиняли в том, что ты быстро подсуетился, решил заработать на смерти Децла.

Роман Супер: «Станцевал на костях», да.

Екатерина Котрикадзе: Было, было.

Тихон Дзядко: Станцевал на костях. Одновременно с этим (поправь нас, если мы не правы) сын, если я правильно понимаю, как-то…

Роман Супер: Кто-то в его аккаунте в инстаграме, я бы так сказал.

Тихон Дзядко: Можешь разъяснить, что происходило, и чем ты объясняешь этот негативный фон.

Роман Супер: Ты говоришь — много хейта было. А если так сейчас уже дистанционно на это посмотреть, в принципе это тоже 2% дислайков, которые и сейчас есть в ютьюбе. А люди, которые принимают решение и создают реальный фон, они же денег дали. И этих людей было гораздо больше. Ситуация была такая. Я объявил сбор. Через пару дней в аккаунте инстаграма Тони, сына Кирилла Толмацкого, появился пост о том, что я жулик и мошенник, о том, что я не имею право вообще снимать кино про его отца. И вот, собственно, появился такой пост. После этого ко мне пару сотен людей пришло в директ инстаграма с обещанием меня убить. И после этого мне написала в директ инстаграма вдова Кирилла Толмацкого о том, что я делаю страшные вещи, и вообще у нее сейчас из-за этого сердечная недостаточность и я прямо сейчас возьму грех на себя, что она тоже умрет.

Тихон Дзядко: У тебя в эти моменты не возникали сомнения в том, делать, не делать?

Роман Супер: Нет. Ну, а как? Как можно идти на поводу у хейта в инстаграме?

Екатерина Котрикадзе: Но все-таки это вдова.

Тихон Дзядко: Нет. Одно дело — 100-200 дураков. Другое дело — вдова и сын. Это же в его аккаунте. Значит, мы исходим из того, что…

Роман Супер: Короче, откровенный у нас с вами разговор. Конечно, возникало. Конечно, это вообще нездоровая фигня. Конечно, возникало.

Но первое. Я сел и подумал о том, что если журналисты будут спрашивать разрешение у всех родственников тех людей, о которых мы хотим снять кино, снять репортаж, снять игровое кино, снять телесериал, написать песню, придумать какую-то историю и завернуть ее в любую какую-то художественную обертку — если мы будем по каждому поводу спрашивать разрешение у родственников, всех этих историй не будет, ни одной. Это первое.

Второе. Так совпало. Ровно тогда же я увидел новость на «Медузе» о том, что в Штатах разразился большой скандал вокруг того, что родственники Толкина обещают подать в суд на людей, которые прямо сейчас начинают производство кино про Толкина. Я подумал: «Блин, а почему родственники Толкина должны решать за меня, зрителя, хочу я посмотреть кино про Толкина или нет. Я хочу. Понимаешь? Я хочу. И фамилия Толкина не принадлежит родственникам. Родственникам могут принадлежать права на произведения, на тексты, на перепечатывание копий книг, на экранизацию этих книг. Но Толкин — это народное достояние, это история, которая касается всех людей.

Екатерина Котрикадзе: Родители Децла были сняты…

Роман Супер: Папа мне позвонил в тот же день, когда появился хейт в инстаграме, и сказал, что «ни в коем случае не останавливайся, делай эту историю, ты молодец; пожалуйста, выдержи все это».

Екатерина Котрикадзе: Он подтвердил, что это его внук, или он тоже сомневается, что…

Роман Супер: Нет, он не сомневается, что это внук, конечно.

Екатерина Котрикадзе: То есть это…

Роман Супер: Он не сомневается, что это его внук.

Екатерина Котрикадзе: У него сложные отношения с внуком.

Роман Супер: У него с внуком нет отношений, потому что внука прячут и от бабушки, и от дедушки в буквальном смысле.

Екатерина Котрикадзе: Господи, хорошо. Естественно, вопрос назрел по итогам просмотра фильма. Относительно причин смерти Децла там почти ничего нет. Почему так решили?

Роман Супер: Во-первых, есть. За 10 дней до смерти Кирилл перенес микроинсульт на другом концерте в Петербурге. Просто на ногах. Что-то там рука отнималась. Ну, плохо себя чувствую. Когда тебе 35 лет и ты фигачишь концерты, то, наверное, особого внимания на это не обращаешь. Вот и все. А потом еще один концерт. И когда ты перенес только что микроинсульт, этот микроинсульт может стать серьезным инсультом или сердечной недостаточностью. Как там это называется правильно, я не знаю. Такова причина смерти.

Тихон Дзядко: Мне кажется, Катя имеет в виду, что в фильме это не является каким-то важным эпизодом.

Роман Супер: Слушай, мы же все знаем без врачебной справки в кадре, что человек умер. Зачем нам эта справка?

Тихон Дзядко: Это правда.

Роман Супер: А вообще у вас внушительный список на бумажках ко мне вопросов, что я просто шокирован.

Екатерина Котрикадзе: Мы уже очень много вопросов задали. Там был образ в фильме — погибший самшитовый лес.

Роман Супер: Да.

Екатерина Котрикадзе: Под Краснодаром.

Роман Супер: Сочи.

Екатерина Котрикадзе: Насколько понимаю, в конце фильма объясняется, что лес погиб в результате нашествия мотылька. Аналогия с судьбой Кирилла в этом, очевидно, есть, и какова она. Давай разъясним.

Роман Супер: С лесом хорошая история, ребята. Лес там появился потому, что я через пару дней, после того как запустил краутфандинг, у Луки, моего маленького сына, были каникулы, и мы с женой повезли его покататься на лыжах на Красную Поляну. А рядом есть этот лес. И Юля, моя жена, знала про него, говорит: «Слушай, такая красота. Я картинки посмотрела. Давай съездим». И вот мы туда приехали. И мало того, что это действительно фантастически красивая убитая природа, так еще это визуально мне очень напомнило дреды, которые как бы ветки такие огромные. Мне показалось, что это рифмуется здорово. И потом мы начали читать про этот лес. И узнали, что у леса этого очень драматичная история. Это действительно лес, которому очень много лет. Он пережил ледниковый период и динозавров. Реально. И погиб буквально за несколько месяцев, когда в Сочи стали привозить стройматериалы для Олимпиады. И вместе со стройматериалами…

Тихон Дзядко: Ледниковый период пережил, а Олимпиаду — нет.

Екатерина Котрикадзе: Мотыльков.

Роман Супер: И вместе со стройматериалами туда мотылек прилетел, очень быстро расплодился и сожрал этот лес. И сотрудники этого леса, которые пытаются хоть что-то остановить, восстановить, говорят, что на то, чтобы это все обновилось, уйдет еще один ледниковый период.

Но почему этот лес в кино? Потому что мне показалось, что эта метафора ежесекундного уничтожения и убийства того, что было прекрасным, того, что очень долго росло, взрослело, приобретало тот вид, который приобрело. Вот это ежесекундное уничтожение — это то, что нас преследует в жизни, и этот мотылек прилетит к нам в любой момент, к каждому из нас.

Тихон Дзядко: В смысле это не только про Децла.

Екатерина Котрикадзе: Это не только и не столько про Децла.

Роман Супер: У Кирилла были свои мотыльки. Мне очень понравилось, что когда люди выходили из кинотеатра, они все домысливали — а что этим мотыльком было в жизни Кирилла? Кто-то говорил, что это папа, продюсер, который принес в жертву своего сына, чтобы…

Екатерина Котрикадзе: И который сказал, что у него не возникло мысли о том, как тяжело будет мальчику.

Роман Супер: Кто-то сказал, что это деньги и шоу-бизнес. Кто-то сказал, что мотылек — это марихуана, которую Кирилл очень много курил. Больше, чем надо. Кто-то сказал, что мотылек — это его жена, вдова, которая выпила из него немало крови. В общем, такое многомыслие. Мне очень нравится, когда у каждого есть свой ответ.

Тихон Дзядко: Кстати, после выхода фильма родственники (и папа, и, может быть, вдова) тебе что-то говорили: «Как ты мог? Как не стыдно?»

Роман Супер: Мама меня обняла и заплакала, а папа обнял, заплакал и сказал: «Давай книгу писать». Папа продюсер. Ему нужно что-то постоянно делать.

Тихон Дзядко: «Пиши книгу, потом экранизируем», да?

Роман Супер: Слушай, а экранизируют уже сейчас, насколько мне известно.

Екатерина Котрикадзе: Что? Судьбу?

Роман Супер: Экранизируют мой документальный фильм. Делают игровую версию, игровой сериал про историю русского хип-хопа за 20 лет через мальчика по имени Кирилл Толмацкий. Он, полагаю, будет главным героем. Делает это хороший режиссер, прям вообще хороший режиссер. Фамилию не скажу, потому что он мне не разрешал пока об этом говорить публично. Но подготовка производства точно ведется.

Екатерина Котрикадзе: А вот интересно, в этом сериале наверняка ведь будет Тимати, который присутствует и в твоем фильме.

Роман Супер: Если это хороший сериал, конечно, там должен быть Тимати.

Екатерина Котрикадзе: И который, очевидно, такая антитеза Децлу, и который, в отличие от Децла, не только не ушел в андерграунд, а создал целую империю. И твои симпатии, очевидно, на стороне мальчика Кирилла Толмацкого? Почему так?

Роман Супер: Я бы не сказал, что мои симпатии на стороне Кирилла. Просто эти ребята разными вещами занимаются. Кирилл занимался музыкой, а Тимур занимается бизнесом. И, в общем, этого особо не скрывает. А что плохого в том, что он занимается бизнесом?

Екатерина Котрикадзе: Я никого не осуждаю за занятие бизнесом.

Роман Супер: Ну как бы, мне не очень эстетически близки его совместные фотографии с Рамзаном Кадыровым и с кем он фотографируется…

Тихон Дзядко: А клип про Москву?

Роман Супер: Да нет. Совсем не хороший клип.

Екатерина Котрикадзе: Совсем не хорошая песня.

Роман Супер: Очень плохая музыка.

Екатерина Котрикадзе: Очень плохая песня.

Роман Супер: Ну, ок, и что? Он занимается бизнесом так, как умеет. И ради бога. Кирилл занимался музыкой. Люди, блин, разные. Почему мы обязательно должны быть на чьей-то стороне?

Тихон Дзядко: Нет. Я здесь полностью согласен на самом деле. Мне кажется, все имеет право на существование. Если мы говорим про форму, а не про содержание (не знаю, насколько это интересно нашим зрителям)…

Екатерина Котрикадзе: Это интересно нам.

Тихон Дзядко: Да, нам интересно. Никаких стендапов, никакого закадра. Почему?

Роман Супер: Слушай, я 15 лет работал в информации… в стендапе и закадре. Это было просто моей каждодневной суетой. Конечно, мне сейчас хочется другими формами заниматься. Конечно, мне хочется спрятаться за историю и полностью отдать ее героям, да? И мне сейчас, конечно, так интереснее работать.

Тихон Дзядко: А насколько при этом (прости, пожалуйста)… Если в другом формате ты свою позицию какую-то доносишь тем самым стендапом и закадром, здесь ты доносишь тем, что ты берешь этот синхрон, а не тот. Насколько…

Екатерина Котрикадзе: Комментарий.

Тихон Дзядко: Комментарий.

Екатерина Котрикадзе: Никто не знает из зрителей, что такое синхрон.

Тихон Дзядко: Берешь те слова человека, с которым ты разговариваешь…

Роман Супер: Нас смотрят только журналисты, Катя. Все знают.

Екатерина Котрикадзе: Черт.

Роман Супер: Три журналиста в студии разговаривают друг с другом.

Тихон Дзядко: Насколько все-таки этот фильм… Ты его называешь честной биографией Кирилла Толмацкого. Насколько это честная биография? Или это биография в том виде, в котором ее видит…

Екатерина Котрикадзе: Авторская биография.

Роман Супер: Конечно, лукавство в этом есть. Конечно, если я рассказываю эту историю как режиссер, то я не могу спрятаться от себя и от своего видения. Я могу максимально постараться не выпячивать себя, не высовываться туда и не занимать сторону ни Тимати, ни Кирилла. Я просто могу стараться. Но я не гарантирую, что совсем меня там не будет. Потому что я все равно пропускаю это через себя. И, слушай, по-другому не может быть. То есть может быть, когда умная колонка «Алиса» научится делать фильмы и сюжеты.

Екатерина Котрикадзе: Когда дикторы вернутся в эфир.

Роман Супер: А Google придумает схему, по которой роботы, компьютеры будут собирать какие-то…

Екатерина Котрикадзе: Но если возвращаться к этой форме, о которой Тихон упоминал, то отсутствие закадрового текста — это такой общий тренд на самом деле. Если мы посмотрим сейчас ютьюбовские фильмы, фильмы, популярные в интернете, то это в основном построенные на тех самых синхронах, комментариях, лайвах хроники, видео, фильмы и специальные репортажи. Я, например, говорила со своим коллегой, который много лет работает на телике. Он говорит: «Черт возьми, слово, которое так ценилось, слово, которым мы так кичились. Мы писали такие сюжеты! Мы писали такие тексты! Мы играли! А теперь это никому не нужно!» Не обидно?

Роман Супер: Слушай, передай своему коллеге. Первое — мода очень циклична. Пройдет 5 лет — и снова будет слово. Второе. Андрей Борисович Лошак только что выпустил офигенный интернет-сериал «Холивар» про историю русского интернета.

Екатерина Котрикадзе: Олдскульный.

Роман Супер: С закадровым текстом, с появлением в кадре с героем. Вот как умел он делать это 10-15 лет назад, так и сделал. Сделал так, что невозможно оторваться. Поэтому никто не запрещает твоему коллеге снять фильм так, как он хочет, любит и умеет. Вот и все.

Екатерина Котрикадзе: Но это будут смотреть?

Роман Супер: Конечно, будут.

Екатерина Котрикадзе: Мы все время говорим, например, с тем же Лешей Пивоваровым. Он говорит: «Есть законы ютьюба. Если надо, чтобы какой-то продукт собрал 500 000+ просмотров, то там нельзя, чтобы…» — и целый список.

Роман Супер: Кать, Юра Дудь, я думаю, когда пришел в ютьюб записывать свои интервью, он не знал ни одного закона ютьюба. Их не было. И я думаю, что их и сейчас нет. И этим очень хорош ютьюб. Вот что. А господин Пивоваров, которого я люблю и уважаю, он один из лучших профессионалов в этой одной шестой части суши в нашей профессии. Это с одной стороны.

А, с другой стороны, люди, которые большую часть жизни проработали в телике, как и мы, кстати, это и плюс, и минус. Потому что они в такой сильной зависимости и рабстве находятся от вообще форматирования, от формата, от правил, которые обязательно должны быть, от съемочной группы, которая должна быть не меньше 5-6 человек, как все привыкли. И это, мне кажется, нам немножко мешает. А Юре не мешало. Поэтому Юра просто сделал так, как ему нравится, и все. И стал номер один.

Тихон Дзядко: Мне кажется, в нашем длинном списке вопросов мы переходим от группы вопросов о фильме переходим к группе вопросов о герое, о госте.

Роман Супер: О личном?

Тихон Дзядко: Ну, о личном.

Екатерина Котрикадзе: Привет, Рома.

Тихон Дзядко: Скажи, пожалуйста…

Роман Супер: Да, я помню, как я с вами познакомился. И с тобой, и с тобой.

Тихон Дзядко: Ты долго работал в «Неделе» у Максимовской.

Роман Супер: 5 лет.

Тихон Дзядко: Да, 5 лет. «Неделю» закрыли. Казалось, что для тех, кто оттуда уходил в тот момент, что это вообще крушение всего.

Екатерина Котрикадзе: Это была драма. И она была очевидная, откровенная. Все это видели.

Роман Супер: У меня экзема появилась на коже, когда закрыли «Неделю». Потому что для меня это было…

Тихон Дзядко: Стресс?

Роман Супер: Да. Я даже не ожидал, что такое будет. Хотя я понимал, работая в «Неделе» последние пару лет, что это все, конечно, закончится, и довольно скоро. Но все равно эта смерть была неприятной вообще.

Тихон Дзядко: В конечном счете сейчас, глядя на то, что произошло, не было ли это к лучшему?

Роман Супер: Конечно, было.

Тихон Дзядко: Расскажи.

Роман Супер: Конечно, было. Потому что если б «Неделю» не закрыли, я, может быть, до сих пор ездил бы и сюжеты снимал для телевизора.

Екатерина Котрикадзе: А что в этом плохого? Ездил бы.

Роман Супер: Слушай, плохого, наверное, в этом нет ничего. Но есть вещи, которые гораздо более интересны. Например, документальное кино снимать. Работая в телике и завися от редакционных политик, ресурсов, той или иной программы, настроения тех или иных теленачальников, это очень сложно сделать — снять хорошее документальное кино. Гораздо проще снять средненький сюжет на 3 минуты. И думаю, что в свои 34 года, если б я продолжал делать эти сюжеты, то было б мне грустнее, чем сейчас. Но отменяет ли это умаляет ли это вообще весь тот кайф, который я пережил, работая в информационной журналистике? Нет. Это было прекрасное время. И это был прекрасный опыт. И это была супертренировка, которую никто никогда не может дать так, как это Марьяна дала, так, как это новости дали, так, как это дала итоговая программа и вообще работа с информацией.

Тихон Дзядко: То есть сейчас заниматься новостями тебе попросту неинтересно?

Роман Супер: Сейчас просто уже неинтересно.

Екатерина Котрикадзе: А почему? Потому что негде? Есть где, - сразу замечу в скобках. Или потому что ты просто перерос этот формат? Или у тебя есть ощущение, что…

Роман Супер: Я думаю, что все подряд. И то, и то, и то. Смотри. Я когда это понял, что хорошо, что я не работаю в новостях? Наверное, давно понял. Но события были, помните, в Екатеринбурге буча за парк?

Екатерина Котрикадзе: Да, за сквер.

Роман Супер: Люди отстаивали парк.

Тихон Дзядко: Чтобы там не построили храм.

Роман Супер: Чтобы не построили храм. Я включил «Эхо Москвы», услышал все это. И подумал: «Господи, как хорошо, что мне сейчас не надо ехать на Парк Культуры в редакцию программы „Неделя”, потому что Марьяна бы меня 100% отправила в этот парк, и я бы там неделю стоял и снимал бедных несчастных людей, которые отстаивают свое право на гуляние в парке». Я подумал: «Господи, слава богу, что вы есть, что информационные журналисты еще есть. Пусть они туда съездят и мне об этом расскажут».

Екатерина Котрикадзе: А почему? А как же миссия? Подожди. А если ты офигительный репортер и если мы знаем, что, например, ты это сделаешь, как и… Есть, конечно, много репортеров. Может, не много, но хороших репортеров…

Тихон Дзядко: Потому что надо нести свой крест?

Екатерина Котрикадзе: Нет. Просто интересно. Понимая, насколько это круто можешь сделать ты, почему не хотелось съездить в Екатеринбург и быть в гуще событий? У меня этот инстинкт все еще есть, например.

Роман Супер: Да у меня тоже он, наверное, все еще есть, где-то там закопан глубоко. Кать, просто люди меняются, взрослея. Как говорит Лошак, совеют.

Екатерина Котрикадзе: В итоге тебе не стала безразлична судьба екатеринбуржского сквера.

Роман Супер: Нет, не стало. Но я про эту судьбу послушаю по «Эху Москвы» и по RTVI посмотрю. А потрачу свое время на производство больших документальных фильмов. Смотри, мне просто кажется, что я сейчас нахожусь в том состоянии профессиональном и в том возрасте, когда мне нужен какой-то разбег, какая-то дистанция, какое-то время, чтобы рассказать эту историю так, как я хочу. Мне кажется, что формат телевизионных новостей, даже итоговых программ, мне этого времени не дает. Не может дать по естественным причинам.

Екатерина Котрикадзе: Разумеется. Абсолютно разные жанры.

Роман Супер: То есть, понимаешь, абсолютно разные жанры. Есть жанр — написать в фейсбуке остроумный быстрый текст, а есть жанр — написать нон-фикшн книгу, которую, может, даже меньше народу прочтет.

Екатерина Котрикадзе: О, да.

Роман Супер: Потому что у нее тираж не 50 000 подписчиков, а 5000. Но я понимаю, что мне ценнее эти 5000 человек и эта большая форма книги, потому что я в ней себя больше отдаю, я работаю больше, в том числе и над собой, когда ее пишу.

Тихон Дзядко: А как тебе кажется, чего сегодня больше хочет аудитория, в частности, твои друзья? Им важнее получать классные репортажи про актуальные новости, или им важнее смотреть большие глубокие документальные фильмы, которые что-то им объясняют про жизнь, про страну, про себя, вообще про происходящее.

Роман Супер: Мы сейчас встаем на такую скользкую дорожку обобщений. Они всегда хромают.

Тихон Дзядко: Это правда.

Роман Супер: И друзья мои, о которых ты меня спрашиваешь, люди, с которыми общались, люди деформированы, потому что это журналисты как правило. Но я попробую все равно ответить. Мне кажется, что если бы в нашей стране был запрос, честный большой запрос на те самые репортажи, о которых ты говоришь, на журналистику, о которой вы говорите, на множество разных сюжетов про этот парк в Екатеринбурге, то это все существовало бы, это все бы было, это все бы нашло способ проникать в зрителя. Но так как этого очень мало, то, может быть, и запроса нет.

Слушай, а кино… Мне кажется, что ближайшие 2-5 лет документальное кино благодаря тем самым платформам, интернет-кинотеатрам, ютьюбу будет жанр №1, мне так кажется. Потому что запрос на такие истории, конечно, есть.

Екатерина Котрикадзе: Мы еще это обсудим. Я бы хотела спросить у тебя, Ром. Ты вспомнил о Екатеринбурге и этом скандале, который происходил в этом году. А есть еще что-то, что зацепило? Какие-то такие новости, которые хотелось бы снимать, которые хотелось бы освещать и которые, на твой взгляд, ты мог бы снять, может быть, лучше, чем это сейчас происходит. Ты бы тогда подумал: «Блин, вот бы мне сейчас туда съездить».

Тихон Дзядко: «Вот бы на Парк Культуры поехать, чтоб Марианна Максимовская отправила в командировку».

Роман Супер: А они переехали с Парка Культуры на какую-то набережную. Во-первых, я не знаю, как работают коллеги. Кстати, недавно другу Уржанову говорю: «Слушай, а сейчас вообще как новости? Там типа сюжет, подводка, в сюжете закадр, лайв, синхрон, закадр, лайв, синхрон, или что-то поменялось?» Саня говорит: «По-моему, ничего не поменялось».

Екатерина Котрикадзе: Поменялось, конечно.

Роман Супер: Поменялось? Саша сказал, что студии поменялись. Они стали дорого, богато выглядеть.

Екатерина Котрикадзе: А, имеется в виду федеральное? Нет, то же самое все. Ровно то же самое.

Роман Супер: Я просто не знаю, как работают коллеги, и сделал бы я лучше или хуже. Не могу сравнивать. Слежу ли я за повесткой и хочется ли мне ее рефлексировать в качестве информационного журналиста? Практически нет.

Тихон Дзядко: Потому что скучно? Неинтересная повестка? Ничего не меняется, ничего не происходит?

Роман Супер: Да у меня нет давно никаких иллюзий относительно того, что в России происходит. Просто следить за тем адом, который умножается на 2, на 3, на 4, на 5, а два года назад мы не могли себе представить, что иностранным агентом можно вообще любого человека назвать. Я не удивлюсь, если еще через 2 года заставят какие-то нашивки нашивать, чтоб на улицу выходить. Следить тщательно и горевать по этому поводу у меня времени и желания нет. И рассказывать эти истории и тратить свою жизнь на рассказывание вот этого повседневного политического безумия мне тоже не хочется.

Екатерина Котрикадзе: А в чем тогда миссия журналиста вообще? Я прошу прощения. Кто-то же должен это ежедневное политическое безумие освещать. Должен или нет?

Роман Супер: Обязательно.

Екатерина Котрикадзе: Или от этого ничего не изменится?

Роман Супер: Люди, которые выбирают эту профессию профессией своей жизни и по каким-то причинам не хотят развиваться и меняться — да. Вообще никакого осуждения у меня к этим людям нет, а только восхищение.

Екатерина Котрикадзе: Ты говоришь — «не хотят развиваться». В этом есть очевидное осуждение.

Роман Супер: Нет никакого осуждения. Просто для меня это странно, для меня это удивительно. Слушай, когда я работал в «Неделе», я в коридоре часто встречал журналиста Николая Николаева. Это некогда очень большая звезда.

Екатерина Котрикадзе: Он же на НТВ что-то вел.

Роман Супер: Звезда НТВ. Это был самый узнаваемый журналист в стране. Он вел всякие расследования.

Екатерина Котрикадзе: Например, про взрыв на Гурьянова.

Роман Супер: Например. И я смотрел на него. И так же как и вся страна думал: «Уау, какой крутой профессионал! Как можно так круто работать?» И потом я его встретил в коридорах Рен-ТВ, когда работал у Марьяны. И ему уже было больше лет, чем тогда в эфире. И я понял, что Николай Николаев продолжает заниматься, даже сделав какой-то шаг назад, информационной журналистикой 10 лет спустя. И для меня это было странно.

Екатерина Кот?