Без паники
Души неудачников, пытавшихся покорить Москву, рано или поздно упокоятся на Выхино.
ШЕСТЬ КОМНАТ
Метро Печатники — станция на один выход, лестничный пролет вместо эскалатора. Предпоследний вагон из центра, неспешный променад до ступенек. В гулком вестибюле лавочка, на ней девушка, высматривающая кого–то в потоке фигур. Заглянуть в глазницу кассы, чтобы купить проездной – 60 поездок в новый месяц. Из тамбура стеклянных дверей сквозняк – затхлость подземного перехода мечется в потоках тоннельного воздуха и запахов рельс.
Свежесть предвечерней улицы, солнце ложится поперек т–образного перекрестка. Вверх по Шоссейной в сторону дома. Можно шустрой маршруткой или зеленым червяком икаруса–гармошки, который в плотном трафике тоненькой улочки тянется неуклюжим монстром. Но ради двух остановок лень толкаться. Несколько кварталов, пара светофоров, нудная и бесконечная, как китайская стена – многоэтажка: минут 15–20 и он уже в лифте.
Узкий пятачок прихожей, даже в обычные дни без гостей заставлен обувью. Приткнуть свои коричневые штиблеты, услышать с кухни голос Ольги:
— Сёма, это ты?
На секунду представить её своей женой, моментально поймав себя на мысли, что всему виной запах еды, а у них с Лёшей двое детей и перманентный развод. Темный изгиб коридора зашевелился, выпихнув из себя мелкого Костика в гримасе и шипение:
— Я толпа линчевателей…
"Клиника" в этой квартире любимый сериал. Почти каждый вечер в центре съемной вселенной – огромном зале, где на стенах помимо картин и кондиционера висела широченная плазма и колонки стереосистемы Пионер, на креслах и диване цвета молочной кожи собираются "домочадцы". В дни компанейских выходных: посиделок с алкоголем многочисленных знакомцев или просто на случай приезда не столичных родных и близких, "белая зала" служила дежурным спальным местом.
Идея разместиться с понаехавшей братией друзей в шестикомнатной квартире принадлежала Наташке — автору двух изданных книг, пресс–аташе популярной (благодаря песне о мечтах про жить на Манхеттене) группе и, к удивлению многих – обладателю докторской по философии. Вместе с бойфрендом по странному прозвищу Аде, она делила самую маленькую комнату в пафосной коммуналке. В небольшом закутке, когда–то служившим кому–то кабинетом стоял компьютерный стол с модным стулом, маленькое трюмо, над кроватью пустые книжные полки.
Леша и Оля — ещё муж и жена по документам чувашского ЗАГСа, уже договорившись, что в столице обязательно отменят штамп недоразумения пылкой юности. Однако к первому сентября привезли детей – девочку–первоклашку младшенького–детсадовца и продолжали жить, будто играя в полноценную ячейку общества. Их семья занимала две комнаты – полноценную спальню и смежную с ней гостиную.
Оставшиеся две комнаты разделили между "одиночками". Снежке досталась гардеробная – так как в ней на момент заселения не было ничего кроме вешалки на колесиках. Семен же считал, что живет в проституточной — в комнате стояла огромная кровать и бельевая корзина из Икеи. Преимуществом его квадратных метров был выход на миниатюрный балкон. Он любил там курить — и с высоты двенадцатого этажа размышлять, что везение в жизни иногда случается, особенно, если тебе еще нет 30–ти, но ты уже переступил рубеж в четверть века, а вокруг – Москва.
Так начиналась его новая осень. Безмятежный сентябрь 2008 года.
В ОБМЕН НА ГАЛСТУК
Суббота. Глубоко после полудня. На мне мятый костюм и свежий хмель. В руках здоровенный белый плюшевый мишка. Я голосую на обочине Ленинградки и, пытаюсь сообразить — на той ли я стороне, которая едет в город. Потрепанная Субару:
— Мне куда–нибудь в центр, где есть отделение Аэрофлота.
— Садись.
В машине нельзя курить, поэтому дефицит табака заменяю ворчанием:
— Всё у вас москвичей не так: и курить нельзя, и люди звери…
Водитель – здоровяк с добрейшим лицом и ухмылкой сорокалетнего, понимая, что во мне бурлит алкоголь, подтрунивает в тон разговору:
— За что же вы, батенька, москвичей невзлюбили?
Пытаясь сообразить – не стёб ли это в сторону моей картавости, отвечаю филологической несуразицей, которая
особенно диссонирует на фоне свежего перегара:
— Эх, сударь, знали бы вы, свидетелем какой ужасной сцены я был свидетелем нынче в полночь. Так, давайте остановимся где–нибудь у киоска с пивом – надо лексикон подправить. Я аккуратно, можно?
Он одновременно моргнув улыбкой и поворотником, с оглядкой в зеркало заднего вида, притормаживает у остановочного комплекса. Оставляю мишку в заложниках, а вслед слышу:
— Нет, я не Байрон, я другой…
Подправив словарный запас пивом, успеваю выкурить на ходу полсигареты. Шофер, не выключая аварийки, ждёт, когда я зажигалкой вскрою бутылку, сделаю первый глоток и продолжения:
— Мы вчера с другом по работе и его толи подругой, толи одноклассницей пошли в магазин. Купили водки, вина и закусок – выходим, а на улице, у самого крыльца какие–то отморозки запинывают бомжа. И ладно бы это были подростки или гопота какая–то – мои одногодки. Такие же, как я – лет под тридцать, в костюмчиках, две девки с ними на высоченных каблуках. И вот они все такие модные и красивые впятером хуячат ногами бомжа…
Хозяин Субару хмыкнул без удивления, и я решил усилить историю, которая собственно и закончился после нашего появления – потасовка не дошла до полноценной драки, охранник, как рефери объявил, что нажал "тревожную кнопку" и сейчас приедет наряд. Встреча с органами, пусть и вневедомственными не входила ни в чьи пятничные планы, а потерпевший отполз, исчезнув в кустах. Но безучастность собеседника, алкоголь и заторы в центре открывали шлюзы побочных мыслей.
— Я сам из Соликамска, ну это знаете – Пермский край, "Белый лебедь". Только не путать с "Черным дельфином" — там тоже пожизненики сидят, но это разные тюрьмы. А то многие путают, а мы обижаемся. Ну, да у каждого города свои поводы для гордости – это всё равно, что сказать про Третьяковскую галерею, что она в Питере. Контингент среди жителей сами понимаете, а еще девушка у меня – милая Наденька…
Тут я споткнулся, вспомнив о своей плохо выговариваемой "р", водительском "батенька" и Надю, которая имела вполне немецкую фамилию, но отчество носила – Константиновна, за что я ее в шутку обзывал Крупской. Вовремя сообразив о бессмысленности подобных деталей, попытался вернуться в русло заданной темы, от которой меня уносило всё дальше.
— Там было Чикаго и я ее провожавший. Не трогали, хотя фонарь над круглосуточным магазином светил всегда.
— А мишку кому везешь?
Девочке из Перми, которая протрахала мой мозг, но в столице разродилась мольбой — хочу плюшевую игрушку. У ребенка был мишка — у меня галстук. Так и поменялись.
КУПЮРАМИ ПО 20 И 5
Его опаздывание на собеседование. Практически второе в столичной жизни. Где Большая почтовая? И таксист как всегда – адрес покажешь! Русский. Матом. Почти убил свое реноме в резюме.
Через неделю начальник: зайди ко мне. Возьми аванс – без денег в Москве тяжело. За семь дней до:
— Я никогда не жду претендентов. А ты опоздал почти на час.
Брендинговая фирма. Аккаунт–менеджер. Переговоры с клиентами. Сделайте нашему осьминожье человеческие глаза. И прочее.
В сотрудниках Жанна из Белоруссии. Первая, от кого я услышал, что у Лукошенко есть Коля. В одной из пьянок, понимаю, что Жанке 40 +. И неуместно бухой вопрос:
— У тебя сын. В Израиле. В армии. Что ты делаешь тут?
Она выглядит моложе и в ответ:
— У него все хорошо, а мне нравится таскаться неприкаянной.
И в дизайн студии жена сына Куклачева. Котов не пиздят – их любят.
Аня из Ижевска. Секретарша. Ноги. Охуеть. Очень короткие шорты. Или юбка ежедневно. Смех. Жуткий удмуртский. Через полтора месяца. Жанна с Аней:
— Можно тебя на минуту?
Аньку выселяют – она может в вашей шестикомнотной квартире?
Через три утра. Катя, соседская дочь, шести с половиной лет:
— Дядя Лёня, а Аня тебе кто?
— А сама как думаешь?
— Ну, у меня два варианта. Первый: она твоя сестра, а второй — твоя девушка...
Утром следующего дня. На кухонном столе две тарелки: по бокам нарезанный банан, покрошеная груша, в середине овсяная каша.
— Аня... Что это?
— Умывайся. Это завтрак.
— Не делай так больше... Я могу привыкнуть.
Выходные Аня с подругой собираются в ночной клуб. Напутственная рюмка коньяка — ведите себя хорошо, если что звоните. Ок. Отпишимся обязательно. Около двух ночи приходит смс — "У нас всё хорошо! Только есть одно
но... Это оказался гей–клуб..."
Двумя неделя раньше.
— Что это?
— 100 баксов.
— За что, Жанна?
— Ты ведь не переспишь с Аней.
— В смысле?
— Ты, она. Зачем плодить нищету?
— И ты мне заранее за это платишь?
— Да.
— Пиздец.
ОСЕНИ
Метро "Славянский бульвар". (в моем варианте почему–то "Славяновский"). Красивая станция — т.к. новая. Решил осмотреться на поверхности. На верху великолепная осень, ларёк с пивом и яблоневая алея. Пристроился с шёстой Балтикой на деревце не глубоко в парке. Под ногами яблоки в траве, над головой яблоки в листве. Пиво, сигарета — жду смс. Появляются две женщины, слегка в возрасте, но хорошо одетые. Прогуливаюсь, смотрят под ноги — выбирают. Я блоки. Понравившиеся складываю в пакет. Одна из них поравнялась со мной.
— Простите, а вы куда яблоки собираете.
— На компот.
— Аааа... А я подумал на шарлотку.
— Ну, можно и на шарлотку. Но компот вкуснее.
Обожаю этот город. Рядом с Рублёвкой народ яблоки собирает. На компот.
Зимой бежишь вверх черных вен подземелья "Чистых прудов", чтобы успеть встретить в Макдональдсе ту, которую любишь (и, думаешь про это так, что еще четыре года веришь в этот ад). Она прилетела. Позже ночью. Мы только Садовое кольцо, в поисках Тануки, объездили полтора раза. А это кайф! Ночью, по Москве и под музыку. ("Ребята, вы сделайте музыку громко, как вам надо. Я привык"). Просто щенячье удовольствие!
Москва, Москва. Максим отозвалась. Дебильной песней. Когда умру — то стану ветром. Она улетела.
ФИНАЛЫ
У знакомой с работы, давний из Германии друг в Москву по бизнесу прилетел. Отличная съемная трешка где–то на Кузнецком мосту — шикарный ремонт и не банальные шедевры художеств.
По всей квартире репродукции. На на кухне Ван Гог. Подсолнухи. Мистика шизофрении.
Познакомились. По–честному рады в этом доме. На кухню. Чего пить будете? В закоулках коридора Рене и Магрит. Красивые. Масляные.
Он настолько хочет жрать, что сдерживается вопросом про закуску:
— Что имеется в наличии?
Хозяин на стол бутылку не самого дешевого Хенесси, бутылку водки, типа "Белуги" и какой–то ром.
— Так... А поесть есть...?
— Тут все плохо. Вот макароны, настоящие итальянские — в Москве такие не найдешь. Сам готовил и красная икра, почти полкило.
— Это все?
— Да.
— Даже черного хлеба нет?
— Только кусок вчерашнего багета...
Порцию спагетти никак не разделить на четверых, красной икрой тоже сыт не будешь и, главное, бутылка пафосного Хенесси — самый дорогой и не вкусным конькяк. Три рюмки. Подсолнухи. И его пытались положить в другой комнате. Но собственная нищета и в рамах произведения. Желтизна. Порочный круг импрессионистов.
Вызвал знакомого таксиста. Он отвез в кредит. Проснувшись утром у себя на Печатниках, понял — пора валить обратно на Урал. Еще через неделю фирма закрылась, но всем постарались выплатить зарплату. Пожалуй, единственный честный раз – со всеми расплатились.
БЕЗ
Каждый раз вчитываюсь в любые мемуары о столице. Прошлое и современность. Кто как скажет: барыня, проститутка, лакмусовая бумажка. Сити и нет. Прав любой. А мое взрослое детство – это баннер той не взлетной полосы: "Согласитесь, кризис без паники теряет свою прелесть".
а души всех неудачников, пытавшихся покорить Москву, рано или поздно успокоятся...
Написал ivendar на ivendar.d3.ru / комментировать