Политический ликбез для чайников
Из множества научных определений революции для белорусской революции 2020 г., пожалуй, самым точным является следующее: «Революция есть способ включения в диалог о будущем страны граждан, лишенных властью политических прав».
Разумеется, далеко не все с таким определением согласятся. Да и как согласиться, если у «человека советского» и в значительной степени у его прямых наследников в лице первого постсоветского поколения, представления о революции сформированы мифами о Великой октябрьской революции, главной задачей которых было выдать провал в архаику за прорыв в светлое коммунистическое будущее.
Проблема, однако, не в определении. Сам факт революции среди родных берез и осин подвергается сомнению, в том числе многими ее активными участниками.
С официальными оценками проблем нет. В полном соответствии с логикой авторитарных режимов, в Беларуси отсутствует почва для революции. Государственная социология этот вывод подтверждает. Какая революция при 87% поддержки, «а может и 90»?
Массовые протесты летом-осенью не отрицаются. Другое дело, что уровень массовости занижается в разы. По версии хозяина Дворца Независимости и его интеллектуальной обслуги, в Беларуси была попытка организовать так называемую «цветную революцию». Деньги на нее Запад выделил немалые, но дальше бунта дело не пошло.
Знакомое объяснение. Лимит революций в Беларуси исчерпан. Простите. А кто установил лимит? Почему он исчерпан? Нет ответа. Зато имеется историческая традиция принимать революцию за бунт. Полагаю, знаменитый обмен репликами между королем Франции Людовиком XVI (1754-1793) и его советником знаком всем:
— Это бунт?
— Нет, сир, это не бунт, — это революция».
Учите матчасть
Чем классические революции отличаются от так называемых «цветных»? Причиной революций, согласно Марксу, является конфликт между общественными производительными силами и производственными отношениями. Но кто сегодня способен вразумительно объяснить суть подобного конфликта?
Любопытствующим, если заняться больше нечем, рекомендую погуглить. Для остальных же поясню: революция — объективный процесс, тогда как все ее цветные аналоги — результат деятельности местных «пятых колонн» и западных кукловодов.
Такова официальная версия, активно тиражируемая государственными пропагандистами. Она хороша уже тем, что не требует напряжения мозговых извилин. Она проста и понятно абсолютному большинству: мы — белые и пушистые, они — мерзавцы.
Для тех же, кого такое объяснение не устраивает, процитирую Сергея Витте (1849-1915), одного из самых ярких политических деятелей Российской империи: «Все революции происходят от того, что правительства вовремя не удовлетворяют назревшие народные потребности. Они происходят оттого, что правительства остаются глухими к народным нуждам».
Желающих назначить власть на роль главного виновника за переход диффузного недовольства обывателей в революцию не пересчитать. Ограничусь русским религиозным и политическим философом Николаем Бердяевым: «Революция всегда говорит о том, что власть имеющие не исполнили своего назначения».
Правильно поставленный вопрос — половина ответа. Поясню это истину на примере Владимира Путина. Он человек «зачем», что подтверждается постоянно повторяющимся на прямых линиях вопросом «Зачем вы это сделали?» Не зачем, Владимир Владимирович, а почему? Почему так происходит? Учите матчасть и меньше слушайте задализов из своего ближайшего окружения.
История государства российского не в последнюю очередь есть история бесконечных попыток выстраивания архаичной системы управления в виде властной вертикали. Чем успешней строительство, чем жестче конструкция, тем катастрофичней последствия при ее обрушении. Последний раз обрушение наблюдалось в начале 90-х годов прошлого века.
Но урок не пошел впрок. В перечне достижений Беларусской модели строительство властной вертикали по праву занимает верхнюю строку. Якобы благодаря ее реставрации удалось в кротчайшие сроки преодолеть хаос 90-х. Ну-ну. Блажен, кто верует.
Своеобразная рокировка
Тем, кто считает, что события 2020 г. не дотягивают до уровня революции, следует пояснить, что революция — это не событие, а процесс. За примером далеко ходить не требуется. Согласно Ричарду Пайпсу, одному из самых авторитетных историков, русская революция продолжалась 54 года.
Две цитаты из книги «Русская революция. Агония старого режима. 1905-1917».
«Если все же попытаться установить события, не просто предвосхитившие 1917 год, но и прямо приведшие к нему, то наш выбор должен пасть на студенческие волнения, прокатившиеся по российским университетам в феврале 1899 года. Хотя эти возмущения были быстро усмирены обычным сочетанием уступок и репрессий, они положили начало движению протеста против самодержавия, не стихавшему уже вплоть до революционных событий 1905-1906 годов».
«Революция завершилась лишь со смертью Сталина в 1953 году, когда его преемники нерешительно и с оговорками взяли курс на политику, которую можно было бы охарактеризовать как контрреволюцию сверху, приведшую, как мы могли видеть, в 1990 году к отказу от доброй половины революционных завоеваний».
Со студенческими волнениям в Петербурге в 1899 г. приключилась та же история, что и с серебряными ложечками в известном анекдоте: ложечки нашлись, но осадок остался. Волнения подавили, но из отчисленных студентов вышли профессиональные революционеры, смыслом жизни которых стала борьба с режимом. Ограничусь двумя именами: руководитель Боевой организации партии эсеров Борис Савинков и убийца Великого Князя Сергея Александровича Иван Каляев.
По аналогичному сценарию развивался и украинский Евромайдан образца 2013-2014 гг. Поводом для его начала послужила приостановка правительством Украины процесса подготовки к подписанию соглашения об ассоциации между Украиной и Евросоюзом. Но резко антипрезидентский и антиправительственный характер протест принял в ночь с 29 на 30 ноября после жесткого разгона бойцами «Беркута» группы студентов (по версии журналистов), провокаторов (по версии властей).
Летом 2020 г. в Беларуси «сошлись все звезды», что и породило революционную ситуацию. Повод при этом не следует путать с причиной. Для понимания причины нам потребуется обратиться к понятию «социокультурный кризис», при этом под социальностью мы будем понимать совокупность приобретенных человеком свойств, способствующих его жизнедеятельности и включению в общество, а под культурой — набор поведенческих программ.
Развитие культуры и социальности подчиняются различным законам. При отсутствии жесткого регулирования оба базовых проявления человеческой деятельности развиваются естественным путем, что позволяет им «притираться» друг к другу. Однако в условиях неравномерного развития, характерного для Нового времени, дисбаланс между культурой и социальностью может достигать критических размеров.
Согласно российскому социологу Юрию Леваде, основными чертами советского человека являются принудительная самоизоляция, государственный патернализм, эгалитаристская иерархия и имперский синдром. В так называемые «застойные годы» перечисленным культурным чертам соответствовали социальные отношения, что и поддерживало стабильность на протяжении всей эпохи «дорогого Леонида Ильича».
Инновации Горбачева за считаные годы до неузнаваемости изменили привычную социальную среду советского человека: альтернативные мнения в СМИ и демонтаж «железного занавеса» разрушили индивидуальные коконы самоизоляции; государство, прекратившее регулярно выплачивать пенсии и зарплаты, большинством населения перестало восприниматься как свое; рассыпались привычные партийные, советские и производственные иерархии. Тот, кто еще вчера был всем, неожиданно стал никем и наоборот; Великая держава, первая запустившая в космос искусственный спутник и человека, пошла по миру с протянутой рукой.
Социальная среда изменилась значительно и стремительно. В результате величина допустимых социальных новшеств (шаг новизны в терминологии историка Александра Ахиезера) превысила адаптационные способности культуры, что порождало массовое чувство дискомфорта. Поэтому человек советский, получивший впервые в своей жизни возможность выбирать, двумя руками проголосовал за кандидата, обещавшего восстановить привычную советскую социальность.
Победа «кандидата из народа» в 1994 г. — это белорусский ответ на социокультурный кризис, в котором социальные отношения в своем развитии стремительно обогнали культуру. Стабильность, остававшаяся национальным брендом на протяжении почти четверти века, свидетельствует о том, что этот ответ устраивал большинство белорусов.
В настоящее время мы наблюдаем обратную картину. Культура, подобно хамелеону из африканской пословицы, несмотря на то, что ползла медленно, но за четверть века доползла до вершины баобаба. Произошла своеобразная рокировка. Культура по мере смены поколений подобно губке впитала неизвестные ранее образцы поведения, чему в немалой степени способствует интернет. Новое время — новые запросы, в том числе на личное достоинство и право самостоятельно принимать решения.
Однако социальные отношения за культурой не поспевают. Да и как им поспевать, если они находятся под жестким контролем государства, озабоченного укреплением технологической дисциплины и решением проблем «обосранных коров».
Чем все это закончится? Теория допускает два варианта: приведение социальных отношений в соответствие с культурой, если культура не утопична, и приведение культуры в соответствие с социальными отношениями, если эти отношения способны обеспечить развитие.
У второго варианта шансов на победу немного. За три последних десятилетия структура занятости населения в Беларуси существенно изменилась. В частности, доля работников сферы услуг практически удвоилась и составила на конец 2020 г. 61,2%, в то время как доля занятых в промышленности сократилась до 23,5% (38,5% и 30,9% в 1990 г.). За январь-октябрь 2021 г. вклад сельского, лесного и рыбного хозяйства в ВВП составил 7,7%, а информации и связи — 7,4%. А теперь догадайтесь с трех раз, какая из отраслей народного хозяйства держится на плаву благодаря бюджетным дотациям.
В 1975 г. доля городского населения в Беларуси превысила долю сельского. 46 лет — достаточный срок, чтобы о себе заявило третье поколение горожан. Смену поколений в современном динамичном мире не следует рассматривать как механический процесс. Обратимся за разъяснением к книге американского социолога Рональда Инглхарта и немецкого политолога Кристиана Вельцеля «Модернизация, культурные изменения и демократия»: «Модернизация проходит ряд этапов, каждый из которых приводит к характерным для него изменениям в мировоззрении людей. Промышленная революция была связана с переходом от традиционных ценностей к секулярно-рациональным, в результате чего власть и авторитет стали утрачивать сакральный характер. На постиндустриальном этапе модернизации преобладающую роль начинает играть иной сдвиг в культурной сфере — ценности выживания замещаются ценностями самовыражения, что приводит к все большей эмансипации людей от власти как таковой».
Массовые протесты 2020 г. страху на консолидированное авторитарное государство, безусловно, нагнали. Но каковым бы ни было мирное давление снизу, к трансформации Государства для народа привести оно не могло. Протест сошел на нет, но породивший его социокультурный кризис остался. Он с нами. Он продолжает жить своей жизнью, ежедневно, пусть и на воробьиный шаг, увеличивая несоответствие между культурой и социальностью.
Уровни системного кризиса
Вспомним о 87% поддержки, «а может и 90». В постиндустриальных обществах такого уровня поддержки не может быть по определению. Время, когда легитимность первого лица определялась монархическим ритуалом, осталось в прошлом. Его не вернуть. даже если весь бюджет направить на социальные выплаты и пропаганду. Беларусь — не Чечня.
С помощью российского политолога Станислава Белковского изложу три компонента монархического ритуала:
- Эксклюзивность царя. У него не должно быть прямых соперников в политическом пространстве.
- Непогрешимость монарха. Т. е. можно критиковать все что угодно — его политику, его назначенцев, но только не его самого лично.
- Трансцендентность монарха, т. е. его принципиальное пребывание выше закона и демократических процедур.
С эксклюзивностью царя (первого лица) в Беларуси было покончено еще в годы Перестройки, что на протяжении четверти века не отменяло вопроса «Если не он, то кто же?» До лета 2020 г. ответа не существовало, но сам факт популярности вопроса свидетельствовал о массовой потребности в альтернативе.
Переход беларусского общества из состояния политической апатии в состояние политического возбуждения в считанные дни после заявления о своих президентских амбициях банкира Виктора Бабарико, дипломата и управленца Валерия Цепкало и блогера Сергея Тихановского наглядно проиллюстрировал, что риторический вопрос уступил место революционному тезису «Кто угодно, лишь бы не ОН!».
Что касается непогрешимости, то в расколотом беларусском обществе эту мифологему удавалось поддерживать лишь среди представителей так называемого «большинства», чья абсолютная величина и относительная доля в беларусском обществе неуклонно сокращается. Никакими усилиями пропаганды остановить отток адептов из секты «Свидетелей непогрешимости монарха» не удается. Время, экономика, интернет и баба Яга против. И с этим ничего нельзя поделать.
Свои проблемы и у трансцендентности. С тоски зрения Конституции в редакции 1996 г., она имеется. Согласно статье 85, указы и распоряжения главы государства имеют «обязательную силу на всей территории Республики Беларусь», а декреты — силу закона. Что еще надо, чтобы воспарить над ветвями власти, включая законодательную?
С юридической точки зрения тут и комар носа не подточит. Но трансцендентность, она не от Конституции, она от веры подданных. А в вопросах веры любые аргументы, в том числе и ссылки на Основной закон, бессильны и беспомощны.
Согласно историку Владимиру Булдакову, революция начинается с грехопадения власти. Описание деградации трех компонентов монархического ритуала представлению историка о начальной стадии революции не противоречит. Оно ее поясняет.
Революция — это прежде всего глубокий системный кризис, в котором можно выделить несколько уровней его протекания. Четкой границы при переходе от уровня к уровню не существует. Как правило, принцип «все смешалось в доме Облонских», справедлив для любого системного кризиса. Тем не менее, доминирующий уровень порой удается выделить.
Начнем с «грехопадение власти» (этический уровень). Как это происходит на практике, люди моего поколения имели возможность наблюдать на примере Горбачева и Ельцина. Оба политика на определенном этапе своей карьеры опирались на массовую поддержку, однако довольно быстро лишились ее «не столько из-за своих колебаний в политике, сколько из-за того, что не оправдали иллюзий, которые первоначально с ними связывались» (Юрий Левада). Поэтому нет ничего удивительного в том, что рейтинг Ельцина к моменту завершения его политической карьеры был на уровне статистической погрешности.
Следующая уровень кризиса — идеологический. Он, поясняет Булдаков, «связан с оформлением альтернативы существующей формы правления — умозрительной, а не реальной».
Идеологическая альтернатива коммунизму запечатлена в бессмертной фразе из культового советского фильма «Бриллинтовая рука»: «А ты Софи Лорен видел, а кока-колу пил? Ну, и как?» Герой фильма Семен Семеныч вернулся из загадочно-волшебного мира, в котором любой смертный имеет возможность каждый день пить кока-колу! Советская иллюзорная вера в коммунизм разбилась о всеобщий дефицит. Но ей на смену пришла столь же иллюзорная вера в возможность перехода одним прыжком к обществу всеобщего благоденствия за счет рынка и избрания руководителей на альтернативной основе.
Сам по себе факт разочарования в персонификаторе авторитарной власти не означает разочарования в авторитарной власти как таковой. Насколько к 2020 г. в Беларуси созрела потребность в альтернативной модели? Без серьезных исследований на этот вопрос не ответить. Однако, если судить по лозунгам протестующих, вопрос о поиске альтернативной модели не был летом прошлого года среди первоочередных.
Но движемся дальше. Политическая составляющая кризиса на родных просторах в минимальной степени отвечает классическим понятиям политики. Применительно к системному кризису ее проще назвать «боярскими разборками», а если по-современному — «расколом элит». Политики в границах российской цивилизации — подобно «мимолетному видению». Она связана преимущественно с сопротивлением слабеющей власти, которое с большим опозданием приобретает организационное оформление. Вспомним публичное противостояние сторонников Горбачева и Лигачева на исходе Перестройки. Вспомним и осознаем, что даже намека на что-то подобное во время массовых протестов в Беларуси не наблюдалось.
Тем не менее при желании кое-что рассмотреть все-таки можно. Белорусская политика образца 2020 г. напрямую связана с активизацией молодого поколения. По сути дела, это бунт «детей» против «отцов».
Организационный уровень кризиса связан с растущей неэффективностью, а затем и с распадом управленческих структур, включая вновь возникающие.
Если до политического уровня кризиса беларусской власти еще только предстоит дожить, то организационный, пожалуй, с ней никогда и не расставался. Внешне это проявляется в неспособности решать задачи, связанные с развитием.
Вспомним Послание-2013, в котором слово «модернизация» и его производные упоминались 49 раз! И каков итог? Если судить по динамике упоминаний, то в Послании-2020 модернизация оказалась в роли Золушки. Как ни старался поисковик, но больше двух упоминаний наскрести он не смог. А для анализа Послания-2021 и смысла подключать поисковик не было по причине… отсутствия послания.
Конституция — это святое. Кто бы спорил. Но я не уверен, что святость распространяется на все статьи Основного закона. В частности, на статью 84, п. 14: «обращается с ежегодными посланиями к Парламенту…»
В основе социального уровня кризиса лежат усилия по изменению системы путем спонтанных попыток одних социумов выжить за счет других. «Кто съел мое сало!» Таким становиться лозунг дня. В условиях всеобщего дефицита обделенными себя внезапно начинают ощущать практически все социальные группы. При этом наиболее организованные и сплоченные (в СССР ими являлись шахтеры) начинают от слов переходить к делу и стучать касками, требуя увеличения своей доли.
Можно ли было констатировать социальную компоненту кризиса в Беларуси? В какой-то мере да. Тема распределения доходов в пользу представителей силовых структур стала популярной в негосударственных СМИ. Есть спрос, есть и предложение. Так что при наличии прочих уровней кризиса за социальным дело не станет.
(Продолжение следует)