Илья Лагутенко: «Много интересных исполнителей не дожили до наших дней по вине слушателей»
ОБ ОЖИДАНИЯХ В ЮНОСТИ- Тогда вообще ничего не ждал. И уж точно не ожидал, что моя жизнь развернется таким образом, что рок-н-ролл станет главной ее составляющей. Когда я рос, то всегда хотел, чтобы у меня была рок-группа, но прекрасно отдавал себе отчет, что никакого будущего в Советском Союзе у этой группы быть не может.О ПЕРЕЕЗДЕ ИЗ ВЛАДИВОСТОКА В ЛОНДОН- В Лондон я попал в результате поисков себя и определенной безысходности. К началу 90-х я отучился в двух университетах, советском и китайском, но не знал, что меня ждет. Советский Союз к тому времени вдруг развалился со всей своей «системностью», к которой у меня не было никаких симпатий, но и не было чувства, что можно однажды от нее отделаться. У меня встал вопрос, как и где жить и работать дальше, в общем, извечный вопрос «что делать». Хотелось, чтобы это совпадало с моим интересом к путешествиям — желание посмотреть, что там за горизонтом, у меня было всегда. Поэтому когда мне предложили использовать свои навыки переводчика в Лондоне (а я к тому времени говорил на китайском и английском), то я долго не раздумывал.ГДЕ ЖИВЕТ СЕЙЧАС?- Я не хочу лукавить, так что скажу прямо — я не знаю, как ответить на этот вопрос. С детства я много переезжал, тому были причиной семейные обстоятельства, порой очень горькие и печальные, поэтому привыкать не «оседать» на одном месте мне не приходится. Мои гастроли – это такое постоянное «музыкальное путешествие», я зарабатываю этим на жизнь и по-другому пока не придумал.О НОВЫХ МУЗЫКАЛЬНЫХ ИМЕНАХ- Сейчас ни в России, ни во всем мире нет новых больших имен в музыке. Недавно мой приятель, музыкальный журналист, делал подборку о том, что происходит в современной музыке — он опросил для этого несколько десятков экспертов, попросив назвать то, что они сочли интересным в 2018 году. В результате этого опроса было видно, что ответы у этих экспертов – людей, которые не только любят музыку, но и исследуют ее профессионально – почти ни разу не совпали. Вот это и есть картина сегодняшнего мира: мы слишком много знаем, но не факт, что мы знаем друг друга хорошо.ОБ ОКОНЧАНИИ ЭПОХИ ЗЕМФИРЫ И «МУМИЙ ТРОЛЛЯ»- Она должна была закончиться еще двадцать лет назад. На свой первый гонорар я не покупал себе машину, я организовал рекорд-лейбл, который должен был обеспечить жизнедеятельность неизвестных молодых коллективов. Я считал, что «мумий троллей» должно было быть много, ведь только таким образом можно было построить здоровый музыкальный рынок. Но время расставило все на свои места. Я себе прекрасно отдаю отчет в том, что для того, чтобы группа продержалась несколько десятилетий, должно совпасть большое количество никому не известных факторов. Это невозможно предсказать. Но как говорит моя мама, «кто выжил – тот и победил».О МОНЕТОЧКЕ- Мне нравится, что произошло с того момента, когда я узнал про Лизу, играющую дома на электропиано. Мне нравится ее эволюция как автора и артиста, воплощенная в новом альбоме.О «ПУБЛИЧНЫХ ПОРКАХ» РЭПЕРОВ- Это действительно очень грустно. Хотя так всегда было. Но важно помнить, что во времена Земфиры и «Ленинграда» тоже было много интересных исполнителей, и то, что они не продолжили и не дожили до сегодня, может, и не их беда — а вина слушателей, которые не захотели быть открытыми к новому, разнообразить свои вкусы, а стали цепляться за пару имен и уделять им все свое внимание.О СОЦСЕТЯХ- Вообще я не активный пользователь соцсетей. За аккаунтами группы присматривают специально нанятые люди. Меня интересует лишь основные концепции и форма связи пользователей непосредственно с контентом. Что касается моей личной жизни, я не считаю, что хочу ее монетизировать и сделать совсем публичной. Особенно увлеченные поклонники и так знают, что у меня на завтрак. У меня, например, тоже есть любимые артисты, но я не знаю, кто у них брат, сват, жена или любовник. Меня интересует результат их творчества и подача. И к себе я так же отношусь.О ПЕСНЕ «ВЛАДИВОСТОК 2000»- Песня вышла на нашей первой пластинке в 1997 году. Я еще жил в то время в Лондоне, и здесь был такой психоз по поводу миллениума! Велись всякие дискуссии по поводу того, что же случится в 2000 году. Есть и более глубокая версия — и тут я все еще пытаюсь найти правду. Интернет тогда только набирал популярность, и через поисковые системы я случайно наткнулся на информацию о том, что какой-то финский режиссер задумал снимать постапокалиптический фильм о конце света под названием «Владивосток 2000». И я подумал: «Вот она, картина настоящего Владивостока». Но с тех пор никакого фильма так и не появилось, а имя режиссера я так и не вспомнил. Но, уверен, — мне это не приснилось.(«Наше радио», 01.02.19)