Взлет и падение Дальневосточной республики в книге Ивана Саблина
Издательство «Новое литературное обозрение» опубликовало книгу об одном из самых странных государств на территории исторической России — Дальневосточной республике (ДВР). Государство это, возникшее сто лет назад, просуществовало два с половиной года, но место в истории определяется не количеством отмеренных ею … Читать далее
Издательство «Новое литературное обозрение» опубликовало книгу об одном из самых странных государств на территории исторической России — Дальневосточной республике (ДВР). Государство это, возникшее сто лет назад, просуществовало два с половиной года, но место в истории определяется не количеством отмеренных ею дней, в чем лишний раз убедился Алексей Мокроусов («Коммерсант»), информирует «Тихоокеанская Россия».
В начале 1920-х шутники расшифровывали аббревиатуру ДВР как «довольно веселая республика». Но у лимитрофных образований особое место не только в фольклоре и на карте: отведенная им историей буферная роль оказывается порой ярче, чем кажется на первый взгляд.
Дальневосточная республика, созданная 6 апреля 1920 года на съезде трудящихся Прибайкалья в Верхнеудинске (сегодня Улан-Удэ), выглядела компромиссом. Позже, в декабре 1920-го, Ленин публично признавал слабости этого тактического решения, но деваться было некуда: воевать с Японией при наличии Деникина и Врангеля на юге Москва не могла. Буферное государство должно было ослабить влияние японцев на Дальнем Востоке, а затем и постепенно вытеснить их армию, уменьшив заодно экономическое присутствие. Москва признала республику в мае 1920-го, но помогала в основном политически, у большевиков даже свою валюту ввести толком не получалось: поначалу в ходу были кредитные билеты омского правительства, отпечатанные в свое время в Америке еще по заказу Керенского. К счастью, экономика в ДВР была частной, а финансами занимались не только большевики, но и меньшевики, и промышленники-прагматики, экономическое и политическое сближение с РСФСР происходило не так быстро, у многих поначалу оставались иллюзии на альтернативный путь развития. Тем более что заинтересованность в судьбе ДВР проявили американцы, которым не нравилась гегемония Японии на Дальнем Востоке: в новом государственном образовании они видели силу, которую можно было бы использовать для противостояния сильному сопернику.
Историк Иван Саблин, глава исследовательской группы при департаменте истории Гейдельбергского университета, делает упор на фактографию, в книге цитируются множество архивных документов и старая пресса (хотя автор, увы, почти не замечает газет самой ДВР), создавая впечатляющую панораму событий.
Он тщательно исследует политическую и общественную жизнь, не оставляя в стороне и такие важные стороны экономики, как концессии или налоги. Сдается, что название англоязычного издания звучит точнее — «Взлет и падение Дальневосточной республики в России 1905–1922 гг. Национализм, империализм и регионализм в Российской империи и после нее». Почти половина книги посвящена периоду до 1919 года. Разыскания Саблина по теме дальневосточного федерализма уходят в эпоху Бакунина и даже декабристов: ссыльные во многом определяли отношение Петербурга к землям за Байкалом. Старожилы дальневосточных территорий со ссыльными (которые на Сахалине, например, составляли большинство населения) не всегда уживались, не устраивали их и очевидные преференции, которые имперские власти оказывали Маньчжурии и КВЖД.
Большевики, контролируя ДВР, разрывались между разными целями: одни видели главную задачу в сохранении за Россией Дальнего Востока, другие — в экспорте революции в Восточную Азию. Пропагандистские материалы печатались на всех языках, от китайского до японского, посланные за границу с территории ДВР эмиссары «вдохновляли» зарубежную прессу на восторженные статьи о республике. Ситуацию внутри государства осложняли не только политическая борьба, но и плохо контролируемая территория, включавшая подконтрольные зоны Сахалин и Камчатку (впрочем, последнюю передали РСФСР уже в марте 1921 года; жаль, в книге нет географического указателя), а также пестрая демография. Здесь жили 1,2 млн русских, 350 тыс. украинцев, 110,48 тыс. корейцев, а еще белорусы, евреи, японцы, тюрко-татары, не говоря уже о многочисленных коренных народностях вроде гольдов (нанайцев), айнов и негидальцев; в разных источниках цифры разнятся, но порядок одинаков.
Руководство молодого государства менялось как перчатки у модницы, и многие из советской элиты отметились в те годы на Дальнем Востоке.
Политики и военачальники ДВР вошли в историю, став героями школьных учебников, как Василий Блюхер, Сергей Лазо или будущий глава советского кинематографа Борис Шумяцкий, имевший отношение к появлению «Чапаева», «Веселых ребят» и другой классики 1930-х. В начале 1920-х он возглавлял Дальбюро ЦК РКП(б), Министерство иностранных дел, а затем Совмин Дальневосточной республики. Среди героев книги столь разные персонажи, как будущий организатор службы внешней разведки ВЧК Меер Трилиссер и анархист Яков Тряпицын — со своей бандой тот держал в страхе материковую часть Сахалинской области, оставшись в памяти местного населения изувером, рубившим головы направо и налево.
Зато цвела культура — о ней в книге, увы, не пишется вовсе. Во Владивостоке трудились художник Давид Бурлюк и поэт Арсений Несмелов, а друг Маяковского и в будущем знаменитый лефовец Сергей Третьяков был товарищем министра просвещения. Их судьбы типичны для многих жителей ДВР. Бурлюк отправился в Японию, а затем, уже навсегда, в Америку, Третьяков вернулся в Москву, где стал одним из самых успешных литераторов конца 1920–1930-х годов, а Арсений Несмелов предпочел китайскую эмиграцию. После Второй мировой он был вывезен в СССР и погиб в тюрьме, Третьякова расстреляли в 1937-м, как и многих бывших лидеров ДВР, включая Шумяцкого. Однако тех руководителей Дальневосточной республики, кто репрессий избежал, как Николай Матвеев или последний председатель правительства Николай Кобозев, с почестями хоронили в Москве на Новодевичьем кладбище. Одна страна — два образа смерти.
Иван Саблин. Дальневосточная республика: от идеи до ликвидации / Пер. с англ. А. Терещенко.— М.: Новое литературное обозрение, 2020.
Источник — «Коммерсант»