Почему Прибалтика в 1940 г. не сопротивлялась СССР?
Известный российский социолог Р.Симонян пишет:
«А что произошло со странами Восточной Европы после Второй мировой войны? Союзники, победившие Германию, договорились о разделе зон влияния в Европе. Польша, Венгрия, Чехословакия и другие страны оказались в зоне влияния СССР, а вот Финляндия этой участи избежала. На эту, вроде бы, достаточно очевидную аналогию при оценке событий 1940 года обращают внимание как балтийские, так и российские историки. Но здесь упускается важный момент: в этих странах не было такого единодушия, которое было тогда в странах Балтии.
«В ситуации начавшейся Большой войны возможности были, конечно, предельно ограничены, но это не значит, что они отсутствовали вовсе, – пишет Е. Зубкова о событиях 1940 года. – В какой степени намерения Сталина будут реализованы, зависело не только от «силы давления», но и от «силы сопротивления» – от позиции балтийских стран и реакции влиятельных западных держав на политику Советского Союза в Прибалтике». В позиции балтийских стран не было «силы сопротивления». А германофобские настроения, характерные для населения этих стран, резко усилились после прихода нацистов к власти в Германии. На усиление антигерманского вектора в этом регионе указывают многие балтийские историки, и даже литовские, например, П.Леонас и А.Штромас. Следует отметить, что в отличие от Латвии и Эстонии, где немцы господствовали несколько веков, Литва находилась в сложных отношениях не с Германией, а с Польшей. Более того, с Германией была связана надежда заставить Польшу вернуть Литве Виленский край. В этом смысле Литва была наиболее «пронемецкой». Поэтому свидетельства литовских историков для нас особенно интересны. Вот как характеризует А.Штромас настроения в среде литовской интеллигенции в тот период: «видя усиливающуюся нацистскую угрозу, «прогрессивные интеллектуалы» начали думать о возможном включении своих стран в «интернационалистский Советский Союз, предпочитая это их поглощению «Третьим рейхом».
Министр иностранных дел Латвии Вильгельм Мунтерс в своих мемуарах признаёт, что при подписании договора с СССР латвийская делегация исходила из того, что «только так можно сохранить латышский народ, не допустить уничтожения его Германией».
Тогда летом 1940 года включение в состав СССР представлялось для этих стран меньшим из двух зол, и именно поэтому они предпочли этот вариант, ибо независимость нельзя было сохранить ни при каких условиях. Вот почему, имея обученные и оснащенные армии, балтийские государства даже не предприняли попытки постоять за свою независимость, как это сделала соседняя Финляндия, они мирно вошли в состав СССР. А в 1945 году, после окончания войны, СССР вернулся к тем своим границам, в которых её начинал в 1941-м. Кстати, с полного согласия Великобритании и США, что и было зафиксировано в документах Ялтинской конференции.
Но даже если принять агрессию, то она была в тот момент ни чем иным как обычным экспортом революции, который последовательно практиковали большевики, начиная с 1917 года, и который сегодня в виде экспорта демократии демонстрирует ещё одна не менее амбициозная мировая держава. И, как свидетельствуют многие другие примеры, в экспорте революции определяющим был отнюдь не этнический критерий, а классовый, т.е. социальный. То, что происходило после вхождения Латвии, Литвы и Эстонии в состав СССР, было преступно. Но репрессиям подвергались не собственно латыши, литовцы и эстонцы, а «социально чуждые», и в первую очередь — русские жители этих стран, в основном белоэмигранты и их потомки. Но в официальной риторике стран Балтии этот факт упорно замалчивается, потому что подмена социального национальным оказалась несущей опорой всей политической конструкции, создаваемой с осени 1991 года».
Источник: Симонян Р.Х. Прибалтика. Вспоминая предвоенные годы.