Как в России появилась мода на абажуры
Абажур почти три века служит людям верой и правдой. Он, будучи когда-то символом уюта, а в иные времена — признаком мещанства, напоминает нам о далеком детстве.
Абажур почти три века служит людям верой и правдой. Он, будучи когда-то символом уюта, а в иные времена — признаком мещанства, напоминает нам о далеком детстве.
Как такового дня рождения у абажура нет, но есть дата, которая к нему и осознанию его места в нашей жизни имеет непосредственное отношение.
Знаменитый роман-реквием Михаила Булгакова «Белая гвардия» был частично опубликован в журнале «Россия» в 1925 году, но полностью вышел во Франции в 1927–1929 годах, то есть 95 лет назад. И в нем есть примечательный момент.
Помните, Тальберг, уезжая, собирает вещи и даже… снимает с электрической лампочки абажур? И комната в доме Турбиных преображается настолько, что автор взрывается: «Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте — пусть воет вьюга, — ждите, пока к вам придут…»
Как точно, что вообще характерно для Булгакова, схвачен им этот миг изменения освещения и пространства. Нет абажура — и все меняется, высвечивается доселе спрятанное, режет глаза, исчезает тот мир, что был так дорог. А всего-то — сняли абажур! Запомним: «Абажур — священен…»
Свет всегда играл в жизни человека особую роль. И он, и его отсутствие. Когда Париж обрел ночное освещение, а случилось это в конце XVII века, масляные лампы быстро начали снабжать отражателями. Это и были первые абажуры. Если считать так, то за год их рождения можно принять 1763-й. Ну а название приспособления (иначе не скажешь) abat-jour можно перевести как «отражатель света», если рассматривать слово jour как слово «свет», а не «день». Впрочем, можно, наверное, пойти глубже и перевести это сочетание слов как «отражение дня» — то есть продление дня светового.
Где в Москве находятся блошиные рынки
Через несколько лет итальянцы обошли французов по изобретательности и усилили освещение, придумав в 1785 году устанавливать на масляных фонарях отражатели в виде полусферы: они направляли свет вниз, делая работу фонарей более эффективной. Но прогресс не стоял на месте: на смену осветителям масляным пришли газовые. Абажуры для них не столько отражали свет, сколько уже защищали от него, а заодно и от вредного газа. Но газ для Европы был дорог и тогда, так что век газовых фонарей оказался коротким.
Все кардинально изменило появление в 1879 году электрической лампочки. Вот это была революция! Теперь роль абажуров стала еще важнее: нить накаливания была столь яркой, что свет бил по глазам и без «укрытия» оказывался предельно некомфортным. Тогда-то человечество и стало изобретать абажуры из разных материалов, осознав, что этот любопытный предмет способен невероятно изменить атмосферу в доме. Находясь между светом и тенью, он собирал людей у стола своим волшебным кругом света, делал атмосферу покоев когда более теплой, когда — более помпезной, и жил своей особой жизнью, становясь свидетелем жизни своих хозяев и храня их тайны. Да, да, именно так, ведь если люстра, из чего бы ни была сделана, все стремилась выставить напоказ, то абажур, напротив, старался все скрыть, топя края пространства в полумраке, отчего и стал символом домашнего уюта.
В России чужеродное слово «абажур» имело свой «перевод» — «косой навесец» на свет, свечу, а также тенник, щиток или колпак. Так определил слово Владимир Даль, но все же иностранное словцо внедрилось даже в речь простолюдинов, для которых наличие электрического освещения оставалось несбыточной мечтой еще и в начале ХХ века: стоит вспомнить эпопею внедрения «лампочки Ильича».
А еще абажур оказался невероятным модником-франтом. И хотя судьба его была прихотлива и колебалась от царственного величия до забытья на чердаке, во все моменты своей жизни он стремился соответствовать передовым устремлениям: так, модерн сделал его из просто функционального — декоративным, догадался притачать к его матерчатым краям бахрому.
По легенде, кропотливый и деловой американец Луис Тиффани однажды так сильно опечалился тому, что после работы с витражами остается слишком много ненужных обрезков стекла, что с расстройства «сочинил» абажур из стеклянных кусочков, породив моду на такие изделия. Со временем стеклянные абажуры стали истинно произведениями искусства, купить которые могли себе позволить только самые богатые люди. Внес свою лепту в это искусство и француз Антонин Дом. Он использовал для их производства хрусталь.
Поклонники модерна были в восторге от бесконечного дробления света в таких изделиях и возвели абажур в ранг предметов роскоши. Основания же для этих изделий делали в то время из тяжеленной бронзы. В 1900 году компания Дома завоевала Гран-при на Всемирной выставке в Париже. Причиной ажиотажа стали эксперименты Дома по производству хрусталя по особой технике, получившей название pate de verre, что буквально переводится как «тесто из стекла», благодаря чему хрусталь приобретал мягкие контуры, играя при этом оттенками любых цветов.
В России абажуры прижились сразу — возможно, благодаря любви к семейным чаепитиям. Собраться вокруг круглого стола под мягким светом абажура, чаще — красного или оранжевого, придающего комнате золотистый свет, читать вслух, вязать или вышивать под неспешные разговоры — разве это не прекрасно? «Женщина, кругленькая и стройная, стояла среди комнаты у с тола, задумчиво глядя на сердитый, лиловый огонь спиртовки под кофейником; ее голые руки и детское лицо, освещенные огнем лампы под красным абажуром, окрашивались в цвет вкусно поджаренной корочки пирога…» — так писал Максим Горький в «Деле Артамоновых» (1925).
А еще раньше Чехов замечал в «Доме с мезонином» (1896): «В окнах мезонина, в котором жила Мисюсь, блеснул яркий свет, потом покойный зеленый — это лампу накрыли абажуром». Кстати, обратили внимание: «накрыли» абажуром? Вспомним Тальберга: да, до поры они были съемными, а не стационарными. Это было удобно: в зависимости от потребностей свет, его цвет и интенсивность можно было менять.
В нашей семье сохранился торшер, переделанный под электрическую лампу, но с круглой емкостью для керосина и рычажком, позволявшим регулировать высоту языков пламени. Принадлежал он моей двоюродной бабушке, Капитолине Федоровне, знатной моднице — судя по мебели и безделушкам, которые я помню в ее комнате в 1-м Колобовском переулке, где она проживала в коммунальной квартире. У нее были козетка, трюмо, горка, курила она исключительно через янтарный мундштук, и торшер с огромным розовым абажуром горел возле ее кровати круглые сутки.
Расписанный цветами, он был сделан из пластмассы первых годов ее выпуска, паркезина. Жизнь раритета подошла к концу в 1990-х, когда однажды я решила вернуть ему «молодость», сняла с торшера и принялась отмывать от пыли под душем: «переспевший», окаменевший за годы жизни паркезин лопнул и разлетелся на миллион микрокусочков, оставив в прошлом мечты бабушки Капы о красивой жизни.
Это было горько: Капитолина Федоровна и в голод не могла расстаться со своими любимыми вещами, в ту пору — символами мещанства. Абажур же она ценила особо: по семейной легенде, ей привез его откуда-то муж Борис Шестаков, работник крахмально-паточного предприятия. Помня размер абажура, мне остается лишь удивляться его упорству в доставке такой ценности для любимой Капочки. Жизнь Бориса Шестакова оборвалась рано, и стремление Капитолины Федоровны сохранить на память о муже это изделие — символ ее розовой мечты о счастье — я понимаю…
Что удивительно, абажур как предмет не нуждался в «расшифровке», объяснении, он вызывал чувства сам по себе. Так, например, в «Педагогической поэме» Антона Макаренко есть любопытный эпизод. Два беспризорника, шатаясь вечером по улицам города, вдруг принялись говорить об абажурах. Младший, разглядывая с замиранием сердца окна, отмечал красоту домов, освещенных разноцветными абажурами, и воображал, как тепло и уютно должно быть жить в них, второй же замечал, что это все глупости и часто в квартирах с абажурами и украсть-то, кроме абажура, нечего…
После революции на лампах чиновников и представителей власти появились зеленые «колпаки». Знаменитая фотография Ленина за работой, где возле него стоит настольная лампа под зеленым стеклом, породила моду на зеленые абажуры, как настольные, так и навесные, потолочные. Впрочем, вскоре эта мода прошла. Конечно, побывал абажур и в статусе мещанина: именно тот, любимый, с апельсиновым светом и кистями. Но те, кто сохранил этот семейный раритет, ныне застали ренессанс этого изделия: абажуры снова в моде.
Сегодня их делают из стекла и материи, пластика, металла, бумаги... А в 1990-е годы, когда купить что-либо было трудно, рукодельницы делали абажуры сами: надув шарик, обматывали его нитками, пропущенными через клей, затем шарик прокалывали, и получалась невесомая «паутинная» конструкция, как ни странно, прекрасно смягчающая свет лампы.
Но сейчас, конечно, проблем с покупкой абажуров нет. Недавно у соседей на даче появился такой абажур на веранде. Глядя на его нежный и мягкий свет, невольно думаешь о том, что жизнь — прекрасна…
МНЕНИЕ
Светлана Аксенова, дизайнер:
— Абажур многофункционален и играет в интерьере особую роль. Главное его качество — умение создавать атмосферу. Цвет лампы — холодный и теплый — само собой, имеет значение, но абажур делает его мягким и как будто осязаемым. Если вы хотите сделать абажур центром внимания, надо выбирать смелые и яркие оттенки — красный, желтый, оранжевый. Это цвета лета и тепла. Если хотите добавить строгости, используйте абажуры синие, зеленые.
Розовые и голубые абажуры создают настроение нежности. А еще сегодня модно расшивать абажуры бисером, расписывать, украшать, плести в технике макраме. Недавно на выставке видела очень красивые изделия, выполненные из кусочков разной кожи — идеальный вариант для дачи, «охотничьих домиков». Ну а поскольку современные лампы гораздо меньше нагреваются, можно попробовать делать абажуры из бумаги, расписывая их красками — очень любопытно получается.