Наши хирурги заткнут за пояс любого

Вернулся в Читу после переезда в Москву. Поменял работу в московской клинике на горбольницу Читы.

«Просто напишите: люблю Читу и нашу больницу», — подытоживает полуторачасовой разговор заведующий эндоскопическим отделением городской больницы №1 Казбек Самедов. Без прикрас и с юмором он рассказывает о своей работе. Удивляется вопросу: «Почему не уходите в частную медицину». Потому что молодой, активный, устремлённый, читающий специализированную литературу на английском (уточняет — со словарём). При этом главная цель — не стать заслуженным профессором, а достичь параллели столичной и провинциальной медицины. Чтобы не мы к ним, а они к нам. Он как раз из тех, кто тянет эту упряжку вверх.

- С какого времени работаете в городской больнице?

- С 2011-го. Закончил медицинскую академию в 2009 году. Потом у меня была ординатура по хирургии два года. Проходил её здесь на базе факультетской хирургии в городской больнице. После ординатуры прошёл первичную переподготовку по специальности эндоскопия. И начал заниматься эндоскопией. Устроился работать в 2011 году и одновременно учился.

- Шли в медакадемию с целью стать хирургом?

- Нет. Такой установки не было. Да она редко бывает у абитуриентов. Только, если у детей врачей. У меня родители учителя. Когда поступил, я не понимал, что такое хирургия, что такое терапия. Уже по ходу стал узнавать. И, естественно, понял, что больше нравится хирургия. После окончания академии уже понимал, что хочу быть хирургом.

- Работали только в горбольнице?

- После учёбы сразу пришёл сюда. Но позже начал подрабатывать. Совмещал с работой в диагностическом центре, детском диагностическом и «Академии здоровья». В прошлом году уезжал в Москву.

- На стажировку?

- Нет. Совсем уезжал.

- Вы из тех немногих, кто вернулся

- Да. Эту фразу говорят часто, когда узнают о моём переезде и возвращении.

- Где работали в Москве? Есть кардинальные отличия в работе там и здесь?

- Работал в центральной клинической больнице в Москве. Отличия, конечно, есть. Но не кардинальные. Специфика чуть другая. Врачи такие же. Отличаются разве что своим диалектом «окают», «акауют». Половина — кто откуда приехали: кто из малых городов, кто из Питера, кто местный. Разношёрстная компания. Общий язык нашёл со всеми быстро.

- Уровень оказания помощи там выше?

- Я бы не сказал. У них лучше оснащение. Если грубо сравнивать, то у нас одна пара обуви на все сезоны, а у них на каждый сезон своя пара обуви. Расходные материалы они не жалеют. Всё что хотите, всё есть. Если говорить об аппаратуре, то у нас стараются покупать качественное, но одно. Например, фирма Olympus — самая дорогая фирма среди эндоскопической аппаратуры. Одна их стойка стоит от 12 миллионов рублей. Один аппарат от 3 миллионов. Мы в Чите работаем на такой аппаратуре. А в Москве они берут количеством. Покупают аппараты подешевле, но их очень много. В каждом кабинете по стойке. Такого количества аппаратуры у нас нет.

- А сами врачи?

- У нас здесь больница скорой помощи. Я к этому уже привык. Экстренность, кровотечения, выходы в реанимацию к тяжёлым больным. Мануальные навыки — работу руками начинал осваивать сразу. А там, где работал я — больше плановая хирургия. Экстренных они побаиваются. А вот руками работать может не каждый. Поэтому они, как «пылесос», собирают всех врачей из провинции, кто с руками.

- Почему вернулись?

- Тут в Чите заведующим отделения работал Ян Павлович Мамай, он уехал. Осталась свободная должность. Мне её предложили и я согласился. Я 30 лет здесь прожил. Очень тянуло. Всё своё, родное. И где-то на эмоциональном уровне решил всё-таки вернуться. Может быть, если бы остался, втянулся бы и работал. Но тогда я принял решение вернуться.

- Не жалеете?

- Нет. Тут есть всё. И возможности, и перспектива. Мы ничем по большому счёту не уступаем. Наши хирурги могут заткнуть за пояс любого. Сейчас я работаю заведующим отделения эндоскопии. Помимо меня ещё два врача. По штатному расписанию у нас должно быть пять врачей. Три врача в день, и две ставки дежурные. Работают совместители.

Сами дежурите?

- Конечно. В среднем у меня пять дежурств в месяц. С утра и до утра. Врач эндоскопист должен круглосуточно быть в больнице. 90% нашей экстренной помощи — при кровотечениях из желудочно-кишечного тракта. Есть более 200 болезней желудочно-кишечного тракта, которые вызывают кровотечения. Язвенная болезнь, различные опухоли, доброкачественные и злокачественные и многое другое. Для нас, как для вспомогательной хирургической службы, приоритетом является помочь хирургу в решение вопроса об оперативном вмешательстве, установив причину и локализацию источника кровотечения. Ведь любое кровотечение — угроза жизни.

- Поток пациентов с такими кровотечениями большой?

- Да. Каждое дежурство. Очень много онкологических пациентов. Много людей поступает с язвенной болезнью, часто на фоне приёма лекарственных препаратов. Сердечники очень часто с этим попадают. Я вижу язву, вижу, что она кровит. Выполняю свой первичный эндоскопический гемостаз (аргоноплазменная коагуляция источника кровотечения). Если пациент стабильный после эндоскопического гемостаза и кровотечение остановилось, то его наблюдают. Главное, чтобы не было рецидивов. Назначается консервативная терапия. Оперативная тактика отступает. Больных контролируем. Язва рубцуется, человек спокойно благополучно без операции уходит домой.

- Это такие щадящие операции?

- Правильнее сказать, малоинвазивная хирургия. За ней, кстати, будущее. Мы заходим в организм человека через естественные отверстия, без разрезов. Например, при желчно-каменной болезни заходим через ротовую полость, далее пищевод и желудок к двенадцатипёрстной кишке. Видим, что здесь открывается общий желчный проток в кишку. И мы начинаем на нём работать. Мы, конечно, делаем свои разрезы небольшие. У нас электрические ножи. Но это без разрезов на брюшной полости, без проколов брюшной полости. У нас больше диагностический блок. Мы больных не ведём. Например, поступает пациент с раком желудка, который дебютировал с кровотечения. Врач отправляет его к нам. Если это небольшое кровотечение, то мы его останавливаем. Берём биопсию, говорим доктору, что это рак, и направляем больного в онкоцентр.

- То есть, работаете на экстренности?

- Да. Можем из желчных протоков удалять камни, когда они мигрируют, чаще из желчного пузыря, в общий желчный проток. С эндоскопией количество операций кратно снизилось. Раньше, до развития эндоскопии, если вдруг желудочно-кишечное кровотечение, то тактика была активная - выполнялась лапаротомия, гастротомия, резекция желудка и т. д. (хирургическая процедура, предполагающая разрез передней брюшной стенки для того, чтобы исследовать и назначить лечение органов брюшной полости). Нужно было понять, что с человеком. Хирурги открывали и смотрели, что происходит внутри. Сейчас всё шагнуло вперёд. «Трубочку» завёл человеку, он 30 секунд потерпел, встал — и вы ему устанавливаете диагноз без операции.

В Германии, Японии и других развитых странах часто на законодательном уровне (в сфере страховой медицины) закреплено, что после 40 лет всё работающее население проходит такое обследование. Например, тот же рак желудка, колоректальный рак можно диагностировать на ранней стадии. С помощью эндоскопии без операции можно сделать поипэктомию или подслизистую диссекцию: пластом слизистую срезать и удалить опухоль — полсантиметра, сантиметр. Человеку сохраняется желудок, все его органы, и он живёт спокойно. А когда уже запущенная стадия, то практикуется резекция желудка — 2/3 удаляется, либо полностью убирают желудок и пищевод сшивают с тонкой кишкой. Это калечащие операции. Можно этого избежать, если диагностировать болезнь на ранней стадии.

Сейчас проведение эндоскопии входит во многие стандарты и протоколы ведения больных, любой предоперационной подготовки, будь то операция на коленном суставе или гинекологическая операция. Всегда назначается гастроскопия.

- Зачем?

- После операций назначаются сильные обезболивающие, антикоагулянты и антибиотики. Чтобы потом «сюрприза» не было в виде осложнений, надо проверить состояние слизистой желудка в том числе. Если она хорошая, язвенной болезни нет, пожалуйста, оперируйтесь. А если вдруг язва или эрозивное поражение слизистой — то операция откладывается, на время лечения выявленной патологии. Затем контроль. Эндоскопия сейчас на подъёме.

- Горбольница дежурит чаще остальных?

- Да, у нас пять дежурных дней в неделю. Сейчас идут разговоры о том, чтобы присвоить горбольнице статус больницы скорой помощи. Модульный центр скорой помощи, как в Европе. Такие центры есть в Москве, Питере, Волгограде. Ездили за опытом наши реаниматологи. Рассказывали, показывали. Речь идёт о том, чтобы соответствовать этому уровню.

- Не случались у вас разочарования в профессии?

- Нет. Не было. Есть такое ощущение, что могло быть и лучше.

- А что лучше?

- В плане оснащения. Можно было бы ещё лучше всё развивать, хотя и об этом речь идёт. Но мы всё-таки провинция. Отстаём. А могли бы чем-то заниматься ещё и ещё. Может быть, я молодой ещё, но мне постоянно хочется что-то делать. Но порой сталкиваешься с барьером: того нет, другого. Особенно когда поездил, посмотрел, как там работают. В этом плане есть обида за нас.

- А зарплата? Не меньше, чем в Москве?

- Нет, не меньше. Конечно, у них там ещё большой частный сектор.

А здесь чувствуется развитие, в целом, в здравоохранении?

- Да. Я вот приехал и вижу эту динамику. Возможно, это связано с новым министром. Он менеджер хороший. Врачи, мне кажется, как-то с ним воспрянули.

- Текучка кадров большая в больнице?

- Я бы не сказал. Но вы же понимаете, что у нас в Чите, по большому счёту, все ходят по кругу: городская, клиническая, железнодорожная, диагностический. Везде родные лица. Первая городская больница всем нравится своим коллективом. В каждом отделении очень хорошие люди работают. Травматологи дружные ребята. С хирургами мы постоянно вместе. Тут такая семейная обстановка. Отличные отношения с главным врачом, он всегда подойдёт, спросит. Очень приятно. И ценно. И важно. Всегда подскажут и помогут. Врачи первого и второго года всегда под опекой. Мне кажется, это только в горбольнице. Я и сам стараюсь всегда помогать. Как меня учили. Когда меня спрашивают, я порой, наверное, уже излишне всё объясняю.

- Все ваши одногруппники в профессии?

- Когда я учился, у нас была военная кафедра. Как раз последний выпуск. На наш поток приезжали «сваты» из Томска и Самары из военно-медицинских институтов. Переманивали на учёбу парней. И у нас многие согласились. Из парней в нашей группе, из тех с кем поступали, остался один я, и две девочки. Многие перевелись в эти военно-медицинские институты. Но есть много сокурсников, кто остался. Работаем вместе в одной больнице. Приятно видеть своих товарищей, их успехи.

- Не было соблазна уйти в частное здравоохранение?

- Мне кажется частная медицина больше такое степенное занятие. Мне же в силу молодости, хочется активнее работать. Динамика, драйв, полноценная работа. А в частном здравоохранении, если какой-то экстренный случай, что они делают — пишут направление в дежурный стационар. К тому же, половина врачей там работают из государственных больниц. Многие совмещают в свободное от работы время. Я тоже так работал: без выходных на протяжении трёх — четырёх лет.

- Есть у вас большая профессиональная цель?

- Да. Хочется быть на уровне европейского стандарта. Чтобы человек спокойно мог у нас здесь обследоваться, вылечиться, и ему не надо было куда-то ехать. Такое желание, чтобы служба была на высоком уровне. У нас голова болит, чем делать, где это взять, где это заказать, когда придёт и придёт ли. Мы вот об этом думаем. А у них голова болит, как делать. У нас другие заботы: как бы этот аппарат поработал подольше. Один аппарат рассчитан на 5 тысяч исследований. В брошюре по руководству к эксплуатации написано: «Если вдруг вы заметили, что на вашем аппарате изображение стало отличаться, то первое действие — достаёте новый аппарат, подключаете и сравниваете». Посмеялись. Думаю со временем, конечно, так и у нас будет. К нам из Европы будут приезжать на лечение, а не мы к ним.