Посудомойка, которая травила детей. Дело Тамары Иванютиной.
В послесталинскую эпоху зафиксированы всего три случая расстрела женщин. К высшей мере были приговорены фарцовщица Берта Бородкина, коллаборантка и пособница немецких нацистов Антонина Макарова. А вот третья преступница вообще ничем не примечательна. Но это только на первый взгляд.
Тамара Иванютина работала посудомойкой в столовой одной из киевских школ. Подворовывала продукты, кричала на непослушных детей, спорила с начальством – ничего необычного, все как везде. Странным было только одно: все, кто отваживался спорить с женщиной, а после обедал в столовой, оказывались на больничной койке. И в особо тяжелых случаях умирали.
С самого детства многодетные родители твердили тогда еще маленькой Томе: самое главное в жизни – материальная обеспеченность. И девочка усвоила урок слишком хорошо, тем более, что мать с отцом частенько травили соседей по коммуналке. Повзрослев, вышла замуж за дальнобойщика. Супруг стал ее первой жертвой.
Киевская школа №16, где работала Тамара Иванютина
Вторым мужем Тамары стал Олег Иванютин. Женщина польстилась на большой родительский дом, в котором решила организовать свиноферму. Отец Олега умер после семейного застолья, матери стало плохо на поминках. Но все это время Иванютиной удавалось отводить подозрения, даже когда соседи заметили, что ее муж стал угасать на глазах. «Наследственная болезнь», – объясняла Тамара.
В школе Иванютина покупала помои для свиней, по 15 рублей в месяц, но вскоре поняла, что может брать их бесплатно. Убийца провела год в колонии за спекуляцию, поэтому устраиваться пришлось по поддельным документам. Работники школы вспоминали чудовищную наглость и жадность посудомойки. Хотя ей не было положено находиться в варочном цехе, убийца постоянно таскала оттуда продукты, а в ответ на все замечания хамила. Первой на тот свет отправилась школьный парторг Екатерина Щербань. Тогда никто и не мог подумать об отравлении, и в заключении врачей была указана сердечная недостаточность. У женщины болели конечности, немели ступни, она моментально облысела.
Затем на больничную койку отправились дети, которые пришли на кухню за остатками котлет для своих домашних животных и преподавательница, защищавшая их. К счастью, все выжили, но здоровью был нанесен непоправимый ущерб. Жертвами отравительницы стали также учитель химии и диетсестра. Каждое утро они присутствовали при закладке дневной нормы продуктов в котлы и мешали женщине воровать. Химик выжил, а медсестра скончалась, прошептав перед смертью: «Если я умру, то знайте, что меня отравила Иванютина».
Однако по-настоящему забили тревогу, лишь когда в середине марта были госпитализированы несколько человек из той самой школы. Четверо (в том числе, двое детей) скончались на месте. И у всех были схожие симптомы: немели ступни, болели суставы, выпадали волосы. Вот тогда-то и решили провести проверку. Оперативники вспоминали, что посудомойка буквально бросалась на людей и мешала проводить проверку. А вскоре выяснилось, что ее трудовая книжка – подделка. Иванютина и стала подозреваемой номер один.
Во время обыска на квартире отраву нашли в последний момент. Оперативники обратили внимание на швейную машинку, попросили открыть. Вот там-то, среди швейных принадлежностей и был обнаружен пузырек с таллием. Жидкость вполне могла сойти за машинное масло, вот только флакон показался оперативникам уж очень тяжелым.
Талий
В бутылочке была жидкость Клеричи, применяемая в геологии для разделения минералов по плотности. Токсичный раствор, содержащий таллий, и стал орудием возмездия киевской отравительницы. Той же жидкостью пользовались ее родители и старшая сестра. Яд доставали у знакомой, работавшей в геологическом НИИ – якобы для травли крыс. Но грызуны маньякам совсем не мешали.
Сообщалось, что Иванютина написала явку с повинной, а после с удовольствием рассказывала о мучениях своих жертв. Следствие признало негодяйку и всю ее семью абсолютно вменяемыми. Отцу и матери Иванютиной дали 10 и 13 лет соответственно, их старшей дочери – 15 лет. А вот Тамару расстреляли. Во время вынесения приговора ни один виновный не проронил ни слова.