Пацаны заднюю не включают, или Карабахский бой полковника Шаманова
С 10 октября в Нагорном Карабахе действует, – по крайней мере, формально, – прекращение огня, соглашение о котором было достигнуто в Москве на переговорах министров иностранных дел Армении и Азербайджана. Хотя приходят сообщения о нарушении перемирия обеими сторонами. И хотя Россия тут – одна из трех стран-гарантов мирного процесса, наряду с Францией и США, но, так уж получается, лишь первая среди равных. И роль Минской группы ОБСЕ вряд ли возросла.
«Замороженный» сепаратистский конфликт, в котором Москва с какого-то момента выступает гарантом урегулирования, – модель, в общем, универсальная. Мы уже говорили о том, как, по крайней мере, с 1990 года эта концепция применялась союзным Центром в союзных же республиках, которые, по мнению Старой площади (тогда еще – не президентской администрации, а ЦК КПСС), проявляли отчетливое намерение к независимости. Где-то поддерживали этнический и социальный сепаратизм автономий. Подчеркну: речь шла не о создании чего-то искусственного и не о накачивании стероидами бессильных, – просто этнические движения и активистов перестали давить и закатывать в асфальт, как это было всю Советскую сласть. Там, где автономий не было, поддерживали и инициировали «интердвижения». Россия тут не была исключением: по словам Вячеслава Михайлова, с 1987 по 1991 год начальника отдела межнациональных отношений ЦК КПСС, а с 1995 по 1998 год – главы Миннаца России, в Российской Федерации Кремль ставил на этнические движения в Татарстане и Чечне.
Однако в Нагорном Карабахе, в армяно-азербайджанском конфликте союзный центр до самого конца придерживался изначально принятой линии и тактики на сохранение status quo Нагорного Карабаха в составе Азербайджана. Возможно, как раз сомнительные успехи в разрешении армяно-азербайджанского конфликта, – притом, что Азербайджан оказался очевидно зависим от союзного Центра, от союзных внутренних войск и армии, – побудили к выработке тактики «управляемой дестабилизации». Но в карабахском конфликте сработало правило: «пацаны заднюю не включают». Внутренние войска контролировали (пытались контролировать) армянские анклавы, армия брала их в «кольцо», спецназ ГРУ уничтожал противоградовые пушки и прочую технику армянских отрядов, затем ВВ уходили, после чего происходила, как теперь говорят, «зачистка».
В августе 1991 года все рухнуло: армия ушла в места постоянной дислокации. Части ВВ были выведены в Россию, на Северный Кавказ, где появились уже свои проблемы: «управляемая дестабилизация» стала неуправляемой. Осенью 1991 года теперь уже армянские отряды методично «зачищали» азербайджанские анклавы.
Однако уже весной-летом 1992 года ситуация… нет, не изменилась. В июне армянская оборона на севере была прорвана. Шаумяновский район был занят целиком, а в Мардакертском шли жестокие бои. И дело было не только в том, что Азербайджан получил значительную часть техники бывшей 4-й армии сухопутных войск Советского Союза.
Армянскую оборону прорывали части теперь уже российской армии, в том числе, Гянджинский парашютно-десантный полк полковника Владимира Шаманова. Его бойцы за это были награждены азербайджанскими наградами прямо там, в Шаумяновском районе, – об этом тогда писали в газетах, не только азербайджанских. Сам же Шаманов вдохновенно планировал операции азербайджанских войск в их штабе, – его видели наблюдатели «Мемориала», по случайности прибывшие туда вместе с министром обороны республики Рахимом Газиевым. Азербайджанские силы наступали на Мардакерт с востока, вынудив армянскую сторону бросить туда все свои резервы. Затем, стремительно и скрытно обогнув Муровдагский хребет с запада, ударили на оставшееся без прикрытия село Атерк и заняли его. Для слушателя Академии имени Фрунзе это был бы «зачет».
Вряд ли это делалось «в частном порядке»: во всяком случае, никаких взысканий Владимиру Шаманову за это не было, – скорее, наоборот.
Но мы тогда не знали, что это был Шаманов, – просто какой-то офицер. Многого не понимали и не знали. Не знали, в частности, что еще с зимы на азербайджанской стороне воевали чеченские отряды Шамиля Басаева и других полевых командиров. Те самые, что потом, с августа 1992 года, воевали в Абхазии. Те, что в начале 90-х были «вагнеровцами», российскими «прокси» в постсоветских локальных конфликтах.
И вряд ли это было простым совпадением, «частным подрядом». Во всяком случае, не мешало дальнейшему сотрудничеству с российскими «кураторами».
Однако, в отличие от Абхазии, тут и российские войска, и российские «прокси» воевали не на стороне сепаратистов, а против них! «Пацаны» по-прежнему не включали «заднюю».
Басаев и К покинули Азербайджан к лету 1992 года. Участие регулярных российских формирований также прекратилось. Подавляющее превосходство в технике за счет раздела имущества 4-й армии также расточилось: технику не щадили. И то, и другое, и третье – итог безответственности и неразберихи, на войне обратившихся неприемлемым риском и потерями.
Вернемся к главному: крах СССР не изменил тактику Москвы, теперь уже не союзного, а федерального Центра, в армяно-азербайджанском конфликте. И до, и после августа 1991 года Москва системно поддерживала Баку, а не Ереван. Республиканский центр, а не автономию, заявившую об отделении. И в этом – одно из важнейших отличий от других постсоветских конфликтов.
Хотя это и противоречит простой модели, на сегодня – едва ли не общепринятой.
Мне могут возразить примерно таким же образом: есть обстоятельства и события, которые не укладываются в изложенную «сложную» схему. Но об этом – отдельно.