Весь день 26 января «Варяг» и «Кореец» простояли под дулами японских кораблей, которые заставляли сдаться русских моряков. Но на «Варяге» и «Корейце» было принято решение прорываться с боем в Порт-Артур.Шутов Иван упоминал, как вечером 26 января священник крейсера, однофамилец капитана, Михаил Руднев читал матросам вечернюю проповедь, которая произвела большое впечатление на молодого матроса и на всю команду. Иван не помнил дословно речь священника, но мне удалось в других источниках отыскать эту проповедь. «Не впадая в фальшь, достаточно считать мерзостью войну наступательную, ничем не вызванную, кроме тщеславия и корысти. Но война оборонительная, как право необходимой обороны, не противна была нравственному сознанию ни таких мудрецов, как Сократ, ни таких святых как преподобный Сергий. И закон, и Церковь признают это право бескорыстным.… И потому эта война может считаться святой и благословенной. Итак, православные, черная туча, давно облегавшая горизонт, разразилась грозой. Японцы, в надежде на своих европейских друзей, первые подняли на Россию вооруженную руку.
Мы не хотим войны, наш Царь миролюбивый употребил все усилия для ее отвращения. Язычники захотели воевать - да будет воля Божия».В ночь перед боем прапрадед спал у орудия, не раздеваясь. К этому времени он был матросом II статьи и обслуживал шестидюймовое носовое орудие №1 на баке.Наступило утро 27 января: молитва, завтрак, приборка. В 11 часов команда и оркестр встретились на шканцах. Командир объявил команде о начале военных действий и о решении пробиваться боем в Порт-Артур.Матрос рассказывал, что, конечно, было страшно, но все-таки была уверенность, что кораблям удастся прорваться сквозь японцев. Кроме того, мой прадед говорил, что в голове все время вертелись слова командира: «Помните, что у русских слова «сдаваться» нет!». И слова, сказанные непосредственно комендорам орудий: «Помните! Каждый снаряд должен нанести вред неприятелю!»Начался бой. Иван Шутов был на своем боевом месте, подавал снаряды к орудию. Он вспоминал, что комендоры, которые стреляли по японским крейсерам, кричали, что некоторые снаряды, выпущенные крейсером по противнику, не разрывались.
Во время боя не было возможности осмысливать этот странный факт. Ведь если снаряд не разрывается, то это обыкновенная болванка, которая делает пробоину и не наносит должного ущерба, как технической части корабля, так и живой силе.Изучая различные источники по теме «Варяг», мне удалось наткнуться на интересную версию, которая, на мой взгляд, достаточно убедительно все объясняет. «…Кто-то из артиллерийского управления флота посчитал необходимым в снарядах для судов, направлявшихся через тропики на Дальний Восток, повысить процент влажности пироксилина. Предполагалось, что тропическая жара может привести к самовозгоранию пересушенной взрывчатки. Нормой влажности считалось 10-12% , а для «Варяга», второй Тихоокеанской эскадры адмирала Рожественского установили в 30%. Матросы «Варяга» грузили в артиллерийские погреба своего крейсера снаряды, не зная, что при попадании в противника сработает только пироксилиновая шашка запального стакана снарядной трубки, а пироксилин, помещенный в снарядном корпусе, не взорвется».Японцы стреляли шимозами, которые взрывались даже при соприкосновении с водой и плавили металл при касании с судном противника.В бою Шутов находился на верхней палубе, на баке у носовой подачи. В середине боя японская шимоза разорвалась в непосредственной близости от орудийной обслуги. Командир орудия и несколько матросов осколками снаряда были убиты. Сам Иван был ранен в левую руку.
Мой прадед вспоминал: «Мы, оставшиеся в живых, продолжали вести огонь из своего орудия, пока наш корабль не повернулся к противнику другим бортом. Когда нам стрелять по врагу стало нельзя, я занялся переноской тяжелораненых на перевязку».После затопления «Варяга», как известно, оставшаяся команда была эвакуирована несколькими иностранными кораблями: английским, итальянским и французским крейсером второго класса «Паскаль». Иван Шутов отчаянно не желал, чтобы его спасали французы, говорил, что не может простить им войны 1812 года. «Москву сожгли!» - говорил матрос. Но все же он был эвакуирован на французском крейсере. И на «Паскале» ему сразу же была сделана операция. Ее делали французский доктор Прегент и русский хирург М.Л. Банщиков.
После операции состояние не улучшилось, и вскоре прадед в числе 24 тяжело раненых был перевезен во французский госпиталь красного креста с японским персоналом в городе Мацуяма (Япония). Выздоровление проходило тяжело, рана оказалась тяжелой. К тому же сказывалась большая потеря крови. Воевавшие люди рассказывают, что у побежденных солдат и раны затягиваются в три раза медленнее, чем у победителей. Рука у Ивана зажила, но в части кисти до конца жизни не сгибалась.«После излечения мы, 22 русских матроса,- рассказывал прадед,- вернулись на Родину. На обратном пути побывали в Шанхае, Гонконге, Сайгоне, Сингапуре, Порт-Саиде, Марселе, Париже, Брюсселе, Берлине.