Екатерина, ты была не права! Как царица боролась с «бунтовщиком» Радищевым
235 лет назад, 2 ноября 1790 года, в сопровождении фельдъегерей в Илимский острог для отбытия десятилетней ссылки выехал закованный в кандалы Александр Радищев, которого Екатерина Великая окрестила «бунтовщиком хуже Пугачёва».
Люди старшего поколения помнят, что именно его портретом в кабинетах литературы советских школ открывался «иконостас классиков», расположенный над доской. Причиной попадания Александра Николаевича в этот почтенный ряд стало то же самое, что было причиной его сибирской ссылки. Книга «Путешествие из Петербурга в Москву».
Впрочем, первоначально предполагалось, что ни о какой ссылке он не может и мечтать. Если уж Емельяна Пугачёва казнили четвертованием, то какая судьба ожидала Радищева, к которому так строго отнеслась сама императрица? Суд и вынес Радищеву смертный приговор, который не привели в исполнение лишь «по милосердию и для всеобщей радости».
В результате Александр Николаевич стал единственным в отечественной истории человеком, которого приговорили к смертной казни за литературное произведение. Другое дело, что этот статус сослужил очень плохую службу и автору, и самой книге, — Радищева при советской власти просто не могли не назначить революционером. Скажем, председатель Антирелигиозной комиссии при ЦК ВКП(б) Емельян Ярославский утверждал: «Радищев был последовательным революционным демократом конца XVIII столетия. Это был пропагандист, республиканец...»
«Варварский слог»
По убеждениям Радищев и впрямь был республиканцем. Но пропагандист из него вышел никудышный. О чём говорит судьба «Путешествия». Тираж — 650 экземпляров. 7 из них автор разослал друзьям, 618 пылились на складе, в продажу пошло лишь 25 экземпляров.
Разумеется, после ареста и осуждения Радищева всё резко изменилось, и за оставшимися томиками пошла настоящая охота. Если с автором обошлись так круто, так, значит, и книга — шедевр или, на худой конец, яркая и яростная проповедь всего запретного и опасного! Книгу переписывали и продавали рукопись по 25 рублей — деньги солидные (3-комнатную квартиру в Петербурге можно было снять за 8 рублей в месяц. — Ред.). Правда, некоторые предъявляли продавцам претензии — обманули и подсунули вместо революционной проповеди какую-то невнятную нудятину.
Фокус в том, что никто никого не обманывал. Книга Радищева и была невнятной, к тому же не содержала никакой крамолы. О чём писал Александр Пушкин, который выложил за «Путешествие» уже 200 рублей: «Очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге. Сетования на несчастное состояние народа, на насилие вельмож и проч. преувеличены и пошлы...»
О том же говорил и автор. Когда ему предъявили обвинение в том, что он хотел «произвести в народе негодование противу начальников и начальства», Радищев отвечал: «Если кто скажет, что я, писав сию книгу, хотел произвести в народе возмущение, тому скажу, что ошибается. Во-первых, народ наш книг не читает, а вовторых, писана она слогом, для простого народа невнятным...» Это была правда — даже спустя сто лет народ не читал по причине неграмотности. Но Радищев, утверждая: «Описывая состояние помещичьих крестьян, думал, что устыжу тем тех, которые с ними поступают жестокосердно», не сказал, в ком конкретно он видел главного адресата своей книги. Но один из розданных автором экземпляров предназначался Гавриилу Державину. И Радищев знал, как тот с ним поступит, — один из сыновей Александра Николаевича вспоминал: «Сам Радищев рассказывал, что Державин поднёс Екатерине присланный ему экземпляр "Путешествия", отметив карандашом важнейшие места».
Цари и царица
Свой главный труд Радищев адресовал монарху в надежде, что государь прислушается и возвысит автора. Кстати, у него всё срослось. Правда, не сразу. Преемник Екатерины, Павел I, вернул Радищева из ссылки. А крестьянские реформы Павла создают впечатление, что император проводил их, сверяясь с текстом «Путешествия» буквально по главам. Вот глава «Хотилов», где Радищев призывает «вернуть земледельца к правам гражданина». Что делает Павел? Впервые в русской истории приводит крепостных к присяге императору, признав их людьми, а не «крещёной собственностью». В главе «Любани» Радищев негодует, что иные крепостные работают на барина 6 дней в неделю. Павел в день восшествия на престол оглашает «Манифест о трёхдневной работе помещичьих крестьян в пользу помещика и о непринуждении к работе в дни воскресные». В главе «Медное» Радищев ужасается, что при продаже крепостных с молотка разлучают с матерями детей. Павел запрещает при переходе крепостных к другим владельцам дробить семьи, продавать крестьян без земли, а также «с молотка или с подобного торга»...
Сын и преемник Павла, Александр I, не только введёт Радищева в Комиссию по составлению законов, но и пригласит его на свою коронацию в Москву. А когда автор «Путешествия» случайно выпьет стакан кислоты, император пошлёт к нему своего лейб-медика. Такой чести удостаивались из литераторов лишь Карамзин и Пушкин, но Радищев был первым. К сожалению, спасти его не получится — Александр Николаевич умрёт в муках.
Так почему же с Екатериной, которая прославилась просвещёнными взглядами, вышла такая осечка? Чаще всего говорят, что имела место банальная обида. Екатерина, заточившая в тюрьму знаменитую своими зверствами помещицу Салтычиху, почитала себя защитницей крепостных и книгу, где описываются другие зверства, сочла выпадом против себя лично. Отчасти так. Но не будем забывать, что Радищев был близким человеком графа Александра Романовича Воронцова — представителя могущественного клана. Его родная сестра Елизавета чуть было не угробила карьеру будущей императрицы. Воронцова была фавориткой мужа Екатерины, Петра III, который слёзно просил правящую царицу Елизавету Петровну «развести его с проклятой немкой и дозволить жениться на любимой Романовне». Случись так — не видать бы Екатерине русского престола. Поэтому её нервную реакцию на человека клана Воронцовых всё же можно понять.
Лучше Пугачёва?
Крестьянские реформы Павла I обычно критикуют за их неполноту. Но есть интересные цифры. В 1796-м, когда умерла Екатерина II, произошло 278 волнений крепостных крестьян. В 1797 году — 177 вспышек недовольства. В 1798 году — 12. В 1799 году — 10. А в 1801 году, когда трагически погиб сам Павел, — всего лишь 7 случаев неповиновения крепостных. Реформы, вдохновлённые «бунтовщиком хуже Пугачёва», снизили вероятность бунта в сорок раз...