Одна история домашнего насилия
Меня зовут Аня, мне 28 лет, последние три года я работаю редактором в ВОСе. Эта история случилась со мной, и она еще не закончилась. Я хочу рассказать ее, чтобы читательницы знали, как действовать, если тебя избил бойфренд, муж или родственник. Обычно об этом не говорят. Молчат, потому что стыдно. Стыдно идти в полицию, стыдно ехать в больницу. Молчат, потому что в «нашей среде» такого не происходит. Это происходит в любой среде. Мне не стыдно, и никому не должно быть стыдно.
В первой, дневниковой, части я опишу все, что со мной происходило. Вторая часть выйдет позже: в ней по итогам разбирательства по моему делу я подробно объясню правовую сторону вопроса.
С моим бывшим парнем мы прожили вместе ровно три года. Первый и второй год были, пожалуй, слишком хороши: мы совсем не ссорились, этакая красивая пара в полном симбиозе. За год до случившегося он сделал мне предложение. Планировали свадьбу, были верны друг другу два года. Но на третий год отношений на нас посыпалось слишком много бытовых и финансовых проблем. М. чувствовал себя неуверенно из-за этого, мне же казалось, что я прохожу бесконечный кастинг на роль жены. Отношения стали портиться. Мы не ругались, но каждый чувствовал, как другой отстраняется. Мысли о том, чтобы уйти, появились у меня за полгода до того, о чем я собираюсь рассказать. Надо было уходить сразу, потому что склеивать отношения я считаю бессмысленным и делать этого не умею. Но я почему-то тянула до последнего и все больше проводила времени с друзьями и на работе.
26 декабря, вечер
Мы все-таки решили расстаться. Поговорили спокойно, обсудили, как будем разъезжаться. Причина — невозможность справиться с кризисом отношений, мои и его измены. Я написала друзьям о своем решении и спокойно легла спать.
27 декабря, около 5 часов утра
Я просыпаюсь от звука своего имени. На мне сидит бойфренд. М. фиксирует мне руки и ноги так, что я не могу пошевелиться, и начинает бить: наносит удары по голове и лицу. Кричит о том, что у меня с друзьями заговор против него. Спустя, наверное, два десятка ударов он остановился и произнес: «Теперь это твое истинное лицо, Анечка». Отключаюсь. Когда очнулась, увидела, что крови очень много. Это из носа. Иду в ванную, трясусь. Телефон у М., поэтому позвать на помощь не могу. Бежать из квартиры мне не приходит в голову. Наверное, из-за шока.
27 декабря, день
Самое стремное — впервые смотреть на себя в зеркало. Кажется, что это лицо — вернее, то, что от него осталось, — со мной навсегда. Позже, перечитывая мое заявление, следователь уточнил, был ли мой друг в состоянии опьянения. Ответила, что он не был пьян или под воздействием наркотиков. И это правда. Он был абсолютно трезв. Еще следователь отметит, что фразы вроде той, про истинное лицо, люди в состоянии аффекта, не ведающие, что творят, произносить не могут.
27 декабря, вечер
Сижу на постели в оцепенении. Молчу, чтобы у М. не было причин продолжить.
Странно трогать лицо руками, будто ко мне натурально присосался ксеноморф. Физиономия очень болит, хочется жрать, но я не пытаюсь этого делать, понимая, что буду выглядеть слишком жалко и комично, потому что рот раздуло до невероятных размеров. Кого это, интересно, я стесняюсь?
Телефон по-прежнему у М. Он говорит: «Я сам буду тебя лечить». Вспоминаю все, что читала о стокгольмском синдроме, и судорожно соображаю, как мне выбраться из квартиры. Уходит в аптеку. Телефон оставляет. Набираю СМС нашему главному редактору Кате. Она обещает приехать за мной через час.
Обычно я выгляжу так
27 декабря, вечер
Собираю какие-то вещи. Мысли путаются, но я назначаю себя роботом с единственной задачей укомплектовать себя на неделю-другую вперед, и вроде бы получается. Позже обнаружу среди вещей спортивный купальник и четыре флакона парфюма. Эмоций вроде гнева, отрицания и что там еще бывает нет. С инстинктом самосохранения у меня всегда было так себе, поэтому логически объясняю себе, что поехать сейчас к Кате — лучший вариант из всех возможных. Просто блестящий.
Уверяю уже успокоившегося М., что ему придется меня отпустить. Выхожу из подъезда. Вот теперь чувствую неиллюзорное облегчение. Наверное, так чувствуют себя откинувшиеся из заточения заложники. Катя замечает, что от меня пахнет духами и что в шарф в ее присутствии можно не прятаться. Впервые плачу. У Кати дома принимаю ванну, втираю в лицо мази, обрабатываю рассеченную бровь, закидываюсь снотворным и отключаюсь до следующего дня.
28 декабря
Сижу в комнате весь день. Ем. Лицо и голова болят. Тошнит, все равно ем. Больше ничего особенного не чувствую. Эмоций никаких. Рассказываю самым близким друзьям о случившемся. Договариваемся встречать Новый год вместе, как и планировали. Несмотря на желание друзей немедленно отомстить, делать мы этого не будем. Ответная драка выведет меня из правового поля, за местью последует месть, и это вообще не закончится.
Оказалось, что М. взломал все мои аккаунты. Весь вечер занимаюсь восстановлением паролей.
29 декабря, утро
Проснувшись, думаю о том, как вызволять свои вещи из квартиры. Смотрюсь в зеркало и с обреченностью ослика Иа-Иа заключаю, что ничего не изменилось. Ну хотя бы не нужно тратить час на приведение лица в порядок и макияж. Голова кружится, и соображаю я очень плохо, видимо, от ударов растеряла-таки последние мозги. Бровь выглядит совсем хреново. Похоже, что кожа над костью от удара натянулась и лопнула. (Шрам, кстати, остался. Потом отшлифую.)
Приезжают старший Катин сын и крестница. Объясняю, что случилось. Еще раз обсуждаем, почему не стоит мстить прямо сейчас, а попытаться пойти законным путем. Решаем поехать снять побои и подать заявление в полицию. Выглядим мы колоритно: я, похожая на алкоголичку с Курского вокзала, Саша, замотанная с ног до головы в какой-то ковер, и не успевший переодеться после тренировки Гоша в футбольных шортах поверх трико.
29 декабря, день
Заявление принимает полицейский, похожий на Иноземцева. Его первые вопросы: работаю ли я и состою ли в браке? Отвечаю, что с М. сожительствовала, а вообще разведена. Еще спрашивает, почему у меня нет детей. Не понимаю, какое это имеет отношение к делу. Но в целом вежлив, считает мой поступок мужественным и говорит, что негодяев нужно наказывать, чтоб неповадно было. Выдает квиток о принятом заявлении и сообщает, что в ближайшее время со мной свяжется участковый.
Потом я узнаю статистику. Оказывается, в России только 4% женщин обращаются за медицинской помощью и лишь половина из них идут в полицию.
29 декабря, вечер
Едем в травмпункт. По иронии, он находится в том же доме, что и моя теперь уже бывшая квартира. Врачи тут же вызывают скорую. Приехавшие доктора, все женщины, тоже охают и говорят, что точно сломан нос и нужно сделать снимки и МРТ.
Подъезжает машина скорой помощи. Меня кладут на носилки и надевают фиксирующий воротник на шею. Холодно как в гробу. Саша едет со мной.
В больнице сообщают, что кости целы. Мой диагноз: черепно-мозговая травма средней тяжести и множественные гематомы. Нужен больничный, покой и наблюдение у невролога.
Последние два дня раз в пару часов звонит М. и пишет СМС, спрашивая о моем самочувствии и о том, когда я вернусь домой. Заблокировала.
30 декабря
Все время сплю. Если не сплю, то ем вареную колбасу. Каких-то тяжелых эмоций не испытываю. Катя говорит, что посттравматический стресс может накрыть меня даже через несколько месяцев.
Нужно сделать срочный материал для сайта — пародийный гид по секс-подаркам. Пишу текст за пару часов, это оказывается тот случай, когда в процессе смеешься над своими же шутками. Еще смешнее осознавать свое положение, рассказывая, как соорудить кляп из семейных трусов.
Пересмотрели с Катей «Пять вечеров». Ржали и рыдали.
31 декабря
Катя с младшим сыном Мишей собирается ехать отмечать к друзьям на дачу. Пьем чай. Читаю Кате возмущенные комментарии к своему материалу «12 врагов женской привлекательности», за который мне прилетает которую неделю. Отмечаю, что я теперь повандерзинистее всех постфеминисток из интернета. Миша хрюкает и раскачивается на стуле. Я занимаюсь тем же самым.
Уезжают. Я жду прихода друзей и чувствую себя тем парнем из фильма «Один дома». За пару часов начинаю готовиться к вечеринке. Накладываю плотный тон на лицо, получаюсь похожей на Бьорк после ядерной катастрофы. Сверху больше красить нечего, поэтому обмазываю ноги блестками и впервые за годы тщательно укладываю волосы. Только теперь становится ясно, что они относятся к одним из главных достоинств моей внешности. Надеваю Катино платье-дискобол. Как говорили в фильме Party Monster: «если у тебя есть горб, посыпь его блестками и иди танцевать!»
Мои друзья вообще многое повидали и совсем не шокированы моим внешним видом. Вместе смеемся над моим великим луком. Говорят, что для побитого журналиста держусь я просто отлично. С удовольствием обсуждаю с лучшим другом, что нашим планам ничто на свете не помеха и что мы как подростки, чьи родители уехали в отпуск, из клипа какой-нибудь калифорнийской панк-группы. Мои друзья давно не видели такой классной елки.
1 января
Проснулась в пять. Изучаю себя в зеркале. Отек спадает, синяки начали зеленеть — это круто. Посмотрела последнего Кроненберга, фильмы «Я не вернусь» и «Дурак».
Чувствую терапевтическое воздействие Катиной квартиры. Белые стены и отсутствие лишней визуальной информации отлично форматируют голову, полную впечатлений.
2 января
Катя с Мишей вернулись. Миша говорит, что я гораздо лучше выгляжу. Показала ему свои любимые видео про единорога Чарли. Миша заключил, что это вершина упоротости.
3 января
Выбралась в магазин. Уже стемнело, и в темных очках с моим зрением было трудновато. Пришлось снять. Тетки на улице шарахаются. Кассирши смотрят заинтересованно, со сдержанным отвращением. Я прямо слышу, как они уверяют себя, что с ними такого никогда не случится. В аптеке стало плохо, и пошла кровь из носа.
Постоянно названивают родственники М. Я не снимаю трубку, лишь читаю сообщения: «Анечка, что у вас стряслось?» Всех заблокировала.
4 января
Из полиции никаких вестей. Участковый не берет трубку и не будет брать ее еще две недели. Любопытства ради позвонила по телефону горячей линии для жертв домашнего насилия. Автоответчик попросил перезвонить после праздников, 12-го. Горячее еще не было. Посмеялась.
12 января
Первый рабочий день. Отек спал, а вот фингалы требуют мощной маскировки. Наш бывший арт-директор Леша сразу все понял. Рассказала нескольким коллегам. Из полиции не звонили. До участкового и следователя тоже не дозвониться. Парни из редакции полны решимости разобраться с М., но я твердо стою на своем. Хочу судебного разбирательства, а любые физические увечья он использует против меня же в суде.
15 января
Дозвонилась до участкового. Спросил: «Как у вас сейчас там обстановка?» «Какая обстановка? Я же там больше не живу!» — удивилась я. — «А-а-а, ну тогда вывозите вещи и сообщите мне, как все прошло». Обещал в ближайшее время прислать уведомление о досудебном решении на рабочий адрес. С этим документом и справкой из больницы я смогу подать заявление в прокуратуру.
24 марта
Спустя три месяца на адрес прописки моим родителям пришел отказ о возбуждении уголовного дела. Прописана я в Петербурге.
Мои друзья и знакомые, которые продолжают узнавать о случившемся, предлагают разобраться с ситуацией старым добрым методом темного переулка и переломать М. руки и ноги. Но я по-прежнему уверена, что это тупиковый метод, и намерена действовать исключительно на стороне закона.
С оригиналом отказа я продолжаю себя отстаивать. О том, что из этого получилось, читайте в следующий раз.
Часто задаваемые вопросы
Круг моего общения, как наверняка и ваш, состоит сплошь из образованных, свободомыслящих людей без предрассудков. Но даже в разговорах с ними возникают вопросы, которые, казалось бы, не может задавать один молодой редактор модного издания другому молодому редактору модного издания. Вот как я реагирую на эти вопросы.
У-У-У, А ЗА ЧТО?
Обычная реакция человека, который в следующую секунду уже готов сделать выводы о том, что вы были плохой женой, довели мужика и вообще заслужили. Если после этого вопроса задающий его не осекся и не переспросил: «Точнее, при каких обстоятельствах это случилось?» — по возможности, оградите себя от такого общения.
А ты любишь бэдээсэм?
Я думала, что теперь не очень, но недавно оказалось, что по-прежнему люблю. Ваши сексуальные предпочтения не могут быть причиной.
Ну ты же знала, с кем связываешься?
Нет, если изначально психических отклонений и склонности к насилию у вашего партнера не наблюдалось, вы не можете предсказать заранее, способен он вас избить или нет.
Все так живут, да помалкивают
Это сильная схема. Очень популярная. Но я так не живу и не буду начинать.
Зачем тебе заниматься этой волокитой?
Прежде всего я хочу выяснить методику, чтобы рассказать другим людям, как нужно действовать. Проблема нашего законодательства в отсутствии специального закона о домашнем насилии, поэтому процедура отстаивания своих прав никому не понятна.
Теперь ты опасаешься новых отношений?
Нет. У меня новые отношения.
Какой во всем этом самый дерьмовый момент?
Самое трудное — осознать, что это больше не тот парень. Вообще не тот. То есть совсем. Того, в кого вы были влюблены, больше нет. Нельзя даже допускать и мысли о том, чтобы возвращаться.
Что делать, если кажется, что он может применить насилие?
Бегите. Рюкзак свой собирайте и валите на хрен. И помните, что семейное насилие — это не только когда тебе дают по еб**у, а ты сдачи дать не можешь. Это когда тебя прессуют, рассказывают, как много для тебя сделали, требуют внуков или манипулируют. Насилие — это и «ты должен, ты обязан, я без тебя не могу». Насилие — это и «заткнись, не возникай, посмотри на себя».
Продолжение следует.