«Художественные принципы». Рассказ профессора журфака МГУ об искусствоведе Сергее Дурылине
В издательстве "Никея" вышла книга "Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах". Сборник воспоминаний о выдающемся русском писателе, ученом, педагоге, богослове Сергее Николаевиче Дурылине охватывает период от гимназических лет до последнего года его жизни. В судьбе этого человека отразилась целая эпоха конца XIX - середины ХХ века. С разрешения издательства публикуем фрагмент книги - рассказ профессора факультета журналистики МГУ Владислава Ковалёва.
В издательстве "Никея" вышла книга "Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах". Сборник воспоминаний о выдающемся русском писателе, ученом, педагоге, богослове Сергее Николаевиче Дурылине охватывает период от гимназических лет до последнего года его жизни. В судьбе этого человека отразилась целая эпоха конца XIX - середины ХХ века. С разрешения издательства публикуем фрагмент книги - рассказ профессора факультета журналистики МГУ Владислава Ковалёва.Я - человек, угодный богу. Интервью с дочерью Владислава Ковалёва
Ковалев Владислав Антонович (1922-1991) - доктор филологических наук, профессор, педагог, литературовед, окончил филологический факультет МГУ в 1945 году. Преподавал в Московском полиграфическом институте. С 1952 года и до конца жизни Ковалев работал на факультете журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова: сначала на кафедре стилистики русского языка, а затем на кафедре истории русской литературы и журналистики. Основная сфера его научных интересов - творчество Л.Н. Толстого и А.П. Чехова. Ковалев написал множество мемуарных портретов-зарисовок известных людей, которых ему довелось встретить: писателей, литературоведов, деятелей культуры, шахматистов. С этими рассказами он часто выступал на различных вечерах - в Толстовском музее, Доме ученых и др. Немаловажная деталь - как и Дурылин, он любил кошек.
- Вы и представить себе не можете, как вовремя вы пришли. Я все размышляю над тем, правильно ли я поступил в одном случае. Совершил я проступок или поступок. Вот вы и рассудите, мой друг, - так началась одна из наших бесед с профессором С.Н. Дурылиным, которую я здесь воспроизведу.
Это было в конце 1953 года на даче в Болшеве, хотя впервые я его увидел значительно раньше, в 1939 году, на его лекции о Лермонтове в аудитории Московского университета. Эта лекция была посвящена прозе М.Ю. Лермонтова. То была великолепная лекция! Концовку ее я до сих пор помню наизусть: "Какая же это огромная величина - Лермонтов! Мы обмираем, рассматривая этот Эверест, осмысляя величие этого художественного гения!"
Однако вернусь к той беседе, которую я хочу воспроизвести.
- Прежде чем рассказать вам о том, - начал Сергей Николаевич, - что разрывает мне душу, я должен сделать некоторое экспозе. Дом, в котором мы находимся, я построил в середине 30-х годов. Построил на свои честно заработанные деньги. А их потребовалось целая куча. Где их взять? Вы знаете, что "трудом праведным не наживешь палат каменных". Вы знаете также, что искусством "хапать" я не обладаю. Кроме того, чту не менее, чем известный литературный герой, уголовный кодекс. Вы меня спросите, откуда взялись у пожилого человека большие деньги?..
Так вот: когда врачи порекомендовали мне жить за городом, то для постройки дачи мне дали наличники и рамы разрушаемого Страстного монастыря. Но из наличников и рам дачи не построишь. Нужны материалы, а для них - деньги. Знаете, у Некрасова есть стихи: "Если старец игрив чрезвычайно, если юноша вешает нос, то обоих терзает их тайна - где бы денег достать - вот вопрос". И я стал "игрив чрезвычайно". Я пустился на авантюру: для Ярославского драматического театра я решил сделать инсценировку "Анны Карениной".
Существует две инсценировки: одна - Н. Волкова для МХАТа и другая - моя. Инсценировка имела успех и действительно принесла мне искомую сумму денег. "Деньги - это всегда приятно", - утверждал Шопенгауэр и был, разумеется, прав. А тут они были просто необходимы.
Сергей Николаевич Дурылин в старости. Фото: historykorolev.ru
Инсценировка имела успех по двум причинам. Начать с того, Лев Николаевич - это Лев Николаевич! Он таков, что если его и хочешь инсценировать плохо, то все равно получится хорошо. Текст великолепен! Особенно "Анны Карениной".Гуляя с Львом Николаевичем по аллеям яснополянского парка, я сказал ему: "Лев Николаевич! Я знаю, что „Войну и мир“ вы ставите выше „Анны Карениной“. Но и „Анна Каренина“ хороша: и по идее, и особенно по форме, по языку". Лев Николаевич прервал меня. "Может быть, - сказал он, как-то поморщившись, явно не желая продолжать разговор, однако прибавил: - Но по языку лучше всего „Хаджи Мурат“. Вы его еще не читали. Будет опубликован после моей смерти…"
Да-да, Владислав Антонович, толстовский текст великолепен! Не всякого классика можно инсценировать. "Обломова", например, никак нельзя: диалогов мало, они не выразительны. Вот "Обрыв" - другое дело, и то начинать надо с середины, без диалогов Райского с этой куклой Беловодовой. Так вот, успеху моей инсценировки содействовали два обстоятельства: во-первых, великолепный текст Льва Николаевича, скрывший мое неумение; во-вторых, ярославский зритель. О нем надо сказать особо.
Ярославский зритель культурен. Он не ведет себя подобно московскому, о котором в довоенном "Крокодиле" говорилось:
Еще актриса не сказала
Последний пьесы монолог,
Как публика бежит из зала,
Сбивая билетеров с ног.
Момент ответственный, серьезный,
Уже не отстает никто.
Толпа летит лавиной грозной
К своим калошам и пальто.
Московский зритель - зритель-безобразник. Ярославский зритель воспитанный. Главное, однако, не в этом. Ярославский зритель чрезвычайно внимателен к постановке. На каждую пьесу он ходит не менее двух раз: в первый раз - понять, как там говорят, раскусить замысел автора, а во второй - постановщика. Только в Ярославле можно было поставить "Недоросль", не объединяя действий (их даже в Москве объединяют: первое со вторым), и со всеми нравоучительными монологами Стародума. Зрители слушали, не уходили и аплодировали. Реплика: "Вот злонравия достойные плоды!" - вызывала бурный восторг и даже ответную реплику из зрительного зала: "Правильно, правильно!"
Владислав Антонович Ковалёв за игрой в шахматы. Фото: Факультет журналистики МГУ
Словом, моя инсценировка имела успех, прошла много раз и оплатила постройку дачи и даже забора к ней.Вот мы и подошли к тому, что меня мучает. Недавно приходит девушка, лет 22, выражаясь театральным языком, инженю на исходе… Белокурая, щеки с ямочками. Приятно-обыкновенное лицо. Просто прелесть! Говорит: "Сергей Николаевич! Я пишу кандидатскую диссертацию об инсценировках прозы Льва Толстого. Мне хотелось поговорить с вами о художественных принципах вашей инсценировки".
Я прямо-таки обомлел. "Каждое безобразие должно иметь свое приличие", - говорит чеховский герой. Какие у меня принципы? В моей инсценировке? Только деньги для дачи. И все.
Но девушка смотрит на меня с такой надеждой, с такой боязнью отказа. Она умоляюще говорит, что я "последний штрих" в ее диссертации. В глазах мольба… И еще какое-то восхищение мною: ее взгляд мне напоминал незабываемую В.Ф. Комиссаржевскую в роли Ларисы Огудаловой. Так она восхищенно, благоговейно смотрела на Паратова, как будто Паратов - это Пушкин, ничуть не меньше.
Что делать?
Я говорю девушке: "Сейчас поговорим о принципах. Я только распоряжусь насчет кофе. А вы поиграйте пока с Машкой". Машка - это наша кошка. Она мой соратник. Нам обоим следует вставать в шесть часов утра. И если я просыпаю, то Машка будит меня, царапаясь и мяукая, а если проспит Машка, то я бужу ее…
Итак, я ушел распоряжаться насчет кофе. На самом деле мне было незачем распоряжаться. Ирина Алексеевна всегда его варит, если кто приходит. Я просто выигрываю время, чтобы хоть чуть-чуть посоображать, что-то придумать. Через пять минут я появляюсь перед девушкой и высасываю из пальца "художественные принципы" моей инсценировки. - Сказав это, Сергей Николаевич приложил палец к губам. - И все прошло хорошо. Она сказала: "Теперь-то уж диссертация будет закончена". Она уходила довольная, более того - совершенно счастливая, выражаясь поэтически:
И было так нежно прощанье,
Так сладко тот голос звучал,
Как будто восторги свиданья
И ласки любви обещал.
Она ушла. Но у меня какой-то гадкий осадок. Из-за гуманизма я сказал ей неправду. А может быть, надо было все же окунуть ее в противоречия реальной жизни?..
Последовала грустная пауза. Сергей Николаевич уныло и как-то даже виновато посмотрел на меня. Однако я, тогда преподававший теорию литературы, уже придумал, что ему ответить.
Профессор Ковалёв показывает, как Илья Ильич Обломов проводил дни. Фото из семейного архива
- Сергей Николаевич, - сказал я, - не сокрушайтесь… Вы все-таки поступили правильно! И притом, вовсе не отклонились от правды. Разумеется, у вас были принципы, когда вы писали инсценировку. Только вы не осознавали их! Не осознавали через понятия! Несомненно, вы не хотели, скажем, искажать Льва Николаевича. Это не принцип? Принцип! Несомненно, вы не хотели применять методы ультралевых театров. Конечно же у вас Вронский объясняется с Анной у декорации вагона, а не на трапеции около колосников.Знаете, у Плеханова есть афоризм: "Кто не пьет вина, тот пьет воду". Иными словами, кто не пьет вина, тот все равно пьет, то есть: если творец не знает своих принципов, то все равно он их имеет, они у него есть.
- Спасибо, дорогой друг! Спасибо! Вы хотите меня утешить. И отчасти утешили. В ваших суждениях есть свой резон. Молодежь как-то передает свой оптимизм (я был тогда на 30 лет моложе С.Н.), и мыслит она иначе. Но я вспоминаю другой афоризм - Софокла: "Не всегда говори, что думаешь, но всегда думай, что говоришь". - И после паузы: - Быть может, и мы выпьем кофе. У нас, не хвалясь, кофе - не кофе, а нектар для богов…
Текст воспроизведён по изданию: Бащенко Р.Д. Знаменательные встречи. Симферополь: ДиАйПи, 2004. С. 95-99
Книги издательства "Никея" можно купить в лавке храма мученицы Татианы (Большая Никитская улица, 1). Студенты МГУ могут получить 10%-ную скидку на литературу духовного содержания, предъявив студенческий билет