Илья Ильф и Маруся Тарасенко. Переписка длиной в две жизни
Фамилии двух знаменитых соавторов — Ильфа и Петрова — известны в России всем. Без запинки большинство назовут и их самые популярные романы, «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». А вот, например, «Одноэтажная Америка» или «Записные книжки» Ильфа известны куда меньше. О личной же жизни писателей широкая публика не знает почти ничего. И если бы не усилия дочери Ильи Ильфа, Александры Ильиничны, история любви писателя и его жены Маруси Тарасенко — со всей ее любовью, нежностью и удивительными письмами, которые они писали друг другу, — навсегда затерялась бы в прошлом.
Иехиель-Лейб Файнзильберг (таково было настоящее имя Ильи Ильфа) родился в Одессе 3 октября (15 октября по новому стилю) 1897 года в семье бухгалтера Арье Беньяминовича и домохозяйки Миндль. Семья жила бедно, и отец прилагал все усилия, чтобы сыновья получили более приличную профессию и вырвались из нищеты. Старших Александра (Сруля) и Михаила (Мойше-Арона) он отдал в гимназию в надежде, что они станут бухгалтерами или устроятся в банк. Третьего сына, Илю, в ремесленное училище. Увы, надежды отца не оправдались: наследники выбрали безденежное искусство. Миша и Александр — он называл себя Сандро — стали художниками. А Иля, поработав чертежником, телефонным монтером, токарем и статистиком, подался в литераторы. Только младший, Беньямин, пошел по инженерной части.
Семья Файнзильберг. Иля — крайний справа
Юность Или пришлась на революционные потрясения, а в 1919 году ему, несмотря на близорукость и общую хилость организма, пришлось отправиться сражаться с войсками Деникина.
После разгрома деникинцев в Одессе создали телеграфное агентство — отделение РОСТА, куда и устроился Иля. Затем Илья — так теперь его называли — перешел в продкомиссию на должность «письменного работника». Кстати, здесь его сослуживцами были Берлага, Кукушкинд, Лапидус и Пружанские, фамилиями которых позже обзаведутся сотрудники «Геркулеса» из «Золотого теленка».
А потом он вступил в клуб «Коллектив поэтов», среди участников которого были Юрий Олеша, Валентин Катаев, Эдуард Багрицкий, Владимир Сосюра, Семен Гехт. В большой квартире местного авантюриста Мити Ширмахера (он станет одним из прототипов Остапа Бендера) они читали стихи — великих поэтов и собственные — под аплодисменты стекавшихся сюда художников, студентов и восторженных барышень. «Мы голодали, — вспоминал друг Ильфа, — но были веселы, пьянели от любой еды, но еще более от стихов, от репродукций картин, от хорошей книги, от предчувствия близкой любви». Тогда же Илья придумал себе псевдоним Ильф — по первым буквам имени и фамилии.
Илья Ильф
Несмотря на творческую атмосферу, начало двадцатых было временем чудовищной бедности и голода. Родные и близкие Ильи разъезжались из Одессы в поисках лучшей доли. В конце 1921 года уехал в Петроград Миша, а в начале 1922-го эмигрировал Сандро — сначала в Константинополь, потом в Париж, где впоследствии стал известен как яркий художник Фазини. Вскоре под колесами трамвая погибла мама Миндль, а у Ильи обнаружили туберкулез, развившийся от постоянного недоедания и холода.
Илья тоже хотел уехать. Но удерживали его не столько больной отец и младший брат. В Одессе жила его любовь — Мария, или, как ее звали родные, Маруся Тарасенко. Хрупкая утонченная девушка, на 7 лет младше Ильфа, после гимназии поступила в художественную студию. Сначала она влюбилась в своего преподавателя Мишу Файнзильберга, а когда тот уехал, подружилась с Ильей — он напоминал ей брата.
Маруся Тарасенко
Их чувство рождалось постепенно. Сначала были дружеские разговоры и прогулки. Летом 1922 года они начали переписку, хотя оба жили в Одессе. Встречались днем, а по ночам писали друг другу письма. И лишь зимой 1923-го решились, наконец, поцеловаться. Маруся понимала, что Илье необходимо ехать в Москву, и решилась его отпустить. Сама она осталась в Одессе.
В Москве Илья, по протекции Валентина Катаева, устроился в «Гудок» — сначала библиотекарем, потом правщиком. Вскоре в редакции оценили его талант фельетониста и он стал «золотым пером». Потом в Москву приехал Юрий Олеша, и им на двоих дали комнатушку, описание которой потом попадет в роман «Двенадцать стульев», под видом комнаты в общежитии имени монаха Бертольда Шварца: узенький «пенал», из имущества только табурет и матрас на кирпичах. Здесь Илья пишет свои письма Марусе.
«Дорогой, добрый мой детеныш, девочка, я посылаю тебе мою морду. Она вышла, как видно, такой, как на самом деле, то есть ужасной. Губы, как калоши, и уши, как отлив. Милый, дорогой, за что ты меня любишь? Я тебя люблю за то, что ты красивая и маленькая. А ты за что?
...Маруся, мне надо работать, и я не могу. Нет, я не желаю. Я хочу писать тебе. Маруся, моя девочка. Я валяюсь в постели и читаю твои письма... Пойти разве на Чистые пруды. Нет, не стоит. Там летает белый пух, оборванный ветром с тополей. Это напоминает зиму. Ночь и пожар в вагоне. И леса, кварталами сдающиеся в плен. Это не стоит. От этого будет любовь и желание увидеть Марусю в фиолетовом платье с короткими рукавами».
Как они жили, что делали вдали друг от друга — понять по этим письмам невозможно. В них только любовь, только чувства и никакого быта.
«Мой Иля, — пишет Маруся. — Мой маленький, с детским лицом. Бог. Мой добрый, хороший Бог... Вы ведь все равно всегда со мной. Утром я просыпаюсь и, еще не помня что, помню — Иля, Иля, Иля. Целый день маленький Бог и Иля. Мне очень, очень хорошо».
Через год Маруся приехала к Илье в Москву. Поселилась в комнатушке, где он жил с Олешей. В апреле 1923-го они поженились. Олеша тоже уже жил не один, его женой стала Ольга Суок. Жили бедно и тесно, но весело.
Теперь письма молодых супругов (Маруся часто ездила в Одессу к обедневшему отцу, которому им удавалось помочь деньгами) были полны не только лирики, но и быта.
«Маля дорогая, я тут очень забочусь о хозяйстве, купил 2 простыни (полотняные), 4 полотенца вроде того, что я тебе оставил, и множество носовых платков и носков. Так что тебе не придется думать о носках и их искать, как ты всегда это делала. Хочу комнату не оклеивать, а покрасить клеевой краской. Напиши, согласна ли ты?.. Деньги я тебе пошлю завтра телеграфом. Напиши, где ты обедаешь и что делаешь. Я уже раз просил, но ответа не последовало на эти законные вопросы. Носки я иногда ношу даже розового цвета. Необыкновенно элегантно и вызывает восторженные крики прохожих... Милая моя доча, мы будем очень хорошо жить. Купим тебе шляпу и заживем очень элегантно».
Ответ Маруси:
«Долго объяснять не стану, а дело вот в чем: во-первых, у нас нет одеяла, вернее, есть даже два, но они оба годятся к дьяволу, а поэтому, желая одно из них привести в порядок, требую не меньше 15 рублей. Затем (все это, конечно, только в том случае, если у Вас будут деньги, в чем сильно сомневаюсь) необходимо привести в некоторый порядок мой скудный гардероб... Все Вам теперь известно, предоставляю Вам слово, которому безусловно повинуюсь как слову супруга и повелителя».
«Мама рассказывала, — вспоминала впоследствии дочь Ильи и Маруси Александра, — что они с Ольгой Густавовной (женой Юрия Олеши) обычно замазывали тушью кожу под дырками на чулках (тогда носили черные), но, когда чулки перекручивались, предательски обнажалась белая кожа. Другой рассказ: у Ильфа и Олеши на двоих была одна пара приличных брюк. Несмотря на разные фигуры (длинный, тонкий Ильф и невысокий, коренастый Олеша), они как-то умудрялись надевать их. Однажды молодые жены решили навести в квартире порядок и даже натереть пол. Выяснилось, что нет суконки. Мама сказала: «Оля, там за дверью висят какие-то тряпки, возьмем их!». И пол был натерт. Стоит ли говорить, что он был натерт теми самыми брюками.
Новый этап в жизни Ильфа начался, когда он познакомился с младшим братом уже маститого тогда писателя Валентина Катаева — Евгением Петровым. Вскоре они написали первую совместную книгу, «Двенадцать стульев». Соавторы стали настоящими знаменитостями, Ильф получил комнату в двухкомнатной коммуналке дома, построенного специально для сотрудников «Гудка», писателей начали посылать в зарубежные командировки: в Турцию, Грецию, Италию, Францию... В марте 1935 года родилась дочь Сашенька — и это сделало счастье Ильфа абсолютным.
Ильф с дочкой Сашей
Осенью того же года соавторы отправились в свою знаменитую поездку по Соединенным Штатам. За пять месяцев они исколесили страну вдоль и поперек, написали множество заметок, из которых потом сложится документальная повесть «Одноэтажная Америка», но... Ильф тяжело переживал разлуку с семьей. К душевным переживаниям добавились и физические — он понял, что к нему вернулся туберкулез.
По возвращении диагноз подтвердился. Страдания Ильфа были невыносимыми, ведь он решил, что должен ограничить общение с женой и особенно с дочерью, чтобы не заразить. Маленькую Сашу теперь тоже держали от папы на расстоянии, лишь несколько раз он решился взять дочку на руки. Постепенно она начала от него отвыкать — это было самым мучительным. Но однажды, испугавшись какого-то насекомого, Сашенька бросилась именно к нему, крича: «Папа, папа, жук!» — Илья ужасно обрадовался и все повторял жене: «Вот видишь! Все-таки жук оказался страшнее папы».
Ильф старался вылечиться: ездил в санатории, наблюдался у врачей. Но тогдашнее состояние медицины в Советском Союзе не позволяло его спасти.
Кроме того, отношение власти к Ильфу и Петрову изменилось. Хотя очерки из «Одноэтажной Америки», которые они написали в поездке, и были опубликованы в журнале «Знамя», никаких восторженных откликов уже не последовало. При этом писатели, можно сказать, сами «рыли себе могилы» — они не подписывали коллективных писем, разоблачающих врагов народа, не выступали с громкими речами с трибун, продолжали дружить с теми, кто оказался в опале — например, с Михаилом Булгаковым.
В 1937 году начал заселяться писательский дом в Лаврушинском переулке напротив Третьяковской галереи. Здесь получили жилье Пастернак и Олеша, Катаев и Алигер, Барто и Пришвин, Паустовский и Макаренко, Каверин и Федин. Досталось по трехкомнатной квартире и Ильфу с Петровым. В одном подъезде: Илье на четвертом, Евгению на пятом этаже.
Дом писателей в Лаврушинском переулке
Вселившись, Ильф со вздохом сказал: «Отсюда уже никуда». В первых числах апреля он еще успел побывать на собрании московских писателей, пригубить бокал в ресторане и грустно пошутить: «Шампанское марки «их штербе», — цитируя предпоследние слова Чехова, «я умираю» на немецком. Договорился о продолжении работы над фельетоном с Петровым. Они распрощались в лифте — с тем, чтобы встретиться назавтра в одиннадцать. Но на следующее утро у Ильфа началось обострение болезни, и через несколько дней его не стало.
После его смерти Маруся стала получать сообщения о несчастьях так часто, что иногда она даже думала: хорошо, что Иля об этом уже не узнает. Он не узнал о гибели Сандро и его жены в Освенциме. Не узнал, что Миша умер от голода в эвакуации в 1942 году, не получив ответов на мольбы о помощи ни от кого из знакомых. Видимо, в чем-то был прав папа Файнзильберг, не желая сыновьям творческой судьбы, — лишь младший Беньямин, инженер-топограф, дожил до преклонных лет и умер в конце 1980-х.
В 1942-м же погиб в авиакатастрофе на фронте Евгений Петров. И вот тогда Маруся и Саша остались совсем одни. Вернувшись из эвакуации, они нашли свою квартиру разграбленной. А в 1948 году книги Ильфа и Петрова признали вредными, изъяли из библиотек, а авторские отчисления вдове, и до того редкие, прекратились. Маруся была вынуждена зарабатывать росписью пластмассовых тарелок.
Александра Ильинична Ильф (1935 – 2013)
Мария Николаевна пережила мужа на сорок четыре года. Она никогда больше не завела отношений ни с одним мужчиной. Переписку с Илей бережно хранила и перечитывала, запершись в своей комнате. Лишь после ее похорон дочь прочла письма и обнаружила: всю жизнь Маруся продолжала отвечать мужу.
«Вот снова прошло много времени, и я читаю. Часто нельзя — разорвется сердце. Я старая, и вновь я та, что была, и мы любим друг друга, и я плачу. Мне очень скучно без него, с тех пор, как его нет. Я читаю его письма и плачу, что же я не убила себя, потеряв его — свою душу, потому что он был душой моей. Никто никогда не мог сравниться с ним. Голубчик, голубчик мой единственный любимый. Тоска, такая тоска. Вся моя прожитая жизнь здесь, до последнего его дня. Прощай, Иля. Мы скоро увидимся».
По материалам 7days.ru и книг: Александр Век. «Великие неудачники. Все напасти и промахи кумиров» и Игорь Оболенский «Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи: Горький, Вертинский, Миронов и другие»
http://izbrannoe.com/news/lyudi/ilya-ilf-i-marusya-tarasenko...