Август 1991-го. Австралиец у Белого дома
Впервые Питер Теш посетил Советский Союз на заре перестройки — в 1985 году. В составе студенческой группы он отправился — через Москву и Псков — на летний языковой курс в Сестрорецк (Ленинградская область). Русским он увлёкся на первом курсе университета, но не представлял себе, как его применить в профессиональной жизни. В конце концов Теш решил посвятить себя госслужбе, и в 1987 году его на конкурсной основе распределяют в австралийский МИД. Ну, а отсюда уже уехал третьим секретарём посольства в Москве. Так началась его дипломатическая карьера, а свой выбор сам Теш называет сегодня «разумным решением».
В его обязанности тогда входило сопровождение австралийского посла — с учётом, конечно, уже хорошего к тому времени знания русского языка и русской культуры. Кроме того, Теш отвечал за двусторонние соглашения в культурной, научной и образовательной сферах, а также за аналитику советской внешней политики в Африке и на Ближнем Востоке…
19 августа 1991 года он встретил в своей квартире на Кутузовском проспекте. Теш уверяет: стало понятно, что происходит что-то значимое, когда на советском телевидении и радио начали транслировать балет «Лебединое озеро» и классическую музыку, а все обычные программы были отменены. Дипломат отправился в резиденцию посла, оттуда — на пресс-конференцию членов ГКЧП. Чтобы попасть на неё, Тешу пришлось уговаривать милиционера пропустить его, просто предъявляя свою дипломатическую карточку.
А после — первый поход к Белому дому. Там ему удаётся переговорить с рядом российских чиновников. И уже в первый день, уверяет Теш, он предполагал, что путч провалится. Почему? Потому что, вспоминает дипломат, на одном из автобусов, стоящих на баррикадах, он увидел наклеенную бумажку, на которой от руки было написано: «Нам порядок обеспечен, комитет нам друг и брат. Он немножко пиночетен и слегка хусейноват».
Конечно, признаётся Теш, это были только предположения, но они подкреплялись и другими признаками того, что ситуация далеко не в полной мере контролируется членами ГКЧП. Так, телефонная сеть не была заблокирована, и можно было даже звонить за рубеж. А на самой пресс- конференции путчистов некоторые журналисты открыто высказывали недоверие к официальной версии отстранения Горбачёва от должности.
Ко второму дню атмосфера у Белого дома, говорит Теш, была напряжена настолько, что его, дипломата западной страны, перестали пропускать через баррикады, демонстрируя недоверие. Той ночью он несколько раз выходил к баррикадам. Тем более когда замолк главный источник информации — радиостанция «Эхо Москвы», вещание которой было прекращено властями. А затем Теш услышал стрельбу. Именно тогда, в тоннеле на Садовом кольце под Калининским проспектом (нынешний Новый Арбат), погибли трое защитников Белого дома: Владимир Усов, Илья Кричевский и Дмитрий Комарь. Самой их гибели дипломат не видел, но сразу заметил, как изменилось настроение людей: появились, говорит Теш, признаки подавленности.
Все свои личные наблюдения Питер Теш передавал в посольство и австралийским СМИ, которые внимательно следили за тем, что происходит в столице тогдашней сверхдержавы. Впрочем, одна из газет — из его родного Брисбена — ограничилась лишь краткой статьёй о том, что уроженец города в эти дни находится в Москве. Теш вспоминает об этом с улыбкой и одновременно с грустью: вместо того чтобы освещать событие мирового значения, издание лишь радуется, что его свидетелем был житель Брисбена.
21 августа становится понятно: путч провалился. Ряд членов ГКЧП вылетает в Крым, для переговоров с находившимся в изоляции Горбачёвым, а уже ночью 22 августа президент СССР возвращается в Москву. Путчисты арестованы. Президент России Борис Ельцин в присутствии Горбачёва подписывает указ о запрете компартии на территории РСФСР. Теш вспоминает, что не мог себе представить такого поворота истории, он не верил, что всё это происходит на его глазах. Впрочем, не верил дипломат тогда и в то, что все эти события в конечном счёте приведут к распаду Советского Союза.
Было ли в те дни страшно? Теш уверяет: нет. Он говорит, что тогда был полностью погружён в дипломатическую работу и в атмосферу, царившую в Москве. Он лишь опасался, какой будет цена, которую защитникам Белого дома придётся заплатить, чтобы отстоять демократические ценности.
Из письма Питера Теша матери. 19 августа 1991 года
К полудню бронетранспортёры и танки блокировали стратегические перекрёстки и демонстративно маневрировали вдоль кольцевой дороги и основных радиальных подъездных путей. Автобусам и автомобилям приходилось пробиваться сквозь щели в этой массе стали и брони, а люди занимались своими делами, будто ничего не происходило. Предполагаю, что многим все эти передвижения казались странными, не более того, и только после того, как сегодня вечером показали пресс-конференцию Янаева, они начали понимать, что всё по-настоящему.
Из письма Питера Теша матери. 19 августа 1991 года
Сегодня вечером у здания парламента я понял, насколько хрупкой и потенциально непредсказуемой является толпа возбуждённых и полуинформированных людей, которые хотят почувствовать себя частью событий. Они залезали на три танка и несколько бронированных машин, которые стояли рядом со зданием, держа плакаты для телекамер и действуя так, как будто они уже победили. Они приветствовали бронетранспортёры, которые пробивались через баррикады и подъезжали к зданию с российскими флагами, торчащими из люков, и кричали спасибо экипажам, которые, кажется, прибыли из подразделений за пределами Москвы, объявили о своей лояльности России и оказались здесь, чтобы добавить реальной силы к огромному психологическому и моральному весу Ельцина.
Из письма Питера Теша матери. 20 августа 1991 года
Мрачное настроение усугубляется нависшим тяжёлым небом и моросью этим утром: ох и ругани будет внутри этих танков! Я спал всего несколько часов, но, думаю, Ельцин ещё меньше. На радио нет свежих новостей — кажется, все ждут следующего этапа, в какой бы форме он ни проявился. Интересно, где Шеварднадзе и Яковлев, две фигуры наряду с Ельциным, вокруг которых могут сплотиться демократические силы?
[Дописано от руки. — Прим. ред.] Ночью ещё несколько танков с российскими флагами расположились по другую сторону моста, через реку, от Кутузовского. Я надеюсь, что, когда наступит критический момент, они не спустят красный, белый и синий [флаг. — Прим. ред.] и не поднимут вместо него только красный! Прошлой ночью случилось то, что я раньше посчитал бы невозможным, — я поднялся и сел на советский боевой танк Т-72. Дома есть люди, которые отдали бы за это левую руку!
Из письма Питера Теша матери. 21 августа 1991 года (о событиях предыдущего дня)
Картина вокруг здания парламента похожа на сцену из фильма-катастрофы: баррикады из бетонных блоков, металлические решётки и тяжёлые стальные стержни блокируют подъездные пути, в то время как на моём конце моста, на Кутузовском, к двум шеренгам автобусов со спущенными шинами, которые перекрывали дорогу, добавились в понедельник три танка, а теперь они усилены ещё четырьмя рядами самосвалов до такой степени, что трудно пробраться мимо них к набережной, чтобы попасть на работу.
Из письма Питера Теша матери. 21 августа 1991 года
Как ты, наверное, знаешь, около 12:40 этой ночью на проспекте Калинина была атака на баррикады, во время которой бронетехника попыталась прорваться через заграждения, а солдаты — обойти их. Произошла перестрелка, были выстрелы, которые я отчётливо слышал, и в итоге четыре или пять человек были убиты и восемь ранены, по словам заместителя министра иностранных дел. Съёмка CNN показала горящий бронетранспортёр, который, видимо, заблокировал путь назад для других транспортных средств, и его подожгли бутылкой с зажигательной смесью. Затем остальные шесть машин сдались защитникам, по данным того же замминистра иностранных дел. Независимая радиостанция «Эхо Москвы», ключевой источник информации в течение этой ночи, внезапно отключилась в 00:15 — сразу после объявления о том, что им поступили сведения, что в ближайшее время их могут закрыть. После этого, так как я не слышал стрельбы в течение получаса, что было подтверждено другими посольствами, с которыми я связался, я бросился к воротам, чтобы попытаться увидеть, есть ли на улице полицейские или войска, которые следят за соблюдением объявленного комендантского часа с 23:00 до 5:00. К моему удивлению, везде были припаркованы машины, а у подножия моста возле танков скопились группы людей.