"Ни один свою вину не признал". Земфира Цкаева – о громком судебном процессе в Северной Осетии
Судебный процесс в отношении десяти полицейских, обвиняемых в разной степени причастности к смерти жителя Северной Осетии Владимира Цкаева, вышел на финишную прямую. Обвиняемые закончили давать показания. Впереди – приговор.
Владимир Цкаев был доставлен в Иристонский отдел полиции Владикавказа 31 декабря 2015 года. На улице, где он жил, накануне было совершено преступление: ночью кто-то стрелял в омоновца. В отделе полиции знали, что стрелял не Цкаев, но предполагали, что он в курсе, кто преступник, и пытались добиться от него показаний. О том, что происходило после, существует несколько версий. Как бы то ни было, вечером к Цкаеву пришлось вызывать скорую помощь. Он умер в больнице спустя несколько часов, не приходя в сознание. Судмедэкспертиза установила, что причиной его смерти стали нарушения деятельности мозга, полученные в результате длительного удушения полиэтиленовым пакетом.
Процесс по делу Цкаева начался ещё в январе 2019 года. В ожидании вердикта его вдова Земфира Цкаева рассказала редакции Кавказ.Реалии, что происходило на судебных заседаниях в последнее время, какого приговора она ждёт и что она думает об аналогичном деле за Большим Кавказским хребтом – "деле Джабиева", где родные погибшего в самопровозглашенной Южной Осетии задержанного также пытаются добиться наказания для силовиков.
– Подсудимые сейчас закончили давать показания. Удалось ли услышать что-нибудь новое?
– Допрос затянулся, они всё никак не могли определиться, кто в какой очерёдности будет давать показания. Те подсудимые, которые обвиняются по статьям о превышении полномочий и нанесении тяжкого вреда здоровью, в основном давали показания последними. Для меня удивительного ничего не было. Всем было с самого начала ясно, что подсудимые ждали, какие показания даст Бигаев (единственный подсудимый, заключивший досудебное соглашение .– Ред.).
У Бигаева были показания на Цомаева, Хохоева и Майсурадзе (трое полицейских, которым вменяются наиболее тяжелые статьи. – Ред.), а у тех, соответственно, на него. И они решили его пропустить первым, послушать, что он будет говорить. В итоге Бигаев дал показания, в которых от всех предыдущих показаний, которые он давал при своих адвокатах и в качестве свидетеля, и в качестве обвиняемого, он отказался. И соответственно, когда давали показания Цомаев, Хохоев, Майсурадзе, они тоже отказались подтверждать вину Бигаева, хотя до этого обвиняли его напрямую. Сейчас они сказали, что оговорили его, потому что он сначала давал показания против них. Ни один из них свою вину не признал, никто никаких пыток из всех десятерых не видел. Не знает никто, от чего Вова умер, не знает никто, что там произошло, и вообще никто Цкаева не видел там. Это их последние показания.
– В суде была озвучена аудиозапись разговора Бигаева со следователем Хугаевым, в которой обсуждается, как подсудимые, на тот момент ещё подозреваемые, пытаются уйти от ответственности. Они её как-то комментировали?
– Я не могу сказать, что они её как-то комментировали. Эта запись была предоставлена Бигаевым. Я не знаю, какую цель он преследовал обнародованием этой стенограммы. То, что это не в их пользу, понятно всем. Бигаев утверждает, что Хугаев его куда-то вывозил и давил на него. Но по записи понятно чётко, что Бигаев с ним был в сговоре, что у них был план, что это была попытка избежать наказания. Я не понимаю, для чего её приобщили и для чего вообще они её обнародовали.
– А почему эта запись "всплыла" именно сейчас?
– Я не понимаю, для чего он именно сейчас её приобщил. Я поняла бы, если бы это было в 2017 году. Видимо, он не приобщал её по той причине, что дела ещё в суде не было, и видимо, он надеялся ещё каким-то образом попользоваться следователем Хугаевым. Но всё равно, почему сейчас? Почему не когда допросы шли или когда материалы исследовали? Если они хотели ещё одну статью Хугаеву добавить (он сейчас обвиняется в фальсификации документов. – Ред.), то запись же можно было и после вынесения приговора обнародовать.
– У некоторых подсудимых может скоро истечь срок давности их статей. Будет ли вынесен приговор до этого?
– Насколько я знаю, у шестерых срок давности истечёт в ноябре 2021 года. Пока успеваем. Судья должен закрыть судебное заседание и назначить день прений. Две-три недели он даст на их подготовку. Прения будут, наверное, пару заседаний. А потом приговор. После приговора десять дней на апелляцию, я думаю, они воспользуются и подадут её. Я считаю, что мы должны успеть. Они же не могут ещё полгода тянуть. Хотя, учитывая их опыт разваливать всё, этого тоже не могу исключить.
– Какой приговор вы ждёте?
– Я думаю, реальные сроки у всех будут. А насколько они будут максимальными, не знаю. Но очень надеюсь, что им не по два года дадут. Смешно будет.
– Пару лет назад внезапно выяснилось, что многие из подсудимых до тех пор получали зарплату в полиции. Что с ними сейчас? Работают ли они?
– Видимо, не бедствуют, раз у них постоянно дети появляются. У Цомаева три ребёнка появились друг за другом, у Дзампаева – пятый, у Бигаева – трое появились за время следствия, последний – в январе. У всех троих в январе дети родились.
– "Дело Цкаева" и "дело Джабиева" всё время сравнивают друг с другом. А какие сходства и различия видите вы?
– Между Югом и Севером очень волны перекликались (имеет в виду самопровозглашенную Южную Осетию и российскую Северную Осетию. – Ред.). И Север очень взбудоражило это дело. На Юге родственники Инала Джабиева до сих пор на площади стоят, но я не понимаю, чего они добьются своим стоянием, которое длится уже три месяца. У нас с той семьёй возможности разные. Как сказал журналист Руслан Тотров, у нас правовое государство.
Я обратилась к [главе Северной Осетии] Битарову с просьбой отправить экспертизу в Москву, чтобы мы точно знали причину смерти. И он нам помог, у нас на руках этот документ. А в Южной Осетии им даже обращаться некуда, я не понимаю, что им нужно делать, как другими методами добиваться правды. Выбранный ими метод не работает. Я им сразу сказала: неделю постояли, и если нет реакции президента, то вряд ли она будет. Если человек не среагировал в первый день, во второй, то ни через месяц, ни через год ничего не изменится. Я просто реально не понимаю, что им делать там. Но своим стоянием они ничего не добьются. Это не выход.
– Вы общались с вдовой Джабиева, Оксаной Сотиевой лично?
– Она вообще юрист по образованию, и я считаю, что она могла бы принести больше пользы, если бы всё это время находилась в Следственном комитете, обеспечивая юридическое сопровождение. Пару раз мы переписывались, она узнавала, где мы проводили экспертизу в Москве, но больше она о себе не давала знать. Поэтому я не навязываюсь, и она меня ни о чём больше не спрашивает. Переворот они там не сделают. Они требуют, чтобы [генпрокурора] Джагаева убрали. Но его может убрать только [президент] Бибилов, а он его не уберёт по понятным причинам.
– То есть в Северной Осетии шансы на справедливое расследование изначально выше?
– Я понимаю, что у нас правовое государство, но силы на исходе. Поначалу мы ни на что не рассчитывали, но не оставляли это дело в покое. Но если нас хотя бы примерно удовлетворят те сроки, которые им даст сейчас судья, я считаю, что мы выиграли это дело, хотя к окончанию процесса будет почти шесть лет, как мы начали свою борьбу. Как бы это ни было трудно, но у нас есть хоть какие-то результаты. Может, это всё рухнет в день приговора. Но у Джабиевых – вообще завал.
– Получается, что в целом вы все-таки довольны ходом процесса?
– Несмотря на количество переносов, я смогу сказать "хрен с ним", если нас удовлетворит конечный результат. Но вообще было 153 заседания, из них было проведено 72, а 81 было перенесено.
– После смерти вашего мужа никто не пришёл к вам с извинениями, хотя бы как это принято на Кавказе. А сейчас, перед приговором?
– Так они не понимают, о чём там примиряться и что там вообще происходит.
– То есть совесть не заговорила?
– Ни у кого её искать не стоит, её нет. Они не понимают, что произошло. Если бы у них были умные адвокаты, они бы вину признали, статья-то никуда не денется. Я считаю, что не признание ими вины говорит не в их пользу.
***
Заседания по "делу Цкаева" проходят в Ленинском районном суде города Владикавказа. Некоторым из подсудимых грозит до 15 лет лишения свободы.
Текст может содержать терминологию и топонимы, используемые в самопровозглашённой республике Южная Осетия