Был в Москве филиал рая... Не догадаетесь где
В середине шестидесятых годов прошлого столетия в Зарядье всплыла гигантская подлодка — гостиница «Россия» на три примерно тысячи постояльцев, с огромным киноконцертным залом, валютным магазином «Березка» и… несметным количеством баров, ресторанов, кафе.
Российская интеллигенция, не к ночи будет помянута, если что и любит, то обязательно должна оплевать. И чем больше любит, тем гуще яд! Сколько гостиница стояла, столько ее обзывали по-нехорошему. Потому что в «Березку» не пускали. Зато в горбачевскую засуху отель оценили не только эстеты: когда водки было не найти по всей Москве, здесь она не кончалась. А о пиве и говорить нечего… Не стоит о нем вообще говорить.
При каждом входе здесь был бар или ресторан. На антресолях, где собиралась вся пишущая пьющая братия столицы. Пили, как правило, водку с апельсиновым соком: та оранжевая смесь именовалась «Отвертка». В «России» располагались своеобразные и самые надежные пресс-центры СССР. Домжур был на ремонте, потому начиная с шести вечера здесь роились, как трутни над ромашками, многие репортеры Москвы.
Выпив водки в меру, расходились по пиву: на каждом углу каждого этажа здания размерами 250 на 150 метров были кафе. Для постояльцев. Ну, котлеты-омлеты, яичница, ром-баба. И оно. В пирамидах из ящиков до потолка.
Я плачу, когда вспоминаю. А когда рассказываю, мне не верят. Например, что загулявших журналюг сердобольные буфетчицы не просто на мороз не выпроваживали, а оставляли до утра в свободных номерах на этаже. Но однажды… Мой товарищ, репортер газеты «Труп», проснулся на рассвете в незнакомой обстановке. Вокруг громоздились ящики с пивом, пахло котлетами.
— Я в раю… — ему померещилось.
А что делает русский человек, попав в рай? Правильно, открывает сразу шесть бутылок пива и пьет из них поочередно. При том глумливо ухмыляясь, ведь на редколлегии говорили, что его даже в ад за пьянство не возьмут, а тут, гляди, как вышло!
Через полчаса новая смена буфетчиц выгнала репортера на свет божий. Он стоял, пошатываясь от горя на февральском ветру посреди Москвы, а его обтекали иностранцы. И шарахались от него иностранки. И даже милиционеры не интересовались его судьбой. И побрел он к метро «Площадь Ногина», стеная и вопрошая небеса о вечном. Но потом нащупал в кармане бутылку с пивом и повеселел: выгоняли-то его из Эдема наши люди, не чужие! И сунули болезному пивка на опохмел.
Я знал человека, который, получив в редакции командировочные, поселялся в «России» и отсюда слал в газету героические репортажи с полей, шахт и заводов. Если командировочные были щедрыми, репортажи шли из Африки и Австралии. Но все кончилось, когда в баре сектора «Восток» он столкнулся лоб в лоб с главным редактором.
Ибо все мы, малята, человеки, ничто нам не чуждо. Сколько лет прошло, а я все повторяю имена барменш и буфетчиц, и тепло разливается по организму. Россия! Страна гостеприимства.