Андрей Деллос: «Кредо моей жизни — мастерство и рукодельность»
Ресторатор и коллекционер Андрей Деллос. Фото: Архив Андрея Деллоса
ДОСЬЕ
Андрей Деллос
Художник-декоратор, ресторатор, коллекционер
Вернувшись в 1991 году в Россию из Франции, был первым, кто возродил в Москве искусство haute cuisine, а в декабре 2017 года с успехом открыл в Париже ресторан русской кухни Café Pouchkine. Владеет одним из крупнейших в России ресторанных холдингов и сам создает уникальные интерьеры для каждого своего ресторана. В Maison Dellos входят легендарные «Кафе Пушкинъ» и «Турандот», рестораны «Бочка», «Волна», «Казбек», «Матрешка», «Фаренгейт» и «Шинок», а также демократичная сеть «Му-му». Среди проектов Андрея Деллоса — бутики итальянского ювелирного дома Buccellati, центр косметологии «Посольство красоты» и галерея «Турандот антик».
Почетный член Российской академии художеств, кавалер ордена Почетного легиона. Единственный российский ресторатор, удостоенный звезды Michelin за нью-йоркский проект.
С чего началось ваше увлечение искусством?
Я родился в очень буржуазном доме (в семье архитектора и певицы), который был заставлен мебелью в стиле Буль, а на стенах висели картины XIX и, по-моему, даже XVII веков. Когда тебя с детства окружают подобные предметы, это накладывает отпечаток. Хотя в какой-то момент моя мама продала все, что унаследовала от прадедушек и прабабушек, а пару пышных булевских комодов просто выкинула на помойку — это было время всеобщего увлечения мебелью 1960-х. Мама была очень модной и хотела, как и все, заполучить себе такое позднее «ар-деко для бедных», как я про себя называю этот стиль. Я хорошо помню, как рассматривал этот жуткий новый столик на трех ногах, который, впрочем, довольно быстро сломался.
По-настоящему я «попал в ловушку» в 12 лет, когда мама отвела меня в клуб юных искусствоведов при Пушкинском музее. Я понял, что это то, чем я хочу заниматься, чему хочу посвящать все свое время. Я решил стать художником. Поступил и окончил Художественное училище памяти 1905 года.
Впрочем, это не помешало мне по молодости продать остатки семейной коллекции: кровь бурлила, хотелось гулять, нужны были деньги. А когда я все прогулял, пришлось начинать зарабатывать самому, и тут очень помогло художественное образование. Я неплохо реставрировал иконы и даже живопись старых мастеров и несколько лет этим жил.
Декоративные охотничьи и рыболовные трофеи. Франция, середина XVIII века. Резьба по дереву, золочение. Фото: Архив Андрея Деллоса
А в какой момент вы начали коллекционировать?
Когда я в конце 1980-х годов приехал во Францию, то попал в богемную среду галеристов и антикваров. Там очень быстро выяснилось, что мои теоретические знания в сотни раз превышают их, но эти знания мне ни к чему, потому что в вопросах атрибуции конкретного произведения я ошибаюсь в восьми случаях из десяти. Дело в том, что, пока ты не подержал в руках, не потрогал предметы (а в музее этого нельзя), все знания остаются чистой теорией, оторванной от реальности. И я стал это исправлять, начал ходить по французским галереям, брать вещи в руки, вникать — тут дружба с корифеями антикварного бизнеса очень помогла.
Хорошо помню свою первую победу на этом поприще. На блошином рынке я купил бронзовую скульптуру Венеры сантиметров 20 высотой и принес ее близкому другу, одному из ведущих антикваров Парижа. Ставлю статуэтку на стол, он смотрит на нее с интересом, начинает ощупывать, оглядывать. Потом говорит: «Андре, мне очень жаль, но это XIX век, причем довольно грубый!» А я сижу и ухмыляюсь, потому что всё, я обрел знание! Потом он ринулся к соседу, специалисту по скульптуре Античности и Ренессанса, и тот подтвердил ему мою догадку: это была античная скульптура.
Хотя для меня, как коллекционера, разделение: античная эта вещь, ренессансная или неоклассическая — скорее, вторично. Например, в какой-то момент возникло желание собирать скульптурные женские головы из каррарского мрамора, и в итоге в моей библиотеке выстроился невероятной длины ряд из «сахарных голов» великолепного качества. Это уже чисто декоративный прием, и мне, в общем-то, все равно, где там греческая скульптура, где римская или барочная.
Школа Фонтенбло. Портрет Габриель д'Эстре, фаворитки короля Генриха IV, той самой из «Двух женщин в ванне». Фото: Архив Андрея Деллоса
Как бы вы определили хронологические или стилистические границы вашей коллекции? Что вы собираете?
Никогда не понимал этих ограничений. Наверное, потому, что я прежде всего декоратор. Скажем, если говорить о моем любимом направлении, по крайней мере в области живописи и скульптуры, то это однозначно маньеризм. Многие наши высоколобые эксперты считают его декадентским, называют кризисом искусства эпохи Возрождения, а, на мой взгляд, это величайший этап в развитии искусства. Кроме того, это чрезвычайно разнообразное направление. Есть, несомненно, вызывающий преклонение и восхищение итальянский маньеризм, но есть и северное, даже более тонкое и трепетное, направление. Я коллекционирую, в частности, произведения школы Фонтенбло, которая возникла, по сути, после смерти Россо Фьорентино, когда ему на смену пришли Франческо Приматиччо и Никколо дель Аббате. Это то, что называется «высокое искусство».
В то же время, как декоратор, я всегда за салонное искусство, потому что я большой поклонник любого рода «обоев» — всего, что украшает стену. Скажем, я не уверен, что хотел бы у себя в спальне повесить картину Россо Фьорентино, хотя искренне восхищаюсь этим буйством красок, восстанием против застывших канонов.
Приобретая искусство, вы полагаетесь только на собственные знания и вкус или прибегаете к помощи экспертов?
В своей жизни я видел сотни тех, кто претендовал на высокое звание эксперта, но настоящих экспертов из них было два-три человека. Таких, которые видели предметы искусства насквозь. Это было нечто невероятное — как будто человека осенило ангельское крыло!
Что касается меня, то мне удалось найти и приобрести ряд произведений школы Фонтенбло, и даже сделать яркие открытия в этой области. Один из последних примеров. Я купил картину: длиннющая доска, классическое построение композиции, изображение процессии (мы между собой ее вульгарно называем «очередь за пивом»), сюжет — «Воскрешение сына наинской вдовы», ничего необычного, на первый взгляд. Неизвестный художник, датируется XVI веком; купил на маленьком аукционе в Амстердаме, кажется. А я смотрю на эту работу — и у меня буквально взрыв в голове: да это же Антуан Карон, маньерист, один из величайших художников французского Ренессанса, представитель школы Фонтенбло! Совсем недавно я получил результаты последней экспертизы (всего их было шесть). На этот раз исследования проводили уже в Лувре, и теперь это официально новый атрибутированный Антуан Карон. И это момент моего триумфа как искателя сокровищ: работу видели сотни людей, но они просмотрели — а я увидел!
Так вот, про экспертизу. К ней надо готовиться — собирать несметное количество материалов, данные рентгенограммы и макросъемки, весомые аргументы в пользу своей версии. И все равно бывает так, что нет и не может быть окончательного решения, точного ответа на твой вопрос: что это? У меня есть мраморная скульптура Флоры, и пять экспертных заключений на нее. Три именитых эксперта считают, что это Ренессанс, датируют примерно 1530 годом, а два ратуют за то, что это античная работа. Ну нет возможности на данном этапе определить по мрамору, Рим это или Ренессанс! Это связано еще и с тем, что огромное количество греческих и римских скульптур было «отредактировано» в эпоху Возрождения, и эти ренессансные правки вносят огромную путаницу.
Военные трофеи. Север Италии, середина XVII века. Орех, золочение. Фото: Архив Андрея Деллоса
Как бы вы определили ваши принципы коллекционирования?
Кредо моей жизни — мастерство и рукодельность. Для меня очень важен ювелирный элемент в искусстве. Скажем, я считаю величайшими скульпторами маньеризма Бенвенуто Челлини и его главного друга, а затем врага и соперника Леоне Леони, потому что в их работах ювелирная составляющая присутствует на каждом квадратном сантиметре. Многими искусствоведами это воспринимается через губу. Дескать, их скульптуры — ничто по сравнению с произведениями великого Микеланджело, особенно с его незаконченными работами, где ты сам додумываешь, как будто становишься соавтором скульптора. Мне это неинтересно — мне интересно любоваться тем, где уже ювелирно расставлены все точки над i.
И второе. В чем проблема любого коллекционирования, когда ты этим занимаешься серьезно? Ты постоянно вынужден поднимать уровень своего собрания, а это западня, потому что обратного пути нет. Какие-то вещи, которые я купил более 30 лет назад, продолжают меня радовать, но теперь я понимаю, что это не предметы экстра-класса. Наступает время, когда ценишь в искусстве только «первую руку».
А есть ли что-нибудь, что привлекает вас, как коллекционера, в русском искусстве?
Разумеется, кое-что нравится, я подбираю какие-то вещи для ресторанов. Я понимаю, что такую фразу произносить не принято, но глобально, когда ты соприкасаешься с историей европейского искусства, рано или поздно приходится констатировать, что почти все русское искусство — за очень-очень редким исключением — вторично. Поэтому часто повторяется одна и та же ситуация, даже смешно: если мне что-то нравится, это всегда оказывается почти недоступной, небывалой редкостью. Вот в области декоративно-прикладного искусства одно из ярчайших отечественных явлений — тульская художественная сталь. Вот она, «первая рука»! Достойных аналогов в мире не имеет. У меня в коллекции есть совершенно удивительная вещь — камин из стали, украшенный колоннами, полуколоннами и пилястрами, детально проработанный, очень изящный. Как удалось создать такой шедевр тульским оружейникам в XVIII веке — одному Богу известно. И подобных предметов — единицы, так как этот период длился совсем недолго, по сути, с конца XVIII до начала XIX века. Потому найти по-настоящему выдающиеся вещи очень сложно. Скорее всего, если вы зададитесь целью собирать тульскую художественную сталь, то можете рассчитывать лишь на пресловутые стальные копилки и табакерки.
Одной из главных тем в оформлении нашего нового «Кафе Пушкинъ» в ГУМе станет тема русского художественного литья. Также мы увлеченно планируем создание в партнерстве с екатеринбургским камнерезным домом Алексея Антонова серии изделий из уральской яшмы. Например, нами уже сделаны дивной красоты камины из одной из редчайших уральских яшм, калкана. Эта идея в какой-то степени родилась из моей небольшой, но красивой коллекции творений уральских камнерезов XIX века, и тут такая же история с дефицитностью подобных предметов.
Люстры (модель конца XVIII века), украшенные подвесками из горного хрусталя (Atelier Maison Dellos). Фото: Архив Андрея Деллоса
В какой момент вы определяете, что из новых приобретений пополнит вашу личную коллекцию, что вы повесите дома, а что используете в оформлении интерьера нового ресторана?
Все, что я нахожу, получает применение. Собирательство для меня — не процесс ради процесса, и это позволяет не утонуть с головой в антиквариате, в бесконечных поисках предметов. Безусловно, есть вещи чисто фантазийные. Например, отдельные куски мебели или фрагменты буазери (декоративное украшение резными деревянными панелями. — TANR) могут быть использованы в работе наших мастерских. Atelier Maison Dellos — это больше чем реставрационный центр, это сосредоточие специалистов, которые могут делать уникальные по нынешним временам ремесленные вещи. И в своей работе они используют найденные мною объекты, предметы мебели и их фрагменты, даже архитектурные элементы, в качестве образцов. Вот это для меня главное, особенно в современном мире, где всё вокруг пародия — на искусство, на архитектуру. Вдруг появляется возможность не просто воспроизвести все тонкости резьбы XVIII века, но сделать совершенно уникальный новый арт-объект. Например, я составил целую стену — предельно структурированную, с ордерной системой — из различных резных деревянных элементов XVI–XVII веков. И получил интерьер такой красоты, что сам обалдел от того, что подобную невероятную мозаику можно сложить из, по сути, запчастей.
Давайте уточним: я не чахну, как царь Кащей, над златом. Наоборот, абсолютно все используется. Без этой коллекции не было бы ресторана «Турандот», не было бы «Кафе Пушкинъ», не было бы антикварной галереи моей жены — «Турандот антик», не было бы мастерских. Конечно, сейчас у нас пауза в области шикарных интерьеров, но мастерские продолжают работать по частным заказам, и мы скоро откроем абсолютно ювелирное по декору «Кафе Пушкинъ» возле фонтана в ГУМе.