Казахстан: отношения с Россией распадаются, национализм растёт, русские уезжают, приходит Китай
В советской прессе было принято называть то, что сейчас понимается под Средней Азией, «Средняя Азия и Казахстан», с целью показать, что с точки зрения Москвы Казахстан к России ближе. Казахстан отличался от других советских среднеазиатских республик тем, что его население включало намного больший процент этнических русских – особенно много их было до середины 1980-х – а лидеры республики были гораздо более русифицированными. В пост-советскую эпоху российские аналитики отказались от этой формулировки, утверждая, что эта бывшая советская республика , с которой у Москвы было меньше всего нерешённых проблем, даже по сравнению с такими давними союзниками,, как Армения и Беларусь.
Однако сейчас ситуация меняется, и меняется стремительно. В Москве есть даже те, кто задумывается о том, не станет Казахстан «следующей Украиной». Этот сдвиг отражает рост национализма среди казахов, которые сегодня составляют подавляющее большинство населения республики. Этнические русские уезжают, что лишает Москву рычага влияния, на который она всегда рассчитывала, что сопровождается растущей ролью Китая – поворот, означающий, что Россия не может больше полагаться на то, что она единственная внешняя сила, о которой думают власти Казахстана.
Эта перемена происходит в то время, когда россиян по наущению Кремля всё больше тревожит то, как относятся к русским и к русскому языку за рубежом; их беспокоит также и возможность того, что беженцы из Афганистана могут хлынуть в РФ и дестабилизировать страну.
В последние недели всё больше депутатов Госдумы и связанных с Кремлём комментаторов начали подхватывать идею о том, что Казахстан находится на пути к тому, чтобы превратиться во «вторую Украину» — под этим подразумевается страна, раздираемая этническим национализмом, враждебная по отношению к Москве и скорее барьер, а не мост, для расширения российского влияния в Средней Азии и за её пределами, в Южной Азии. Эти голоса требуют, чтобы Москва отреагировала решительно и быстро, прежде чем ситуация в, Казахстане, её крупнейшем южном соседе, выйдет из-под контроля. Один из таких аналитиков — Евгений Валяев из московского Фонда «Народная дипломатия». Он отмечает, что «на протяжении многих лет казалось, что между Россией и Казахстаном никаких разногласий», — что делало эту страну исключением на бывшем советском пространстве. По его словам, это заставляло многих в Москве игнорировать то, как казахи избавлялись от использования русского языка и начинали продвигать антироссийскую версию истории. Однако вслед за последними событиями, такими как появление «языковых патрулей», требовавших, чтобы все в Казахстане говорили по-казахски, российские наблюдатели отреагировали с крайней тревогой (см. «Свободная пресса», 1 сентября:
«Казахский национализм давно стал таким же мейнстримом, каким стал украинский или белорусский национализм, которые объединяет активная борьба с имперским прошлым, при которой Россия и русские становятся главными целями для атак», — добавил Валяев. Кроме того, не стоит забывать, что в северном Казахстане живёт большое количество этнических русских, и они едва ли останутся равнодушными к перемене отношения к ним в Казахстане. Они боятся, что их превращают в «граждан второго сорта», особенно когда опросы показывают, что среди казахской молодёжи растёт число тех, кто считает, что русские должны убраться из Казахстана «навсегда».
Бегство русских из северного Казахстана ускоряется. Если эта тенденция будет развиваться с той же скоростью, этнические русские скоро будут составлять чуть более 10% населения страны. Казахстанские власти утверждают, что главная причина того, что русские уезжают – экономическая, а не ухудшение межэтнических отношений между русскими и казахами. Но радикальные казахские националисты с их «языковыми патрулями» получают всё большую поддержку. Вспышка межэтнического насилия в прошлом году, которая, по общему признанию, произошла не между казахами и русскими, а между казахами и дунганами, тюркоязычным мусульманским меньшинством, заставляет предполагать, что опасность конфликта велика. Москва особенно нервничает из-за того, что некоторые из особенно радикально настроенных казахских националистов, высланных Нур-Султаном, продолжают действовать из Грузии и Украины.
Хотя высшее руководство продолжает по-прежнему поддерживать хорошие отношения с Казахстаном, всё больше российских комментаторов опасаются, что если Москва срочно не отреагирует, то может оказаться слишком поздно. Например, Павел Затулин из Евразийского центра Льва Гумилёва утверждает, что за последние 30 лет Москва «ничего не сделала, чтобы защитить русских в Центральной Азии и Казахстане, и теперь может пожать бурю из-за этого провала».
Ещё два события заставляют Москву пересмотреть свою политику по отношению к Казахстану. Прежде всего, Китай, уязвлённый напряжённостью с Казахстаном, случившейся из-за воды, китайских инвестиций и репрессий в Синьцзяне, сейчас предпринял шаг, получивший огромную поддержку со стороны националистически настроенных казахов. Он начал выпускать в Казахстане Женьминь Жибао на казахском, а не на русском языке, что казахские националисты восприняли как сигнал, что Пекин сейчас считает Казахстан не русскоязычной страной, а страной, говорящей на казахском языке. Этот жест даёт Китаю реальное преимущество перед Россией, которая продолжает настойчиво продвигать русский язык на всём постсоветском пространстве.
Кроме того, опасения у Москвы вызывает и недавняя победа талибов в Афганистане, которая может привести к наплыву беженцев оттуда. В Москве опасаются, что среди этих беженцев могут оказаться радикалы, которые могут установить связи с исламистами в самой РФ. Поэтому Москва активизировала переговоры с Казахстаном об ужесточении пограничного контроля. Однако ухудшение отношений между двумя странами, вероятно, намного усложнит достижение любого соглашения, как бы ни пыталось руководство обеих стран сделать вид, что всё хорошо. По этим причинам Казахстан, который долгое время рассматривался Москвой как островок стабильности, в ближайшие месяцы сожжет доказать, что он представляет собой что угодно, только не это.