Между «жить» и «служить»
Сергей Кубрин. Виноватых бьют: рассказы. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022. – 288 с. – 2500 экз.
Традиционные ценности
Вадим Левенталь
Тут в Госдуму внесли законопроект, который в народе прозвали «о запрете гей-пропаганды для взрослых». Народ, как всегда, формулирует предельно точно. Действительно, речь идёт о расширении действия знаменитого закона десятилетней давности, на котором сделал себе имя ничем более так и не прославившийся питерский депутат Милонов. Примут ли? Да уж наверное.
Будет ли работать? Да уж едва ли. Как и первый. Единственное, насколько я помню, дело, которое было заведено по «милоновской» статье, – это дело питерского же активиста, который специально из кожи вон лез, чтобы осудиться и пойти в ЕСПЧ.
Впрочем, помню ещё один эпизод – в «АСТ» уничтожили уже отпечатанный тираж сборника эротических рассказов из-за одного текста на опасную тему; сборник был 18+, детям не предназначался, но, как известно, дай дураку стеклянный болт, он и болт разобьёт, и руки порежет. Дураков в России с гоголевских времён от Питера до Москвы не переставишь; видится высшая справедливость в том, что сообразное их представительство имеется и в Госдуме.
Работать новый закон, когда его примут, не будет просто потому, что сформулирован не как законодательный акт, а как чисто идеологический лозунг. СМИ предлагают штрафовать за «отрицание семейных ценностей» и за «пропаганду нетрадиционных отношений». Что такое нетрадиционные отношения и их пропаганда, что такое семейные ценности и их отрицание – разумеется, никак не поясняется.
Предвижу возражения: мол, и так всем всё понятно. Отвечаю: закон в принципе никогда не бывает про то, что и так всем понятно. Скажем, всем понятно, что спать на потолке нельзя, ну так и закона, запрещающего спать на потолке, никто не принимает.
Вот расхожий в литературе и кино сюжет менаж-а-труа – это традиционные отношения? Нет? А если мы о них читаем в книге, это уже пропаганда? Про леди Гамильтон можно рассказывать или нельзя? Показывать «Кабаре»? А что больше отрицает любые семейные ценности, чем образ проститутки? Ой, да ведь половина всей мировой литературы про проституток… Или изображение проститутки в искусстве – это ещё не отрицание семейных ценностей? А тогда изображение гомосексуалиста ещё не пропаганда? Или уже пропаганда? «Сатирикон» Петрония Арбитра будем запрещать? Или в спецхран, только для филологов?
В общем, депутаты всего этого не знают. Не знают они, разумеется, и что такое традиционные ценности. (Знали бы – сформулировали бы.) Что, впрочем, не означает, что их не бывает. Бывают. Только формулируют их не там, где Охотный Ряд заставлен машинами, на каждую из которых можно, пожалуй, купить деревеньку-другую, а, как водится, в художественной литературе, о которой депутаты едва ли и вспоминают.
Всё это была присказка, а вот к чему она вела. С Сергеем Кубриным я не знаком лично. Дебютная книга капитана МВД и молодого писателя вышла в «Редакции Шубиной». Случайных лиц там нет. Автор – и лауреат «Лицея», и участник всевозможных литературных мастерских, и всеобщий знакомый. На обложке – отзывы от Прилепина и Рубанова. Все говорят, очень хороший человек. Ну я верю, наверняка так оно и есть.
Скажу сразу, книга мне не понравилась. Я не люблю историй про ментов, историй про армию, не люблю ложной многозначительности типа «горы догадывались о чём-то, но всё равно молчали». Мне сразу вспоминается набоковская пародия на Фолкнера, и меня пробивает на хи-хи. А истории про ментов и про армию лучше всего рассказывать в весёлом застолье, среди своих. Однако же что книга не понравилась не значит, что о ней нечего и рассуждать. Почему бы и не порассуждать.
Итак, что же представляет собой книга «Виноватых бьют»? Это небольшой сборник из двух циклов рассказов и довеска в виде записей из записной книжки. Первый цикл, «Мирный житель», посвящён будням работника правоохранительных органов – мусора, по самоопределению; второй, «Домой ужасно хочется», – ретроспективному рассказу об армейских буднях. Оба цикла внутри себя объединены общим героем, общими персонажами и перекликающимися сюжетами.
Вот первый рассказ первого цикла – «Чапа». Майор Жарков возвращается домой к жене, опять на рогах. Опасается выволочки от жены, которая всё обещает больше домой не пускать, но жена, похоже, уже махнула на него рукой и равнодушно пускает переночевать. Утром, поцеловав спящую жену и прошептав, как сильно её любит, Жарков уходит на работу в отдел. В отделе он допрашивает Чапу, уголовника-рецидивиста, подозреваемого в убийстве маленькой девочки. Тот кивками и подмигиваниями подтверждает свою вину, но на словах отпирается. Неопровержимых улик против него нет. Жарков открывает окно, снимает наручники с Чапы, предлагает ему ударить себя. Тот бьёт Жаркова и выпрыгивает в окно, после чего Жарков стреляет в преступника на поражение.
Не берусь судить, насколько это всё реалистично – бог его знает, чего только на свете не бывает, – нас тут интересует не то, что текст говорит об объективной реальности, а то, что он говорит о внутреннем мире рассказчика.
Другие рассказы цикла наполняют приоткрытый нам мир подробностями, персонажами и сюжетами. Жарков постоянно бухает, разводится с женой, врёт маленькой дочери, будто не может забрать её на выходные. Ходит к проституткам и даже остаётся у них ночевать, но под утро всё равно сбегает. Покупает наркотики у авторитетного дилера. Иногда ему является призрак убитого Чапы, иногда он ловит и вовсе инфернальные галлюцинации. Жарков всё пытается вернуться к жене, но получается плохо, хуже, чем бухать и принимать наркотики.
Текст, как новогодняя ёлка, увешан ментовскими и уголовными присказками и прибауточками, местами состоит вообще только из них – можно подумать, будто автор много лет записывал их в блокнот и теперь, сочиняя цикл, поклялся все пустить в ход, ни одной не оставить на развод.
Пересказывать второй, армейский, цикл смысла нет, армейские байки все одинаковы и предсказуемы. В финальном рассказе героев отправляют на стройку, пьяный командир снимает проститутку, герои поздней ночью должны проводить её до трассы.
Они робко интересуются, даст ли она им, она говорит, что не даст, а на вопрос, чем пьяный командир лучше их, загадочно отвечает, что им не понять.
В целом от рассказов Кубрина остаётся ощущение «настоящей мужской прозы». Главный герой пускает скупую мужскую слезу, суровый рассказчик то и дело даёт понять, что он что-то такое главное про жизнь понял, что и высказать-то нельзя, немногословные собутыльники как бы нехотя делятся своей ошеломляющей мудростью: «виноватых бьют».
Ну, по крайней мере книге не откажешь в цельности высказывания. Действительно, название как нельзя лучше сообщает ключевую мысль сборника: настоящий мужчина всегда сам во всём виноват, но признаваться в этом ни в коем случае нельзя.
Что же ещё характеризует настоящего мужчину, традиционного, как чёрный хлеб с салом и чесноком на закуску? Похоже, его ключевое свойство – он органически не способен любить женщину, то есть он любит её только абстрактно, издалека, но с мужчинами, хоть ментами, хоть уголовниками, ему куда привычнее и комфортнее. Он как бы любит жену, но, возвращаясь домой, скучает и мается. Любит дочку, но его пугает одна мысль о том, чтобы провести с ней выходные. Любит проститутку и в какой-то момент даже фантазирует о совместном быте с ней, но, чуть протрезвев, сбегает от неё на работу. Жизнь его беспросветна и самому отвратительна. Лучшее, что в ней случилось, – это когда однажды, когда-то давно, в армии, удалось вдруг сбежать от начальства и почилить. Впрочем, выйдя из казармы, он не знал, куда себя пристроить, и ему отчаянно захотелось поскорее вернуться в строй. Он чувствует себя кругом виноватым, но развивать эту мысль даже наедине сам с собой он не решается, ведь в армии его научили, что виноватых бьют. Куда лучше у него получается сдержанно упиваться своей мужественностью и суровостью. Ему привычно и комфортно среди таких же мужественных и суровых ментов и уголовников. С женщиной ему тоскливо и противно.
И если этот герой, как уверяют, вполне типический, традиционный, то книга Кубрина, хороша она или плоха, вполне откровенно описывает мир тех самых традиционных ценностей, суть которых никак не могут сформулировать для себя наши горе-депутаты.
Естественный отбор добра и зла
Александр Москвин
Казалось бы, о полицейских написаны тысячи книг, но лишь в немногих по-настоящему раскрывается внутренний мир стражей порядка. Чаще всего о сотрудниках правоохранительных органов пишут авторы детективных романов, а в этом жанре не до постижения загадочной полицейской души: тут главное – расследовать преступление позаковыристей, и человеку в погонах отводится лишь роль инструмента для установления истины. Без запутанного злодеяния никакой блюститель закона и не нужен, будь он сколь угодно яркой и интересной личностью, чего уж говорить о простом опере, ловящем воров и разгоняющем притоны. А вот молодой писатель Сергей Кубрин тяготеет именно к таким персонажам. Цикл рассказов «Мирный житель», открывающий его книгу «Виноватых бьют», сосредоточен вокруг служебных будней и экзистенциальных кризисов обычного оперативника Жаркова.
Кубрин – серебряный призёр и пятикратный шорт-листёр литературной премии «Лицей» – сам служит в правоохранительных органах, а потому в его прозе воплощается очень важный для реализма принцип писать о том, что хорошо знаешь. В рассказах Кубрина нет детективной интриги – есть только жизнь обычного полицейского, разрывающегося между «жить» и «служить» в непростой период, когда и с тем, и с другим намечаются трудности. Впрочем, Жарков – не самый типичный сотрудник органов. Окружающие отмечают, что он какой-то другой, непохожий на остальных: любовница Аллочка называет его «порядочным», а уголовник Тайх – «нормальным ментом». Однако никакого идеализированного образа здесь не возникает: Жарков заблуждается, неоправданно рискует, совершает роковые ошибки. Он стремится действовать по закону и по справедливости, но две эти категории не всегда уживаются друг с другом, порождая трудноразрешимые ситуации. Ход событий буквально наполняется каким-то мефистофельским пафосом, только тут вполне земная сила желает добра, но оно, а точнее, попытки его сотворить «полны сомнений». В результате получается «вот такое добро; от зла не отличишь».
Проза Кубрина очень резкая, грубоватая, лаконичная. В плане стиля он напоминает раннего Захара Прилепина, хотя и не столь идеологически заряжен. Писатель говорит напрямую и избегает лишних украшательств. Со средствами художественной выразительности он обращается, как с оружием, – использует только при крайней необходимости, но уж если пускает в ход, то попадает точно в цель. При этом Кубрин тяготеет к нетривиальным сочетаниям слов: то ноги девушки герою покажутся «злыми», то могилы на кладбище – «уютными». Иногда метафоры перерастают обычную игру смысловых оттенков и, несмотря на общий реалистический тон, отражают особые взаимоотношения персонажа с окружающим миром: моргание фарами дальнего света становится местью луне, а звёздочки на погонах блекнут под тяжестью служебного долга.
«Мирный житель» представляет собой полноценную повесть, составленную из отдельных рассказов, но размещены они с нарушением хронологического порядка: сначала роковой поступок, а потом ведущие к нему события; сначала попытки вернуться к жене, а потом уже измена и знакомство с любовницей. Из-за этого текст превращается в своеобразный экзистенциальный детектив, суть которого – пролить свет не на тёмную историю, а на тёмные ночи души главного героя. Изменяя последовательность событий и запутывая причинно-следственные связи, писатель подчёркивает состояние потерянности, сбитости ориентиров. Кубрин изображает действительность в довольно мрачных тонах, но при этом далёк от ухода в полную чернуху – просто мир его героя освещён лишь тусклой лампочкой дежурной части.
Помимо «Мирного жителя» – явно центральной и наиболее сильной части – в книгу также вошли ещё два небольших цикла. «Домой ужасно хочется» – десять историй со сквозными персонажами – повествует о тяготах армейской срочной службы. Кубрин подмечает всё, с чем сталкивается призывник: тоска по дому, волнение перед присягой, ожидание дембеля, неуставные отношения, абсурдные приказы высокого начальства. Одни рассказы больше напоминают художественно переработанные армейские байки, а другие, вроде давшего название всему сборнику «Виноватых бьют», представляют собой крепкую остросоциальную прозу.
Завершающий книгу цикл «Вещественные доказательства» состоит из нескольких десятков миниатюр, заметок, зарисовок… Тут в центре событий оказывается сам автор, сочетающий службу в органах со служением музам, а совмещать это довольно затруднительно – начальство, конечно, подкинет писателю лишнюю пачку бумаги, но может лишить премии (зачем она лауреату «Лицея»?). Нетривиальные размышления, любопытные наблюдения, смешные происшествия, трагикомические казусы, забавные диалоги органично дополняют книгу молодого автора, помогая читателю лучше узнать личность, стоящую за текстом. Проза Сергея Кубрина может показаться излишне суровой и брутальной, но в «Вещественных доказательствах» писатель предстаёт гораздо более многогранным. И литература напоминает ему своенравную девушку («Ты должен отвечать за слова, быть мужественным и верным… Иначе не получишь ничего»), и в естественный отбор среди людей он не верит («Я привык, что слабый становится сильным, а сильный помогает слабому»).