Режиссер Тереза Дурова: Без галош действительно элегантнее
«Театр Терезы Дуровой» 15 марта представил на малой сцене премьеру музыкально-поэтического спектакля «Без галош элегантнее» режиссера Терезы Дуровой. В честь 130-летнего юбилея Владимира Маяковского режиссер дала интервью «Вечерней Москве». Второй спектакль состоится 23 марта.
«Театр Терезы Дуровой» 15 марта представил на малой сцене премьеру музыкально-поэтического спектакля «Без галош элегантнее» режиссера Терезы Дуровой. В честь 130-летнего юбилея Владимира Маяковского режиссер дала интервью «Вечерней Москве». Второй спектакль состоится 23 марта.
— 15 марта выходит ваш музыкально-поэтический спектакль «Без галош элегантнее». В пресс-релизе сказано, что это «путешествие по миру моды и чувственной поэзии Владимира Маяковского». Почему акцент в постановке сделан на моде?
— Маяковского невозможно воспринимать вне контекста его времени, а мода, стиль — это яркая характеристика периода, величайший знак эпохи. Изменение мировоззрений самого поэта можно наблюдать по тому, как он одевался. Он же не просто так покупал желтую ткань, просил свою маму сшить из нее блузку. Это было для него очень важно. Я считаю, что одежда, ее вид, ее качество и отношение к создаваемому образу твое собственное и окружающих — все это меняет человека не только снаружи, но и внутри. Тому есть подтверждение в воспоминаниях друзей и знакомых Маяковского: они знали его, когда он формировался, это был период безденежья, и наблюдали, как он менялся, когда начали появляться новые возможности.
— Спектакль называется «Без галош элегантнее». Название-то какое интересное!
— Без галош действительно элегантнее. Это строчка из серии стихотворных текстов Маяковского к рекламным плакатам «Резинотреста». Целиком она звучит так: «Без галош элегантнее» – это ложь! Вся элегантность от наших галош». Эти плакаты Маяковский создавал с Александром Родченко, и у них прекрасно получалось. А фрагмент двустишия, который мы вынесли в название, имеет отсылку к моде. В первом дефиле наших актеров мы показываем «четырех Маяковских» в разных образах: в пальто, в куртке, в черном пальто и просто в пиджаке. Мы очень тщательно подбираем одежду, по большей части она подлинная — вещи того времени, что-то шьем специально для спектакля.
—Чем помогает в работе над постановкой музей Маяковского?
— Музей консультирует нас по всем вопросам, а они самые разнообразные, вплоть до того, какую марку папирос курил Маяковский. У меня была возможность подержать в руках его записные книжки. И это очень впечатляет — тактильно чувствуешь поэта и его время.
— Какой эффектный момент спектакля вы бы выделили?
— Вы знаете, что самые элегантные бабочки — те, что завязываются, а не на резинке? И узел этот очень сложный — сейчас мало кто умеет его делать. А у нас есть целая сцена, где мужчины завязывают бабочки, не глядя в зеркало. Высший пилотаж.
— Кого мы увидим на сцене рядом с Маяковским?
— Вы увидите музыкантов — в спектакле будет много живой музыки. Стихи Маяковского не всегда просто понять, но когда они звучат под аккомпанемент, то становятся ярче и смыслы воспринимаются лучше. Мы увидим и услышим Давида Бурлюка, мы почитаем Николая Бурлюка, Бенедикта Лившица, Алексея Крученых и, конечно же, Велимира Хлебникова. Это та команда, которая должна быть представлена, иначе непонятно, как возник феномен Маяковского. Он бы, конечно, начал писать стихи, но если бы не Давид Бурлюк, вступил бы на свой поэтический путь гораздо позже.
— Не будет ли какого-то противостояния с другими поэтами?
— Нет, противостояния как такового у Маяковского и не было. Поэты ездили по городам и весям и зарабатывали деньги. Для того, чтобы чего-то добиться, нужен был скандал. Были только газеты и желтые листки, никакого телевидения и тем более интернета, и нужно было где-то сильно нашуметь, чтобы быть услышанным в другом месте. Все ради денег. Маяковский приходил восторг от того, что его принимала публика, но часто его и освистывали. Это все шло в копилку имиджа.
— Почему в спектакле только мужские роли и образы?
— Потому что меня совершенно не волнует личная жизнь Маяковского, меня интересуют его стихи. Даже в тех, что посвящены Лиле Брик, мне важен сам поэт, а не Лиля: как складывается слог, каким мастерством и каким гениальным принципом стихосложения владел автор, ничему не учась и не читая книг. У него природный дар. И еще я очень трепетно отношусь к мужчинам, которые отвечают за свои слова, у которых есть чувство ответственности и долга перед семьей, детьми, любимыми и так далее. Мне бы хотелось, чтобы мужчины были мужчинами. И когда я вижу наших актеров в костюмах того времени, то понимаю, что они начинают говорить, двигаться, вести себя совсем по-другому, в этом столько стиля и достоинства! Мне хочется, чтобы девушки, которые придут к нам на спектакль, сказали: «Черт возьми, как же нравится вот этот Маяковский», — а юноши подумали: «Надо бы пересмотреть свой гардероб…»
— Владимир Маяковский — это такой образ революции и свободы во всем, в том числе и в одежде. И для творчества, и для самовыражения нужна эта свобода. Есть ли сейчас в наше время то, что можно назвать свободой?
— Я думаю, что свобода выражения чрезмерна в наше время. Более того, я тридцать лет руковожу театром, и никто никогда мне не указывал, что я должна ставить, никто, кроме зрителей, не оценивал мои постановки. Я не знаю, что такое художественный совет или комиссия Министерства культуры. Иногда у меня волосы дыбом встают от того, что я вижу и слышу в медиа-пространстве — то, что выражено через хамство или бунт, к свободе не имеет никакого отношения. Свобода в первую очередь обусловлена культурой и этикой, а также полнотой информации, за которую ты готов отвечать.
— В вашей семье любят читать?
— В писательской семье моего мужа процветал культ книг и чтения, дома была огромная библиотека. Я застала еще то время, когда в «Лужниках» проводились поэтические концерты: даже на поле стояли стулья, а с маленькой сцены наши поэты читали свои стихи. Мы часами сидели и слушали их.
— Является ли Маяковский одним из ваших любимых поэтов?
— Да, безусловно. Я очень люблю мужскую поэзию. Я согласна с ним «на все сто». И я очень хорошо его понимаю. Мне не сложно его читать. Мне кажется, что мы с ним одинаково чувствуем, что такое море, а что такое небо. Для меня понятно его состояние, когда он пишет «город опрокинулся в глазах лошади». Я знаю, как это бывает: вы наклоняетесь над лежащей лошадью и видите себя и небо в огромных, наполненных слезами глазах. Я знаю, как катится слеза у бессловесного животного, и пропадает в шерсти.
— Какие книги, кроме Маяковского, в данный момент стоят на вашей полке?
— На полке режиссера должно стоять абсолютно все. У меня большая подборка книг, которыми я пользовалась при создании спектаклей.
— Если бы у вас была возможность встретиться с Маяковским, то что бы вы ему сказали?
— Не думаю, что я была бы счастлива от близкого знакомства с этим человеком, потому что разделяю для себя человека как личность и плоды его интеллектуальной деятельности. Но в публичном пространстве я бы, конечно, хотела послушать выступления Маяковского. Желала бы я быть в кругу его близких друзей? Думаю, что нет.