Встреча Владимира Путина и Ахмеда аш-Шараа в Москве, 15 октября 2025 года Внешняя политика любой страны напрямую зависит от ее внутреннего состояния. В случае Сирии это проявляется особенно наглядно. После долгих лет конфликта и жизни под санкциями ее положение сегодня таково: Сирия зависит от поставок продовольствия из-за рубежа, ее инфраструктура разрушена, госуправление слабо, а уровень безработицы высок. Своих средств для восстановления у Сирии мало, поэтому Дамаск нуждается в зарубежных источниках финансов, технологий и безопасности. В такой ситуации внешняя политика становится не только и не столько инструментом международного позиционирования, сколько средством, помогающим обеспечить выживание. Фактически сирийское руководство пытается решать структурные проблемы страны через вовлечение в этот процесс Турции, Катара, стран Залива, России, а также США и международных организаций. Если эпоха Башара Асада была временем военно-зависимых альянсов и внешней изоляции, то пришедший к власти в 2024 году Ахмед аш-Шараа старается выстроить гибкую систему партнерств, в которой ни один актор не имеет монопольного влияния, но каждый может быть источником ресурсов. В этих условиях отношения Москвы и Дамаска приобретают новое качество. Россия сохраняет стратегическое присутствие и политическую роль, но перестала быть главным гарантом стабильности. Дамаск диверсифицирует свои связи, используя интересы Анкары, Дохи и стран Залива для решения задач экономического восстановления страны и политической легитимации ее нового правителя. Смена власти в Сирийской Арабской Республике в 2024 году – одно из наиболее значимых политических событий на Ближнем Востоке последнего десятилетия. Для России это стало одновременно и вызовом, и возможностью. Более 10 лет Москва рассматривала Сирию как ключевой элемент своей ближневосточной стратегии: военные базы в этой стране имели не только практическое, но и символическое значение, наглядно демонстрировали, что Россия – глобальная держава. Однако смена политического режима и общественных настроений потребовала переосмыслить формат российского участия в сирийских делах. Российский ударный вертолет Ми-24 на аэродроме Хмеймим, 6 октября 2015 года Баланс вместо зависимости Главное отличие от прежней модели отношений: Дамаск больше не считает Москву своим главным покровителем. Эту мысль четко выразил министр иностранных дел Сирии Асаад аш-Шибани во время визита в Москву 1 августа: «Мы ценим помощь России, но видим отношения наших стран как партнерские, а не патронажные». В свою очередь, Россия, сохранив свои базы в Сирии, готова способствовать поддержанию региональной стабильности, но избегает чрезмерных экономических обязательств и прямого вовлечения в сирийские реформы. Проще говоря, сегодня Россия для Сирии – лишь один из важных партнеров наряду с Турцией, Катаром, США, странами Залива и Евросоюза. В отличие от эпохи Башара Асада, когда международные контакты Дамаска строились на принципе военной зависимости, внешняя активность аш-Шараа носит экономико-политический характер: каждая встреча – это поиск конкретных выгод и гарантий. К весне 2025 года Сирия возобновила диалог с Иорданией, Египтом, странами Залива и частично с США, добившись возвращения к формату переговоров на высшем уровне. В сентябре на полях Генассамблеи ООН аш-Шараа встретился с генсеком этой организации Антониу Гутерришем и членами нескольких европейских правительств, впервые за десятилетие представив Сирию как «реформирующееся» государство, а не источник угроз. Цель этой дипломатической активности – реинтегрировать Сирию в международное сообщество. По сути, речь идет о формировании новой архитектуры сирийской внешней политики. Теперь в ее основе многоуровневое балансирование четырех опорных направлений: безопасность (Россия и Турция), экономика (Катар и страны Залива), легитимность (США и ЕС) и гуманитарно-институциональные связи (ООН и региональные организации). С помощью такой комбинации аш-Шараа стремится укрепить внутреннюю устойчивость и получить ресурсы для поддержания своего режима. Закрытая встреча Владимира Путина и Ахмеда аш-Шараа 15 октября в Кремле зафиксировала переход двусторонних отношений к новой фазе прагматического партнерства без иллюзий. Для России Сирия теперь не зона ответственности, а поле военно-политического присутствия: база в Хмеймиме и порт в Тартусе стали инструментом участия в региональных делах, а не символом патронажа. Для Дамаска это соглашение позволило сохранить российские гарантии безопасности, не утратив свободы маневра на других направлениях. Место главного покровителя Сирии заняла Турция. После февральской встречи аш-Шараа и Реджепа Эрдогана страны перешли к формированию совместных структур, которые займутся восстановлением северных территорий Сирии. Инициатива Northern Corridor предполагает создание индустриальных зон и логистических хабов, связывающих сирийские провинции с турецкой экономикой. По оценке The Syria Report и Anadolu Agency, доля Турции в сирийской внешней торговле превышает четверть совокупного оборота, а объем прямых инвестиций составил около $1,5 млрд. Анкара использует этот экономический канал как инструмент политического влияния, с помощью инфраструктуры и гуманитарных программ все крепче привязывая к себе соседнюю страну. Для Сирии укрепление связей с Турцией – это возможность встроиться в региональную систему обменов, где безопасность и экономика становятся взаимными гарантиями. Военнослужащие катарских ВВС разгружают гуманитарную помощь в аэропорту Дамаска, 7 сентября 2025 года Не менее активно развиваются отношения Дамаска и Дохи. Фонды Qatar Development Fund и QNB Capital участвуют в восстановлении объектов водоснабжения и энергетики, а также в проектировании новых агропромышленных комплексов Сирии. По оценкам UN ESCWA (Arab Region Investment Report, 2024) и региональных аналитических источников, общий объем катарских вложений в Сирию за 2023–2025 годы приближается к миллиарду долларов, что делает Доху крупнейшим арабским инвестором в этой стране. Для Катара сближение с Сирией – способ закрепить свое влияние в Леванте, Дамаск же рассчитывает, что катарцы будут давать деньги, не выдвигая при этом особые политические условия. Так возникла новая ось Анкара – Доха – Дамаск, в которой Сирия выступает связующим элементом между Персидским заливом и Восточным Средиземноморьем. Параллельно развивается американское направление сирийской дипломатии. В мае Ахмед аш-Шараа встретился с Дональдом Трампом в Эр-Рияде, а в ноябре состоялся его официальный визит в Вашингтон. Обсуждались частичное снятие санкций, гуманитарные программы и возвращение Сирии к участию в международной коалиции по борьбе с терроризмом. Соединённые Штаты делают ставку на управляемую стабильность в регионе, стремясь ослабить влияние Ирана и предотвратить чрезмерное усиление Турции. Для Сирии эти контакты означают постепенную политическую реабилитацию и нормализацию диалога с Западом. Активизация дипломатии Дамаска в 2025 году показала, что Сирия в отношениях с партнерами стремится выстроить систему сдержек и противовесов. В этой конфигурации соседям по региону, прежде всего Турции и Катару, отведены главные роли в формировании новой модели сирийской внешней политики. Если Россия и США – стратегические гаранты и внешнеполитические модераторы, то Анкара и Доха – реальные архитекторы экономического и инфраструктурного восстановления страны. Они обеспечивают то, чего не могут дать ни Москва, ни Вашингтон: быстрые инвестиции, логистическую поддержку и гибкие механизмы посредничества в арабском и исламском мире. Для России новый внешнеполитический курс Дамаска означает, что традиционные формы присутствия, прежде всего военно-логистические и сырьевые проекты, во многом теряют значение. Ряд соглашений, заключенных в 2016–2021 годах (в том числе контракты на управление портом Тартус и добычу фосфатов в районе Пальмиры), по состоянию на середину 2025 года остановлены и пересматриваются. Москва последовательно заявляет, что готова начать новую главу в истории двусторонних отношений. Однако сирийское общество воспринимает эти сигналы с недоверием, поскольку хорошо помнит, что еще недавно Россия поддерживала режим Башара Асада. По словам сирийских экспертов, «значительная часть общества относится к России гораздо хуже, чем нынешние власти». Если политическая элита старается быть прагматичной, то массовое сознание остается под влиянием эмоциональных и медийных нарративов десятилетия войны. В этой связи Москве пришлось скорректировать подход к Сирии. В отличие от Ливии, где Россия сделала ставку лично на генерала Халифу Хафтара, в Сирии после 2024 года она сознательно избегает персонифицированной поддержки кого-либо из представителей прежнего режима. В Москве понимают, что необходимо избавиться от реноме «покровителя Асада». Поэтому упор делается на формирование новых точек доверия через экономическую помощь, медийную работу, образование и гуманитарное сотрудничество. Инструменты «мягкой силы» у Москвы в Сирии есть. Исторически российское образование пользовалось в этой стране высоким престижем: более 35 тыс. сирийцев обучались в советских и российских вузах. Этот капитал стоит задействовать через программы академической мобильности, поддержку двусторонних молодежных проектов. Восстановление доверия возможно не через политические декларации, а через конкретные проявления участия в социальной и образовательной жизни страны. В совокупности эти процессы помогут сформировать новый тип российско-сирийских отношений – «ограниченное прагматическое партнерство». Для Москвы это означает сохранение минимально достаточного уровня влияния, для Сирии – возможность использовать российский ресурс как фактор внешнеполитического баланса, не впадая в зависимость от Москвы. В перспективе ближайшей пары лет наиболее вероятным видится сценарий перехода к институциональному партнерству, который зависит от двух факторов: способности России восстановить доверие через гуманитарные и образовательные каналы и готовности новой сирийской администрации признать Москву как равноправного участника восстановления и развития страны. В практическом плане укрепление российско-сирийских отношений требует трех стратегических шагов: 1. Обновления договорно-правовой базы, обеспечивающей прозрачность и взаимную легитимность присутствия России; 2. Расширения треков общественной дипломатии, направленных на молодежные, академические и культурные аудитории; 3. Включения России в региональные инициативы по восстановлению Сирии в кооперации со странами Залива и международными гуманитарными структурами. Успех современной российской политики будет зависеть не от масштаба присутствия, а от способности предложить Сирии конкретную пользу: технологическую, образовательную, социальную. Наступает эпоха, когда влияние определяется не числом баз, а способностью быть нужным. Николай Сухов, ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН им. Примакова
