Иранское влияние и российское оружие: рецепт стабильности на Ближнем Востоке?

Посетивший Москву 16 февраля министр обороны Ирана Хоссейн Дехган не только принес радостную весть российскому обывателю в виде возможных поставок техники в ИРИ на сумму в 8 миллиардов долларов (что изрядно пополнит переживающий не лучшие времена бюджет РФ), но и подтвердил заинтересованность Тегерана в построении системы безопасности на Ближнем Востоке. Последняя должна быть создана в тесном сотрудничестве с российской стороной.

По мнению господина министра, эти два аспекта неразрывно связаны между собой. «…повышение нашей обороноспособности приведет к стабильности в регионе», — озвучил Дехган позицию своей страны. Учитывая, что чуть ранее российскую столицу посетил советник Верховного Лидера Исламской Республики по международным вопросам Али Велаяти, привезший президенту РФ Владимиру Путину некое «секретное послание», можно предположить, что ИРИ и РФ действительно нацелены на активное политическое взаимодействие на пространстве всего Ближнего Востока, а не только оружейные контракты.

Направления этого взаимодействия частично были определены Дехганом в его публичных заявлениях. Так, в интервью «России 24» министр подчеркнул позитивную роль вмешательства России в Сирии. По мнению чиновника, это принципиально изменило расстановку сил в стране. При этом свою Родину он назвал не иначе, как «уникальной державой…, заинтересованной в развитии военных, технических и индустриальных связей с Москвой». По мнению Хоссейна Дехгана, в условиях, когда ряд внешних игроков, особенно Вашингтон, стремятся дестабилизировать ближневосточный регион, сотрудничество между РФ и ИРИ приобретает особое значение. Именно в этом контексте министр попытался представить заинтересованность Исламской Республики в закупках значительных партий нового вооружения.

Во-первых, речь шла о комплексах С-300ПМУ-2, поставка которых Ирану была заморожена Россией еще в 2010 году и разморожена в 2015-м. По некоторым сведениям, Дехган лично проконтролировал отправку первой партии зенитно-ракетных комплексов в астраханском порту. Несмотря на то, что данные системы поставляются Ирану в доработанном и усовершенствованном, по сравнению с первоначальными показателями, виде, Тегеран уже проявил заинтересованность в приобретении более новых комплексов С-400. Впрочем, в ходе визита министра обороны ИРИ, переговоры конкретно по С-400 не велись. На данный момент очевидно, что Иран заинтересован не просто в закупках отдельных российских систем, а в строительстве эшелонированной современной системы противовоздушной обороны, предполагающей наличие средств ПВО малой, средней и большой дальности. Во-вторых, стороны договорились о поставках в Иран многофункциональных истребителей СУ-30СМ поколения 4++. Данные самолеты могут выполнять функции истребителя, штурмовика и бомбардировщика, обладают сверхманевренностью и в вооруженные силы самой Российской Федерации стали поступать совсем недавно — лишь в 2012 году. Это — серьезное и относительно дешевое усиление иранского военно-авиационного парка, изрядно устаревшего по причине санкций и отсутствия в стране собственного мощного производства боевых самолетов. Причем, учитывая многофункциональность СУ-30СМ, — усиление сразу в нескольких аспектах. В-третьих, иранцы заинтересованы в обновлении своего танкового парка. Если ранее ими заявлялось о намерении приобрести российские Т-90, то впоследствии иранские военные довольно резко отказались от данной инициативы. С соответствующим заявлением в декабре 2015 года выступил командующий сухопутными войсками ИРИ бригадный генерал Ахмад Реза Поурдастан. Буквально в преддверии своего визита в Москву министр обороны Ирана Хоссейн Дехган подтвердил нежелание Тегерана закупать российские Т-90, объяснив это тем, что Исламская Республика готова к производству аналога российского танка, «Карар», тактико-технические характеристики которого — не хуже.

Эти заявления иранской стороны вполне понятны, учитывая стремление ИРИ к модернизации и развитию собственного военного производства. Иран уже достиг в этом направлении многого — в стране производятся практически все виды оружия — от стрелкового до подводных лодок. Вместе с тем, значительная часть иранских изделий копирует устаревшие российские, китайские и северокорейские аналоги. Недостаточны зачастую и объемы производимой техники. Поэтому, однозначно стремясь к обновлению вооружения, Тегеран намеревается не просто закупать его, как делал когда-то, например, последний шах Мохаммад Реза Пехлеви, а совершенствовать свою интеллектуальную и производственную базу. Именно возможности собственного производства Т-90, которые потом, возможно, будут использованы как база для создания уже 100%-но иранских «Караров», согласно неофициальной информации, требует Иран от России. Надо отметить, что РФ имеет опыт и такого сотрудничества с рядом стран — те же Т-90 собираются в Индии. Здесь есть опасность «китайского сценария» — получения российских технологий, которые потом будут просто перекопированы и, фактически, украдены, как это делается Пекином, однако данный исход возможен лишь при соответствующем техническом и технологичном уровне покупателя. На данный момент у Ирана он отсутствует. ИРИ производит свои танки — «Зульфикар», однако данная модель создана на базе давно устаревшего советского Т-72 и не подверглась принципиальному усовершенствованию. Между тем, даже собирающая уже десятки лет российские Т-90 Индия так и не научилась их производить самостоятельно, а также не создала конкурентноспособных аналогов, что дает основание российской стороне чувствовать себя спокойно. При этом производство Т-90 в Иране освободит российские производственные мощности и привлечет в РФ дополнительные персидские финансы, что, как уже было сказано выше, для Москвы весьма актуально.

Впрочем, несмотря на прозвучавшие уже суммы и направления сотрудничества Ирана и России в военной сфере, к перспективам этого взаимодействия следует подходить максимально трезво — в отношении Исламской Республики все еще действуют ограничения на поставку обычных вооружений, наложенные на страну Совбезом ООН. В число «запрещенных» для ИРИ видов входят танки, БМП, крупнокалиберная артиллерия, военные самолеты и вертолеты, а также ракеты и ракетные системы. Ограничения будут сохраняться до 2020 года, и их действие может быть прекращено ранее лишь с согласия Совбеза. Кроме того, надо понимать, что Иран, как и Россия, являясь экспортером нефти, также страдает от падения цен на нее. Несмотря на снятие санкций в отношении иранской экономики и размораживание активов страны в западных банках, достаточные средства могут появиться у ИРИ не скоро.

Однако очевидно, что механизмы как военного, так и политического сотрудничества двух стран запущены. Что касается чисто политических перспектив ирано-российского взаимодействия, то это, прежде всего, уже названное выше сирийское урегулирование. В настоящее время Иран, имея на территории арабской республики значительное число бойцов своей бригады «Аль-Кодс» из состава Корпуса стражей Исламской Революции, под руководством командира бригады, генерала Касема Сулеймани, не считая боевиков движения «Хезболла» превратился в настоящего «хозяина» Сирии. Вне сомнения, роль авиаударов российских ВКС также велика, однако в итоге именно иранские военные советники руководят сирийскими войсками, реально занимающими населенные пункты, а иногда делают это силами непосредственно иранского спецназа и движения «Хезболлы». Кроме того, не следует забывать, что именно Касем Сулеймани, в ходе своего московского визита в августе 2015 года, убедил российское военно-политическое руководство «превратить поражение в победу» и начать операцию в Сирии. В настоящее время стороны, несмотря на противоречивую информацию на сей счет, практически не имеют противоречий по поводу будущего страны, которое должно быть обеспечено тремя последовательно реализованными пунктами:

— достижение мира

— восстановление инфраструктуры

— проведение политических преобразований для стабилизации общества

Как Россия, так и Иран безусловно позитивно воспринимаются в той части сирийского общества, которое готово поддержать президента Башара Асада. Две державы уже работают по двум первым названным пунктам — совместно помогают сирийским войскам и вкладывают средства в развитие сирийской инфраструктуры. Если РФ реализует, правда достаточно робко, несколько проектов в прибрежной зоне — в провинции Латакия, то Иран помогает восстановлению разрушенных городов и их частей — от пригородов Дамаска — до опустевших кварталов Хомса.

Именно военно-политическое присутствие России и Ирана в Сирии на протяжении многих лет удерживало и удерживает до сих пор Турцию от прямого вторжения на территорию соседнего государства. Надо отметить, что Исламская Республика, в добавление к этому, имея влияние на шиитские меньшинства в странах Персидского залива, обладает мощными рычагами влияния на них. Так, Саудовская Аравия, заявляющая ныне о своем намерении и возможности проведения военных операций в Сирии, не способна к каким-либо крупномасштабным акция до тех пор, пока на южной границе королевства будут находиться йеменские повстанцы-хуситы. Последние, вопреки усилиям КСА, которая создала для борьбы с ними целую арабскую коалицию, включившую в себя даже совершенно неарабский Пакистан, не только удержались в Йемене, но и периодически атакуют территорию самой саудовской монархии. Примечательно, что результаты прямых столкновений этих плохо вооруженных и оснащенных «мятежников» с одной из самых «богатых» армий мира заканчиваются для последней обычно плачевно. Саудовцы не раз в панике оставляли базы на собственной территории.

Однако шиитское меньшинство есть и внутри самой Саудовской Аравии. После недавней казни видного духовного и политического авторитета местных шиитов, шейха Нимра, оно, не имевшее и ранее особых причин для лояльности династии Саудов, ждет лишь благоприятного момента для сокрушительного удара по королевству. По роковому стечению обстоятельств, саудовские шииты проживают в восточной провинции КСА — на территории, где сосредоточены его основные нефтяные запасы. Иран, не являясь «кукловодом» саудовского шиитского меньшинства, все же обладает в его среде значительным религиозным, политическим и идеологическим влиянием. Похожее положение практически во всех государствах Персидского залива — каждое из них суннитское, но имеет консолидированное шиитское меньшинство, пораженное по сравнению с суннитами, в правах. В Бахрейне шиитов даже большинство — около 70−80%. В случае начала в регионе «большой игры», Тегерану ничего не стоит взорвать Персидский залив. А контроль над Ормузским проливом дает стране возможность еще более радикально поменять региональные политические и экономические расклады.

Если прибавить к этому громадное политическое влияние ИРИ в Ираке, где у власти находится шиитское правительство, а ключевую роль в борьбе с «Исламским государством» играет не обученная американцами армия, а подготовленные инструкторами все того же «Аль-Кодса» шиитские милиционные формирования, контроль над движением «Хезболла» в Ливане и сильные позиции в афганском Герате, можно заключить, что это — по-настоящему ключевой партнер РФ в регионе Ближнего и Среднего Востока. Любые попытки закрепиться здесь возможны для Москвы лишь через тесное сотрудничество с Тегераном. Исламская Республика, в свою очередь, нуждается в подкреплении своего политического влияния военной силой и передовыми технологиями, которыми располагает Россия. В случае всестороннего, конструктивного и реального взаимодействия двух стран, они, с одной стороны, получат возможность держать под контролем региональные государства-провокаторы, такие, как Катар и Саудовскую Аравию, а с другой, препятствовать вмешательству нерегиональных игроков. Представляется, что визит Хоссейна Дехгана, встретившегося с президентом Владимиром Путиным, вице-премьером Дмитрием Рогозиным и министром обороны Сергеем Шойгу, а также посещение российской столицы Али Велаяти заложили основы этого взаимодействия. Далее — время результатов.

Антон Евстратов, политический обозреватель
специально для EADaily