Навечно в тридцатых
Южный Урал сыграл большую роль в становлении новой советской культуры и, в частности, - пролетарской литературы.
Требования к ней в своё время были чётко сформулированы в обращении рабочих завода имени М. И. Калинина: "Нам нужна литература понятная и доступная миллионам рабочих и крестьян, разносторонне освещающая все стороны их жизни и быта, литература, содействующая переделке человека…"
На Магнитострое первая литературная организация появилась в 1930 году. Её основателем стал 25-летний поэт Василий Макаров.
Несмотря на то, что созданное им литобъединение гремело на весь Урал, о самом Макарове известно мало. Возможно, причина "закрытости" кроется в его трагической судьбе.
Родился Василий Макаров в 1905 году на хуторе Гулины Печи Верхнеуральского района Оренбургской губернии и был старшим из шестерых детей. Когда ему исполнилось 13 лет, тяжело заболел отец, и все заботы о семье легли на плечи Василия. Чтобы прокормить себя и родных, он устроился на шахту чернорабочим. В 1925 году по направлению рудничного комитета профсоюза золотых приисков его отправляют учиться на рабфак в Свердловск. В том же году в областной молодёжной газете "На смену" появились его первые стихи. До 1930 года Василий Макаров жил и учился в Свердловске. Его стихотворения печатались в газетах "Уральский рабочий", "Вперёд" и в журналах "Штурм" и "Колос". В это же время он заведовал литературным отделом в газете "На смену" и вёл в ней литературный кружок. Обвинённый членами Свердловской ассоциации пролетарских писателей в преклонении перед "есенинщиной", был вынужден уехать в Пласт. А оттуда по рекомендации Уральского обкома партии отправился руководить литературной жизнью Магнитостроя.
К Магнитной горе Макаров прибыл осенью 1930 года. При газете "Магнитогорский рабочий" он создал литературную группу "Буксир", в которую вошли пять начинающих писателей с производства и 26 служащих. Уже через год группа насчитывала в своём составе около 60 человек, преимущественно рабочей молодёжи. Вскоре "Буксир" получил статус литературной бригады имени Максима Горького. Она активно включилась в работу газет и стенгазет, выходивших на Магнитострое. В 1932 году литбригада была реорганизована в Магнитогорскую ассоциацию пролетарских писателей - МагАПП, которая организовала сеть литературных кружков на разных участках стройки. В девяти кружках занимались около 150 молодых поэтов и писателей. Как писала о том времени Людмила Татьяничева, "там чуть не каждый мой сосед был журналист или поэт..." В отличие от литературных организаций Свердловска, Челябинска, Златоуста и Перми, магнитогорская литгруппа шла своим путём. Её отличие заключалось в отсутствии исторического и культурного опыта прошлого. Коллектив создавался с "нуля", ему было столько же лет, сколько самому городу и заводу. Поэтому и пролетарская культура здесь зародилась с "чистого листа".
Первыми в литбригаду пришли Б. Ручьёв, М. Люгарин, А. Ворошилов, В. Горный, А. Панфилов, В. Сержантов, позднее к ним присоединились А. Авдеенко, М. Гроссман, В. Дробышевский, Л. Татьяничева. Название бригады было символичным: молодые авторы считали, что поэзия должна "взять на буксир" стройку, вдохновлять каждого на ударный труд. Творческая молодёжь имела свой печатный орган - литературно-художественный журнал "Буксир", на страницах которого молодые поэты выступали с первыми пробами пера. В 1932 году он был переименован и стал называться "За Магнитострой литературы". В этом же году в Свердловске вышла первая и, как оказалось, единственная книга стихов Василия Макарова. А через два года он представлял Магнитку на I Всесоюзном съезде советских писателей.
Руководство ММК высоко ценило деятельность и достижения рабочих поэтов и писателей.
В январе 1934 года директор комбината А. П. Завенягин подписал необычный для того времени приказ: "...Исполнилось три года магнитогорской литературной организации, которая превратилась в крупнейшую литературную организацию Урала, объединяющую около ста человек, большинство которых рабочие-ударники цехов Магнитогорского комбината. Всего за три года литературная организация Магнитогорска выдвинула и воспитала писателей, известных не только Уралу, но и общественности всего Союза. Силами магнитогорских писателей написаны повести, книги стихов, пьесы. Повесть машиниста А. Авдеенко "Я люблю" издана в Москве, переведена на немецкий и французский языки. Издана в Москве книга стихов Б. Ручьёва "Вторая родина", издана книга стихов В. Макарова "Огни соревнования". Писатели Магнитостроя продолжают работать на производстве, показывают пример ударного труда: Фёдоров-Каркас - на мартене, Милованов и Дробышевский - на руднике. Выражая уверенность, что магнитогорская литорганизация и в дальнейшем обеспечит свой рост, даст достойные произведения о Магнитострое и его людях, приказываю: 1.Выделить на 1934 год магнитогорскому оргкомитету на издание литературно-художественного журнала "За Магнитострой литературы 20 тысяч рублей. 2. Оборудовать на Магнитострое Дом писателя, где бы магнитогорские писатели могли работать и учиться. 3. Премировать магнитогорскую литорганизаци пишущей машинкой. 4. В. Макарова - организатора первой литературной группы на Магнитострое - премировать велосипедом и 300 рублями, Б. Ручьёва - бывшего бетонщика - и А. Авдеенко - машиниста горячих путей - премировать 1200 рублями и творческой командировкой по Уралу…"
Вскоре над литераторами Магнитостроя стали сгущаться тучи.
Сначала был закрыт журнал "За Магнитострой литературы". Потом посыпались критика и доносы. Не успели писатели и поэты вернуться из творческих отпусков и командировок, как их тут же обвинили в том, что они не реагируют на поток графоманской писанины, не дают ответа на безграмотные и не имеющие никакого отношения к литературе опусы многочисленных местных "писателей". Дальше - больше. Из периодической печати стали исчезать имена некоторых магнитогорских писателей. А в период массовых политических репрессий многие члены литбригады были арестованы: В. Макаров, Б. Ручьёв, М. Люгарин, В. Губарев, С. Каркас и другие.
Василий Макаров был арестован в ноябре 1937 года. Его жену Клавдию вместе с дочерьми сначала выгнали из дома, а потом арестовали. Полгода её держали в одиночной камере, заставляя подписать документы против мужа. Но сломить женщину так и не удалось. Дети Макаровых в это время находились у родственников. В январе 1938-го Василия осудили по "вражеской" 58 статье. Ему было 33 года. Говорят, суд над ним длился всего 15 минут. Первые известия о его судьбе близкие получили только в 1947 году. После многочисленных писем и запросов в различные инстанции им выдали свидетельство о смерти, в котором говорилось, что Василий Макаров умер в 1942 году от плеврита. И лишь в 90-е годы, когда были опубликованы "Расстрельные списки", стало известно, что поэт был расстрелян сразу после суда. В 1957 году Макаров был реабилитирован Военной коллегией Верховного суда РСФСР.
В музее Бориса Ручьёва хранятся рукописи Василия Макарова. Все, кто видят их, отмечают грамотность и каллиграфический почерк.
По некоторой информации, он похоронен в Ленинграде на Литераторских мостках Волковского кладбища. Этот знаменитый некрополь известен как место погребения множества выдающихся личностей: там покоятся писатели и поэты, композиторы и актёры, учёные и общественные деятели. С 1933 года кладбище считается закрытым, однако в редких случаях там проводят захоронения. Но эта версия требует тщательной проверки. Скорее всего, он был погребён в Челябинске, на Золотой горке, которая находится на северной окраине посёлка Шершни. Предположительно, в одиннадцати шахтах Золотой горки покоятся останки свыше 12 тысяч, по другим данным - свыше 30 тысяч человек, расстрелянных в годы сталинских репрессий. Впрочем, своего часа ждут и многие другие факты из биографии человека, стоявшего у истоков литературной жизни Магнитки.
Василий Макаров
В ДОРОГЕ
Я снова еду мимо пашен
В телеге тряской в отчий дом.
Мне степь серебряная машет
Своим широким рукавом.
Бежит порывисто навстречу
Моя ликующая быль,
И на мои худые плечи
Ложится золотая пыль.
И ветер крепкий и душистый
Ласкает мне больную грудь.
Ах, как прекрасен луг волнистый
И этот долгий знойный путь.
Мне любо в сладком ожиданье
Мечтать с дорожною сосной
О скором радостном свиданье
С моей родимой стороной.
Я снова еду мимо пашен
В телеге тряской в дом родной.
Закатом маревым окрашен
Души волнующий покой.
1926
ДЕТСТВО
Как часто
С тревогой во взоре,
С мятежным желаньем в груди
Любил я на ясные зори
В затишье садов уходить!
Там длинные лёгкие тени
Играли, как в поле стада.
Там блеском зелёных видений
Всплывали крутые года.
О, детства душистая мята
И счастья сиреневый дым!
Когда-то пылали закаты
И звали в прохладу сады…
Когда-то в пастушьей свирели
Я слышал победный призыв.
А жизнь моя
Тощей берёзкой
Шумела от рощи вдали.
Ей снились
Кукушкины слёзки
И в синих морях корабли.
Но плыли весенние луны,
Как дни,
Распустив паруса.
И вот уж я,
Смелый и юный,
Иные познал голоса.
Теперь не хочу я свирели,
А медного пенья трубы,
Чтоб грозы и дали звенели
Раскатами гневной борьбы.
1928
ЛИЦОМ К МАШИНЕ
В работе мы все выезжаем ещё
на русской дубинушке,
на матерщине,
И забываем за "авось", "нипочём"
о лучшем товарище - о машине!
Пора бы изжить нам глухую игру
традиций и разных инерции.
В безделье, без мастера -
высшая грусть
снедает машинное сердце.
В ногу с машиной мы вышли в бой,
взрывая участки узкие.
На нас работает её любой
социалистический мускул.
Любя экскаваторы и дизеля,
нам надо, товарищ, во-первых,
у них же учиться свои закалять
индустриальные нервы.
Машина - энтузиастка. Она -
стальной большевистской масти.
"И плох ты, товарищ, - говорит страна, -
раз ты не техник, не мастер!"
В огне пятилетки, в решающий год
давайте все мы отныне
повернёмся лицом во весь оборот
к энтузиастке - машине!
1930
КРЫМСКИЕ СТИХИ
Берег врезался в Чёрное море
Лебединым крылом скалы.
Волны ходят на синем просторе,
Как серебряные волы.
И на берег, упившись гульбою.
Лезут, словно к чертям на рога.
Подо мною морского прибоя
Голубая шумит пурга.
Ветер юга упорно пашет
Неуемного моря зыбь -
Колыбель любви и бесстрашия,
Песен, молодости и грозы.
Загорелый и чуть рассеянный,
Я пускаюсь по морю вплавь.
Море кажется мне бассейном
Жизнерадостного тепла.
Ослепительный солнечный пояс
Широко по нему распростёрт.
Я стою и вдыхаю запоем
Ароматного моря простор.
Но, поняв, что я беззаботен,
Что пора мне широты менять,
Гулом доменным
К новой работе
Призывает море меня.
1934