Хорошо забытое старое
Впрочем, есть время то, что написано в календаре, а есть время историческое. Первое идет вперед, а втором запросто может закольцеваться и вместо прогресса начнется социальный регресс. Сначала вперед в капитализм, потом в феодализм, а там уже и до рабовладельческого строя недалеко.
Слово Сергею Елпатьевскому, статья "О черносотенцах" с подзаголовком "о любви к отечеству и народной гордости, о красном и трехцветном флаг и о проч.".
Кто же они, -- эти люди, как я сказал, не препятствовавшие погромам, на чей авторитет опирались грабители и убийцы, негодяи сверху и снизу, чье молчаливое согласие давало им моральную силу, известное освящение? Я бы назвал их: люди "старого понимания любви к отечеству и народной гордости".
Какая это была любовь к отечеству и в чем состояла народная гордость, известно всякому. Могущественное государство, огромная военная сила, захват смежных областей, беспредельность границ, подавление народностей, входящих в состав русского государства -- вот объект любви и народной гордости старых русских людей. "Шапками закидаем", "Гром победы раздавайся", "Покорим под ноги врага и супостата" -- вот формулы, в которых выражалась эта любовь к отечеству. Люди старые, видевшие хоть одним глазом крепостную Россию, помнят, что именно таково, еще недавно, было почти всеобщее понятие любви к отечеству и народной гордости. И люди, изменившие это старое понимание, вероятно, помнят тот патриотический восторг, который возбуждал у них, подростков, генерал Суворов, гоголевская тройка и знаменитое Пушкинское "Клеветникам России".
Это была не черносотенная психология, это было понимание почти всей подавляющей части России. Целые столетия "собирания Руси", целые столетия расходования всех сил и всех людей страны на достижение внешнего могущества, на округление границ, на поглощение народностей, вклинивавшихся в территорию, создавали известный культ военного могущества, медлительно и долго складывали в массах смутное сознание важности, неизбежности, патриотического долга поддержания этого внешнего могущества. И, когда границы округлились, кончилась прежняя настоятельная надобность исключительного военного лагеря, когда русские войска стали усмирять венгерцев, освобождать болгар, охранять неприкосновенность Китая и Кореи захватом Порт-Артура и Манчжурии и устройством концессии на Ялу, -- по инерции, по привычке -- общественная мысль шла все в том же направлении, т.е. сосредоточивалась на внешнем могуществе, игнорируя гражданственность. Я говорю о несознательной, стихийной общественной мысли.
Правительство давно уже не по инерции, а с заранее обдуманным, злостным намерением утилизировало то, веками складывавшееся, смутное народное сознание, и с заранее обдуманным намерением воспитывало общество все в том же кошмаре военной славы, принесения личности в жертву молоху военного могущества и давило всякие проявления гражданственности, всякие попытки внутреннего устроения государства российского. В правительственных манифестах, с церковных кафедр, из кулуаров нововременного парламента неслась все та же единственная проповедь: покорим под ноги врага и супостата, и с уменьшением внешнего врага и супостата, таковым постепенно оказывались: то армяне, то евреи, то финляндцы, то поляки; наконец, внутренние враги, -- те, которые вложили новое понятие в старую формулу любви к отечеству и народной гордости, кто хотел перенести центр тяжести государственной жизни на установление справедливых норм гражданской жизни, на создание внутреннего могущества России.
В превосходной повести Куприна "Поединок" фельдфебель или унтер-офицер втолковывают солдатам, что внутренние враги, это -- бунтовщики, студенты, конокрады, жиды и поляки. Так просачивались долгие годы с верхов правительства и из подворотни "Нового Времени" вонючие государственные идеи.
Когда русские военачальники отдавали на разграбление взятые города солдатам и совершались невероятные жестокости, когда Россия грабила другие народности, отнимала у армян их земли, угнетала Польшу, ломала и коверкала Финляндию, люди старого понимания любви к отечеству и народной гордости любовались зверскими и мошенническими подвигами своего правительства, рукоплескали и говорили:
-- Так им и надо, горло бы им перервать, бунтовщикам!..
Да, русские люди выросли, поднялись нравственно и умственно, стали любить Россию не за ее военное могущество, не за эту звериную силу, не за те насилия, которые она проявляла в отношениях к другим народностям, а за то общечеловеческое, чистое и высокое, что вопреки усилиям правительства, наперекор истории, нес в себе русский народ, стали гордиться тем вкладом, который Россия делала последние десятилетия в общечеловеческую сокровищницу духа, -- в области литературы, идей, искусства, -- и тем великим вкладом, "который она внесла в истекшие воистину чудотворные двенадцать месяцев в общую гражданскую жизнь человечества; но за этими людьми нового понимания внутреннего домостроительства продолжала и продолжает стоять стена темных людей прошлого уклада внешней политики. Как везде и всегда, эта внешняя политика, помимо подавления гражданственности, систематически развращала население. Известно, что уголовные преступления по кодексу мирного времени становятся патриотическим подвигом по кодексу войны и внешней политики -- и грабежи, и захваты чужого имущества, и убийства, и поджоги, -- за веру, царя и отечество можно было безнаказанно душить людей, грабить дома, избивать мирных жителей до детей включительно.
И оттого, что любовь к отечеству была мохнатая, звериная любовь к сильному и страшному своей силой государству, что нам нечем было гордиться "в семье других стран, кроме стальной щетины штыков", и можно было говорить клеветникам России и кичливому ляху только одно: "Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды" ... -- наш русский патриотизм получил особенный свирепый характер.
Во времена Елпатьевского еще не было понятия социальных технологий, и он явно считал происходящее чем-то уникальным. Но теперь-то мы знаем, что есть такая вещь как социодинамика. Сначала ненависть общества разжигается на жидов и хохлов, а потом аккуратно переключается на внутренних супостатов.
И если в современной РФ до этого еще не дошло, то только потому, что никаких врагов нынешнего режима там нет. Там есть только не совсем в него вписавшиеся, но еще надеющиеся это сделать, и потому бороться с режимом им никакого смысла нет.
Так что в Багдаде все спокойно. Весь патриотизм уходит в веб-свисток, и погромов можно не ждать.