Любимый день
Еще несколько десятилетий назад самые большие церковные праздники – Пасха, Рождество, Крещение, Троица – в сознании множества людей были связаны не с Церковью, а, скорее, с какими-то не имеющими отношения к вере семейными обычаями и привычками. В такой-то день соберемся все вместе за столом, главным украшением которого станет утка с яблоками, а теперь пришла пора печь кулич, в такой-то день мы нарвем и поставим в вазу красивые травы и цветы… Но почему-то даже такие семейные традиции помогали сохранить память о ставшем тогда для многих «неизвестной землей» мире Церкви, а кому-то впоследствии – и прийти к вере…
Наша семья была обычная, простая, или, как бы сейчас сказали, среднестатистическая. Со средним достатком, ничем особо не отличающаяся от других советских семей. И так же, как и большинство других тогдашних семей, не ходящая в храм, даже по большим церковным праздникам. Хотя дни эти, такие как Пасха, Рождество, Троица, мои родители, конечно же, знали и как-то по-своему их чтили, но зайти в храм и помолиться, видать, не считали нужным. А может, боялись оговора, может, за нас боялись, чтобы, не дай Бог, в школе не узнали да не стали дразнить. Но один из таких дней у нас всегда отмечали особенно. Этот день назывался Троицей.
С малых лет я знала этот самый замечательный день в году, приходящийся на начало лета. Ждала его с нетерпением, теребила взрослых – когда же он наступит? И очень его любила. С одной стороны, потому что он всегда был жарким, с другой – потому что не надо было идти в школу, он всегда был на каникулах. А еще потому, что именно этим летним днем в нашей семье открывался купальный сезон. И хотя мы иногда тайком или, как мы в детстве говорили, «кратче», от мамы купались и до Троицы, но в этот день как бы официально получали родительское благословение и всей семьей шли на природу купаться.
На Троицу с раннего утра в доме было оживление: на печке бурлила картошка, варились яйца, вязались пучки зеленого лука и молодого укропа, паковались в сумки купальные принадлежности и полотенца, сворачивались в рулоны пикейные покрывала, и со всем этим добром мы выдвигались на берег Читинки, в район Каштака, откуда была родом наша мама.
Уже само это передвижение вызывало у меня неимоверное возбуждение, всю дорогу все мое существо ликовало от соприкосновения с природой, с ее заливными лугами, где со всех сторон на меня смотрели голубые глазки незабудок и радовали своим милым видом какие-то до сих пор неизвестные мне крошечные розовые цветочки (может быть, это были лютики?) с нежнейшим ароматом.
На место мы приходили достаточно рано, когда земля еще не прогрелась, и совсем не хотелось идти в воду.
Но по мере того, как берег заполнялся людьми, большинство из которых были родственниками или близкими приятелями родителей и такими же ребятишками, как мы, желание искупаться все нарастало. И вот мы уже всей гурьбой лезли в воду, кто-то плавал, кто-то просто плескался, и вытащить нас из воды было уже невозможно.
Да и, надо заметить, родители не особо следили за нами – у них был уже в разгаре свой праздник на берегу. Они объединялись в большую компанию, стаскивали несколько покрывал в одно место и сносили туда всю еду, кто что принес. Обычно еды было много, но вся простая – яйца, хлеб, вареная картошка, сало, зеленушка (шашлыки тогда были не в моде). Не обходилось и без спиртного. Но не помню, чтобы на Троицу кто-то из моих родных или знакомых сильно напивался. Хотя отец мой выпить всегда любил, да и до драки с кем-нибудь из мужиков по молодости был охоч, бывало, заявлялся домой с гулянки – рубашка в ленточку, однако в Троицын день его особо пьяным не припомню.
А вот веселье, каким были охвачены все взрослые, до сих пор стоит перед глазами. И застольные песни: «Ой, рябина, рябинушка…», и невесть откуда взявшаяся гармонь, и задиристые частушки, и пляски русские почти до вечерней зари… И возвращение домой, когда проходили большой честной компанией через деревню. Каштак уже тогда был небольшим, вымирающим, все активнее поглощался воинскими частями и городом, но все-таки то была еще настоящая деревня с коровами и курами, хоть и в редких домохозяйствах.
Подгулявшие родители шли, поотстав, о чем-то оживленно беседуя и распевая любимые песни, а мы, ребятишки, бежали впереди, играя в какие-то подвижные игры, догоняя и перегоняя друг дружку.
Потом, вечером, дома мы дружно пили чай на веранде, и родители возбужденно обсуждали последние, накопленные за целый год, новости: а этот-то вот как, а у этих-то что…
Только спустя много-много лет, когда я крестилась и стала регулярно ходить в церковь, поняла, что именно тогда, с этих «троицких» посиделок на берегу Читинки начиналось мое воцерковление. Пусть и неправильное, отчасти языческое, отчасти обрядовое, но если бы этого не было в моем детстве, то, возможно, и к Богу я с годами бы не пришла… Взять хотя бы церковное слово «благодать», его я постоянно слышала от мамы, когда она, вдыхая аромат утренних росных трав на Троицу, говорила: «Вы только посмотрите, какая благодать-то вокруг!»
И эту самую благодать как нельзя лучше чувствовало мое детское сердце. К этой благодати мое сердце стремится сейчас. И ее всякий раз ожидает на Троицу.
Надежда ЯСИНСКАЯ
Газета «Православное Забайкалье»