«Я хожу в воскресную школу, хотя в Бога давно не верю». Подростки — о своем религиозном воспитании

Дети, выросшие в благочестивых православных семьях, в подростковом возрасте нередко перестают ходить в церковь, а иногда вовсе теряют веру. Что же пошло не так? Педагог воскресной школы Юлия Ильина разбирается в проблеме вместе со священником, психологом и самими подростками.

Надя, 16 лет: «Я выросла в вере по умолчанию»

— Я не считаю себя христианкой лет с двенадцати, — объясняет Надя в кабинете воскресной школы, где я веду занятия по Закону Божию. До начала урока еще сорок минут, и Надя, успевая просматривать детские рисунки к приходской благотворительной ярмарке, беседует со мной по собственной инициативе. Она узнала, что я работаю в редакции православного интернет-портала, и захотела рассказать, почему отошла от веры.

— Почему же вы продолжаете ходить в воскресную школу?

— Здесь классные ребята, всегда есть, о чем пообщаться. И учителям помогать мне нравится — я хожу сюда с восьми лет, многие как родные. Готовить концерты, спектакли, благотворительные ярмарки — это моя тема, я собираюсь поступать в театральный колледж. К тому же мои родители довольны. Я не говорила им, что давно не верю в Бога.

В храм родители водили Надю с младенчества. Потом девочка исправно ходила на исповедь и к Причастию, ставила свечи, дома читала молитвенное правило. А в 12 лет впервые задумалась: зачем она это делает?

— Мы с родителями никогда по-настоящему не говорили о вере. Православие для них — «настройка по умолчанию», вроде еды или сна. Что-то само собой разумеющееся, о чем нет смысла говорить или задумываться, — объясняет Надя. — И со временем я поняла: православная я только потому, что в этой вере выросла с детства. Мама с папой сказали «так надо», значит, я должна слушаться — без вопросов и возражений. Вопросы и сомнения у нас приравниваются к протесту. Я с раннего детства помню постоянные ограничения, связанные с верой: нужно соблюдать все посты, рано вставать на службу в воскресный день, когда хочется, наконец, выспаться. Мне казалось, Богу от меня нужно только то, что мне трудно, больно, непонятно. А главное — зачем все это делать? Чтобы подкупить Бога? В двенадцать лет я впервые начала интересоваться другими религиями: вдруг безумно захотелось найти вероисповедание, в котором мне самой будет хорошо, к которому я захочу принадлежать, потому что душа просит, а не потому, что меня заставили.

На первых порах девочка черпала информацию из книг и открытых интернет-источников. А спустя время начала переписываться в Сети с людьми других конфессий и религий, просила рассказать — во что они верят?

— Я успела пообщаться с людьми, которые исповедуют не только известные мировые религии, но даже очень редкие верования и культы. И каждый из них — уникален, как и их вера, — в голосе Нади появляется воодушевление. — Каждый с удовольствием делился историей обретения веры, и это их выбор! Я чувствую огромный интерес к такому живому изучению других религий. Это невероятный опыт.

Надя говорит, что не исключает возможности когда-нибудь стать культурологом и религиоведом. Единственное, о чем она жалеет — что не может рассказать о своем увлечении маме с папой.

— Я несколько раз осторожно пыталась говорить с родителями, спрашивала: «А что, если я захочу сменить веру?» Что тут начиналось! Мне говорили, что в других религиях сплошная ложь, что отойти от веры, в которую я крещена и к которой принадлежит наша семья — чуть ли не предательство. И я закрыла тему и больше ее не поднимала, чтобы не провоцировать ссору.

Сейчас Надежда считает себя агностиком, на исповедь и Причастие не ходит уже около четырех лет. Но ее родители не знают об этом — для них Надя по-прежнему верующая девочка, каждое воскресенье исправно посещающая храм и воскресную школу. Благо, священники не спешат сообщать родителям, что их дочь несколько лет не бывает на богослужении.

— Я не хочу врать, — признается девушка. — Но если скажу правду, они начнут скандалить, а мне и так нелегко сейчас.

Артем, 15 лет: «Мне не важно, во что человек верит. Важно, как он себя ведет»

Перемена закончилась, в класс стали заглядывать ребята. Я предлагаю Наде прерваться, но она говорит, что ей от товарищей скрывать нечего. О том, что девушка давно не считает себя христианкой, оказывается, вся старшая группа уже знает.

— Я тут рассказываю о том, как знакомлюсь и общаюсь с адептами других религий, — объясняет Надя. — Всем рекомендую, очень расширяет кругозор.

— Кстати да. У меня полно неправославных друзей, — соглашается зашедший в класс Артем, — атеисты, мусульмане. Даже адвентистка есть. Я от них много нового узнаю. Они меня тоже спрашивают о православии. И это, кстати, меня мотивирует его изучать.

Я интересуюсь, не возникает ли у Артема разногласий с неправославными друзьями или одноклассниками на почве веры.

— Мои одноклассники разделились на два лагеря, когда узнали, что я учусь в воскресной школе, регулярно хожу в храм, исповедуюсь и причащаюсь, — улыбается Артем. — Одни отнеслись спокойно, другие стали доканывать вопросами: зачем мне это, для чего я трачу свободное время на церковь вместо того, чтобы тусоваться. Я никогда не вступал с ними в споры — не чувствовал, что моих знаний хватит, чтобы грамотно объяснить свою позицию. Я просто вижу примеры того, как Бог способен менять жизнь человека к лучшему, если сам человек этого хочет. Друзья уважительно относятся к моим убеждениям. И мне тоже не принципиально, к какому вероисповеданию принадлежит мой друг — главное, как говорится, чтоб человек был хороший.

Таня, 13 лет: «Если покаюсь в серьезных грехах, священник тут же «сдаст» меня родителям»

— Я тоже считаю, что это неправильно — спорить о вере и навязывать другим свои убеждения, — вступает в разговор Таня. У меня, например, лучшая подруга — атеистка из семьи мусульман. И я нормально отношусь к тому, что она ни во что не верит. Главное, что этот человек выручал и поддерживал меня много раз, я могу всегда положиться на нее, и очень ей благодарна.

А вот с другой близкой приятельницей Таня прервала общение на почве веры.

— Это моя одноклассница, мы ее в школе сатанисткой называем, — рассказывает Таня. — Она действительно поклоняется дьяволу, у нее вся комната завешана рисунками пентаграмм, козлиных голов и всякого такого. Мы дружили с пятого класса, и я спокойно продолжала бы общаться и сейчас, если бы она не начала унижать и высмеивать меня при общих знакомых. Такого я терпеть не собираюсь. Мне все равно, во что человек верит, — важно, как он себя ведет со мной и с окружающими.

С подругой-сатанисткой Таня познакомилась, когда обе девочки только перешли в среднюю школу.

— Она была новенькой, приехала из другого города, была такая стеснительная, всех боялась. А я ей, видимо, сразу понравилась, мы стали общаться. Я еще подумала: какая хорошая девочка, и семья у них верующая, как и у меня.

Вскоре, однако, начались странности. У новенькой могла случиться внезапная истерика прямо на уроке, а через какое-то время Таня стала замечать, что подруга режет себе запястья — оставались характерные следы.

— Я пыталась спрашивать, что стряслось. Она отвечала, что очень устала. Что родители постоянно давят, лезут без спроса в ее жизнь. Что ей очень тяжело, и она скоро «сломается».

В конце шестого класса, перед летними каникулами, подруга сказала Тане, что хочет на какое-то время прервать общение, и пропала. А когда через три месяца они снова увиделись, это был совершенно другой человек.

— Она волосы очень коротко обрезала, ходит сейчас во всем черном. И в какой-то момент призналась, что стала поклоняться нечистой силе, потому что разочаровалась в Боге, — рассказывает Таня. — Мол, Бог допустил слишком много плохого и несправедливого в ее жизни (подробностями не делилась, но, насколько я поняла, это связано с отношениями в семье), и она понимает теперь, что зло сильнее — раз даже Бог ничего не может с ним поделать.

Сперва Таня сочувствовала подруге, пыталась как-то поддержать. По-прежнему брала девочку в общие компании, приходила в гости.

— Было жутковато находиться у нее в комнате, смотреть на все эти пентаграммы и слушать ее довольно злобные рассказы, — признается Таня, — Но я так хотела ей помочь. Пыталась сказать ей, что это нездоровое увлечение и что ее родители переживают. Но ей это, по-моему, даже нравится — чувствовать, что верующие отец с матерью злятся на нее. Мне она говорила, что если я не буду проявлять терпимость к ее «новой вере» и стану читать нотации — мне же будет хуже.

Поведение подруги становилось все более агрессивным. После долгих сомнений Таня решила посоветоваться с мамой. Мама поддержала Таню. Обратиться к священнику девочка даже не подумала.

— Я ни разу за всю жизнь не была на исповеди: мама, хоть и считает себя православной, не заставляет меня это делать, да и сама в церковь давно не ходит, — объясняет Таня. — Одно дело — ходить в воскресную школу, и совсем другое — выкладывать на исповеди всю свою жизнь постороннему человеку. На занятиях узнаешь много нового, общаешься с друзьями. А священник, скорее всего, давно бы осудил меня за то, что я дружила с девочкой, которая поклоняется нечистой силе. К тому же придется и о других своих грехах рассказывать. Я, например, тоже недавно пыталась нанести себе повреждения: очень много проблем навалилось сразу. Если я в этом честно признаюсь на исповеди, священник может тут же маме нажаловаться, а она меня в психушку сдаст, если узнает, что я такое с собой творила. У меня знакомую так на три месяца «закрыли».

Взрослый не значит Знайка

Почему у людей, искренне желающих вырастить ребенка верующим, невольно получается обратное? Этот вопрос важен для меня не только как для педагога воскресной школы.

Ожидания родителей, водящих детей в храм, понятны: есть надежда, что ребенок, вовлеченный в религиозную жизнь, будет хорошо себя вести, не наделает серьезных ошибок в переходном возрасте, когда многие поступки импульсивны. Но что понимается под религиозной жизнью, от которой ждут «хорошего поведения»? Хождение в храм, участие в таинствах, чтение молитвослова утром и на ночь? Как это переживает сам подросток? Здесь требуется разговор по душам. И оказывается, к такому разговору не все родители готовы. Одна из причин — страх обнаружить свои слабости перед ребенком, считает психолог Петр Дмитриевский, директор подросткового лагеря при храме бессребреников Космы и Дамиана в Шубине.

— Родители нередко уверены, что в глазах подростка они должны представать специалистами по жизни, — отмечает он. — Боясь потерять авторитет, они не признаются перед детьми, что и сами испытывают духовное охлаждение или разочарование, не всегда душа откликается на таинства, молитвы и богослужения. Родителям проще включить режим принуждения и ждать, что дальше «все само устроится».

По мнению специалиста, хорошо, когда родители понимают, что взрослый — не тот, кто всегда знает верное решение и все держит под контролем, а прежде всего человек, имеющий силы и смелость искать ответ несмотря ни на что, творчески адаптироваться к изменениям. А еще — имеющий смирение признать, что он не всесилен.

Многим родителям хочется, чтобы подросток по умолчанию разделял их убеждения. Обнаружить, что ребенок на тебя не похож, может быть слишком тревожно, но для подростка важна уверенность, что родители его принимают и любят любым. И здесь родителям полезно проявить не только страх перед различиями с ребенком, но и любопытство, предлагает психолог. Например, поинтересоваться, скучает ли он по тем временам, когда верил по-детски безоглядно, спросить, какие принципы для него важны сейчас, какие задачи он перед собой ставит.

ДВР и их проблемы

Часто родители, узнав, что их ребенок не желает ходить в храм и охладевает к вере, хватаются за голову: кажется, что подросток непременно испортится. Некоторые видят в этом крах многолетних трудов по христианскому воспитанию и начинают силой заставлять ребенка ходить в храм.

По мнению заместителя декана факультета психологии Российского православного университета священника Петра Коломейцева, как раз это — хуже всего.

— Писатель Ивлин Во в «Возвращении в Брайдсхед», описывая глубоко и точно перипетии жизни набожной семьи католиков-аристократов, делает вывод, что причиной утраты христианской веры часто становится ее неверная трансляция, и прежде всего — родителями, — рассказывает отец Петр. — Существует даже шутливый термин — ДВР: дети верующих родителей, которые сами веру утратили.

Примером такого феномена отец Петр называет жизнь писателя Антона Чехова. Он мог прочитать Шестопсалмие наизусть, но не потому, что любил эти тексты — просто в детстве мальчика за любую провинность ставили на горох под иконы, заставляя читать псалмы.

— Во взрослом возрасте, несмотря на то, что по характеру своих произведений он был христианским моралистом (взять хотя бы рассказ «Студент»), Чехов больше не ходил в церковь, — добавляет отец Петр. — Хотя щедро жертвовал деньги на строительство храма в Мелихове, бесплатно принимал бедных, а нередко и оплачивал их лечение. Перед смертью писатель отказался пригласить священника, предпочтя вместо Причастия выпить шампанского. Поэтому не советую в общении с подростком, утратившим веру, гнать его в храм против воли: полезнее будет понять, что стало причиной этого. Может быть, наша неискренность, непоследовательность, противоречие между словом и делом? А может быть, характерный для переходного возраста «подростковый атеизм», о котором писал в «Работах по педагогике» священник и психолог протоиерей Василий Зеньковский? Ведь становясь подростком, человек часто имеет еще совершенно детское представление о христианстве. Для него Бог — во многом такой же сказочный персонаж, как Дед Мороз. Но вера в Деда Мороза уже не по возрасту, а полноценного, взрослого представления о Боге еще не сформировано, религиозность подростка еще не носит осознанного характера. И здесь задача родителей — дать ребенку время и пространство, чтобы усвоить то, что он прочитал и услышал. Принять как свое, а не как нечто, навязанное извне. Это долго и сложно.

Доверьтесь Богу и подростку

— Переоценку религиозного опыта человеку придется производить не один раз за жизнь, — говорит Петр Дмитриевский. — Часто на эту переоценку оказывают влияние возрастные кризисы, ведь при них теряется актуальность прошлых смыслов, которые когда-то были достаточны, а теперь — нет. И здесь родителям, как мне кажется, важно довериться Богу и подростку: это их сложные отношения. Бывает, что друзья или родственники тоже ссорятся и долгое время не общаются, но когда кризис позади, общение выходит на новый уровень.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

— Если обратиться к житиям некоторых святых, мы увидим, что у истоков их святости стояла ненапускная святость их родителей. Взять хотя бы Ивана Петровича Антонова, отца преподобного Силуана Афонского, — обращает внимание на принцип «требуешь — соответствуй» отец Петр Коломейцев. — Когда будущий подвижник еще подростком помогал в постный день отцу на поле и по забывчивости наварил на обед свинины, Иван Петрович безропотно съел угощение. И только полгода спустя словно невзначай, обмолвился: «А помнишь, сынок, как ты в поле накормил меня свининой?». А на удивленный вопрос сына, почему же он сразу не отчитал его, лишь с улыбкой ответил: «Я, сынок, не хотел тебя тогда смущать». Вот она — святость: не смущать сердце ребенка требованиями фарисейского исполнения внешних религиозных правил, а являть ему пример подлинной родительской любви, которая «все покрывает».

Но не испортят ли нравы подростка компании, в которых есть люди других религий и атеисты?

— Важно, чтобы общение не строилось на поиске «плохости» в иной религии или культуре, — отмечает отец Петр. — Как говорил один мой знакомый, с представителями других религий нужно соревноваться не в ортодоксии, а в ортопраксии. То есть не спорить о различиях вероучений, а жить, как учит твоя вера. Мусульмане, например, подают в большинстве своем добрый пример уважительного отношения к родителям и учителям, почтения к старикам, готовности ухаживать за престарелыми родными.

— Конечно, определенные риски при дружбе подростка с представителями других вероисповеданий, особенно носителями каких-то диковинных жизненных установок, есть, — уверен Петр Дмитриевский. — При таком пестром круге общения юному человеку приходится особенно внимательно прислушиваться к своему внутреннему голосу: не предаю ли я сам себя, не отступаю ли в чем-то в угоду своим друзьям от собственной веры и принципов? С другой стороны, такое общение способно выработать важные навыки: отстаивать право в чем-то отличаться от того, с кем дружишь, выдерживать пестроту окружающего мира, сохраняя и самоуважение, и интерес к другому опыту.

Как организовать доверие

Страх перед родителями или священниками у подростков вполне объясним — это взрослые, доверие которым чревато запретами и конфликтами. Правда, запреты бывают и полезными, и необходимыми. И все же отец Петр Коломейцев не считает запреты эффективной педагогикой.

— К сожалению, нередки случаи, когда родители считают наказание единственно возможной помощью ребенку в кризисной ситуации, а еще и путают унижение с наказанием. Однажды на моих глазах мать, чей ребенок лет пяти упал в речку в Крылатском и которого мы вытащили с еще одним прохожим, начала тут же колотить малыша, приговаривая, что он «дрянь и сволочь». Нетрудно предугадать, захочет ли этот мальчик в дальнейшем делиться с матерью своими проблемами, — раз таков общий стиль воспитания у этой мамы. Страх перед исповедью также понятен: не все батюшки имеют дар общения с детьми. И если ребенка ко встрече с батюшкой не подготовили ни родители, ни преподаватель воскресной школы, священник зачастую просто не способен за короткое время вызвать в подростке доверие и убедить его, что любая информация, рассказанная ему ребенком на исповеди, останется только между ними и Богом.

Как ни удивительно, именно исповедь помогла в свое время Надежде начать изучение других верований.

— В двенадцать лет, когда я начала всерьез задумываться о поисках «моей» веры, единственным человеком, с которым я смогла это обсудить, стал священник у нас в храме. На исповеди я спросила его, правильно ли поступаю с нравственной точки зрения. И, как ни странно, он полностью поддержал меня тогда. Священник сказал, что это правильно — искать Истину самостоятельно и верить по зову сердца, а не по чужой указке. Я благодарна ему за этот совет.

Психолог Петр Дмитриевский считает, что доверять взрослым может помочь старший друг — человек, на которого можно равняться.

— Подросток готов развиваться только в той сфере, которая ему по-настоящему интересна. Если юноша хочет научиться драться, он ищет толкового тренера по карате. Если увлечен музыкой — найдет наставника, который научит играть на электрогитаре. Для того, чтобы идти на исповедь, тоже нужен мотив. А чем таким ценным обладает священник, чтобы это у него перенимать? Чем именно христианская практика обогатит мою жизнь? У многих подростков на этот вопрос нет ответа. Поэтому не возникает точки встречи, не рождается смысла разговора.

Именно по этой причине священник начинает видеться подростку не наставником и другом, а «надзирателем», который контролирует его совместно с родителями. И в этой ситуации, уверен психолог, крайне ценными становятся случаи, когда священнику удается проявить искренний интерес к подростку и стать для него тем альтернативным родителю взрослым, с которым можно откровенно обсудить проблемные, рискованные темы, не боясь при этом, что тебя осудят.

По мнению Петра Дмитриевского, в храмах хорошо было бы создавать для подростков «буферные зоны» — дискуссионные клубы, музыкальные и волонтерские объединения, где ребенок может почувствовать себя свободным и принимаемым.

— Подростку, который и так делает серьезный шаг навстречу Христу, Церкви, приходя на наши чинные, долгие Литургии, необходимо иметь в храме место, где он может быть самим собой. Более свободно, чем на службе, себя вести и безбоязненно говорить о том, что думает и чувствует, в том числе о Боге и вере. Где не страшно было бы обсудить свои взгляды, какими бы крамольными они ни казались, с ровесниками, старшими товарищами и духовно опытными взрослыми, которым доверяешь. Ребенку важно чувствовать, что интересен он сам, как личность, а не как очередная циферка в епархиальном отчете. Ведь христианство — это всегда личная встреча человека с Богом, собой и другими.

* * *

— Если бы у меня была возможность открыто поговорить с отцом и мамой, прежде всего, я сказала бы им, что понимаю и уважаю их убеждения, — говорит мне Надя. — Что, скорее всего, на их месте тоже переживала бы, если бы мой ребенок решил отойти от той веры, которую из поколения в поколение исповедуют в нашей семье. Но в то же время я попросила бы их не осуждать мой интерес к изучению других религий, потому что это приносит мне большую радость, расширяет кругозор. Я попросила бы их поддержать меня, чтобы мне проще было искать свой путь и идти по нему без чувства вины. Потому что, когда ты чувствуешь принятие и поддержку родных и любимых людей, тебе что угодно дается в разы легче. Рада, что смогла поговорить об этом хотя бы здесь.

Имена ребят изменены по их просьбе

Иллюстрации Кристины Щербаковой