Как живет фермер-англичанин из города Петушки
Фермер Джон — главная знаменитость в Петушках. В деревне Крутово — это 10 минут от Петушков на машине — построен агрокультурный туристический комплекс «Богдарня» Джона Кописки: англичанина польского происхождения, который приехал в Россию в 1992 году. Таксисты в Петушках уверены, что дорогу до Крутова от выезда из Петушков Джон проложил за свои деньги. В 2015 году фермер Джон Кописки на «Прямой линии» задал вопрос президенту Владимиру Путину. После этого о нём рассказали десятки федеральных СМИ.
После вопроса, прозвучавшего на всю страну, Джон задумал продать ферму за 3 млрд рублей, но потом передумал. Губернатор Владимирской области Светлана Орлова стала чаще заезжать в гости к Джону. Дорогу до комплекса Джона в Крутово построила она: на строительство выделили 53 миллиона рублей.
Джон Кописки: «Мы готовили проект. Но там были проблемы. А потом мы сделали презентацию для нашего губернатора Светланы Юрьевны, она была у нас. А потом областная администрация решила, что дорогу нужно построить раньше. Мы платили за проект, а область построила дорогу. Не только для нас, а для деревни! Спасибо губернатору, нашли эти деньги раньше. Нет-нет, сам бы я не смог: это 53 миллиона!»
Несмотря на то, что заместителя Орловой в начале июня задержали по подозрению в получении взятки, Джон уверен: коррупции в России нет. И отрицает, что когда-либо давал взятки сам. «Мы только можем подарить сыр — это нормально».
По данным СМИ, на развитие своего дела Джон Кописки привлёк 940 млн рублей — в виде государственных кредитов в рамках национального проекта, а также из бюджетов Владимирской и Липецкой областей.
БОГДАРНЯ
Фермер Джон занимается производством молока, мяса и сыров — на ферме оборудовал сыроварню. Все продукты в продаже имеют приписку к названию — «от Джона Кописки». «Молоко от Джона Кописки», «Сыр от Джона Кописки», «Сливки от Джона Кописки». Цены на продукты — выше рыночных. В Москву их привозят при заказе на сумму от 5 тысяч рублей. Джон говорит, что за все время существования фермы, в нее было инвестировано 600 млн рублей, еще 250 млн — в создание инфраструктуры для агротуризма.
Богдарня — это собственный русский мир Джона. В магазине-ресторане литр молока с фермы стоит 85 рублей — на 25 рублей дороже, чем в магазинах в Москве. Обычная цена килограмма сыра — 1350 рублей. В зале, где продукты продают и подают, у входа стоит автомобиль ГАЗ советских времен, окруженный портретами и бюстами Сталина и Ленина, по стенам вперемешку развешаны оранжево-черные георгиевские флаги и знамёна самопровозглашенных ДНР и ЛНР. Туристический комплекс развернут на месте бывшего коровника.
«Это были руины. Когда мы начинали 18 лет назад, это был разрушенный колхоз. Мы купили дачу здесь, мы хотели этот разрушенный колхоз — здесь не так далеко женский монастырь — мы хотели подарить им эту ферму как скит. Матушки-игуменьи потом решили: нет, это не для нас.
Мы просто решили, что хотим менять жизнь. Всё что у нас есть сегодня — за это спасибо России. Конечно, спасибо нашему труду. И — без вопросов — спасибо Господу! Если Господь Бог решил, что у меня должна быть такая богатая жизнь — мне нужно работать и жить в России.
Сейчас у нас 50 тонн молока в сутки, 5–7 тонн мы продаём сами, на рынок ездит бочка. И 2 тонны каждый день мы перерабатываем. 40 тонн в месяц мы перерабатываем на сыр, кефир и творог. 45 тонн в сутки мы продаем переработчикам. Мы продаём тут сыр — наша стратегия — это построить бренд».
В Богдарне есть гостиница, конюшня, зоопарк домашних животных. Школьники из Крутово могут заниматься верховой ездой за то, что ухаживают за лошадьми. Джон показывает ферму, намеренно обращая внимание посетителей: это у нас русское, и это — тоже русское. И подчёркнуто ассоциирует себя с русскими:
«Это все русские породы. У нас нет импортных. Это Владимирский тяжеловоз. Зачем импортные? Есть немецкие, люди покупают по сто тысяч евро. Это наш тяжеловоз, красивый! В 1953 году после войны у нас не хватало техники. Нужны были лошади, но у советского тяжеловоза очень короткие ноги. У этого — кровь английского шайра и советского тяжеловоза — владимирский тяжеловоз. Без этой лошади в России не будет ничего.
Я не современный человек. Я нашёл мою душу, мой дух. Сейчас Россия для меня — это всё, как я могу чувствовать. Это Россия. Это архитектура России. Я новый русский человек. Позавчера мне звонил один журналист, спрашивал: по чему вы скучаете в Англии? Я говорю: ни по чему. У нас всё есть сейчас. У нас больше потенциал, чем у них сегодня. У нас намного больше потенциал.
Мы построим новый мир здесь. Это только 20–25 лет после перестройки. 10 лет мы просто были в растерянности. Это процесс эволюции. Мы думали, что у нас будет хорошо, как у них. Это была ошибка. А сейчас мы понимаем, как жить сегодня как русский народ. Народ сам должен это решить, этот процесс идёт медленно. Нам нужна система, в которой все могут найти плюс в этой жизни. Должен быть позитив, оптимизм.
Вопрос: сейчас жизнь лучше, чем 25 лет назад? Свобода есть. Люди хотят свободу. Свобода есть. Можно делать, как хочешь. Перспективы есть. Но сложно. 45 лет назад, когда мне было 18 в Англии, тоже было сложно, как у нас сегодня. Люди должны работать — все будет хорошо. Я маленький человек, я просто русский человек. Я не хочу вернуться в Англию, даже не мечтаю. У нас здесь все есть. “Большой горизонт — маленький остров”. Как объяснить любовь? Это просто есть, как вера.
Я верующий человек. Не хватает денег? Так во всём мире. Надо платить налоги? Так во всём мире. Сейчас у нас капитализм. За это надо работать. Вы хотели капитализм — добро пожаловать, тут надо работать! Тут ничего бесплатного».
ГОСКРЕДИТЫ И КРЫМ — НАШ
В Россию Джон Кописки переехал в 42 года, оставив работу в британской угольной компании. Скоро ему исполнится 68. С женой Ниной Кописки (Кузьмичевой) у них пятеро детей. Старшие четверо с русскими именами; Вася, Фрося, Тимоша и Марфа учатся в частных интернатах в Москве и заниматься фермерством не хотят. Поэтому два года назад Джон и задумался о продаже своей фермерской империи.
По данным СМИ, на развитие своего дела, Джон Кописки привлёк 940 млн рублей в виде государственных кредитов. Но Владимиру Путину Джон рассказывал как раз о том, как сложно такие кредиты получить. Джон считает, что до президента доносят не всю информацию о том, как работается на селе. И в этом виноваты чиновники. Но и это пройдёт. Главное, что Россия на правильном пути.
«Если там шеф слышит только новости “Все хорошо, шеф, всё хорошо”, как он может руководить? Много чиновников бояться сказать “Шеф, у нас проблемы”. Если я руковожу хозяйством, я не хочу слышать, что у нас всё хорошо, я хочу слышать. где у нас проблемы. Мы вместе сможем это решить. Иначе я буду сидеть дома. “Всё хорошо”, а потом кошмар. Это очень серьезные вещи, дела.
Я не знаю, случилось ли это после моего вопроса, но сейчас больше открытого разговора about fact — вот это факт. Сейчас каждый год чуть лучше, чуть раньше. Вы знаете, нам нужны молодые новые чиновники тоже: это очень сложно. Людей, которые работают 40 лет по-старому надо менять совсем. Всегда должна быть новая кровь. Лучше всего, если человек получил опыт из делового мира, а потом работает как чиновник. Это новое поколение. Сейчас там много 40-летних. А нужно половину советских и половину молодых. Это процесс. А иначе будет как на Украине: кошмар, Оранжевая революция. У всех есть желание, чтобы завтра было хорошо. Не будет! Они бедные, намного беднее, чем были раньше. Потому что все думали: все будет хорошо так просто! Нет! Надо работать. Те люди, которые сделали там революцию — спасибо американским деньгам — что они получили? Democracy? Самая бедная страна в мире сейчас. Нужно работать.
Как Владимир Владимирович сказал: хочет жить Россия, надо быть русским, говорить по-русски, и служить как русский человек. Всё! Любой человек может жить здесь, если он хочет быть русским! Я не англичанин-русский, я русский! Я не понимаю, как в Америке — «я карибский американец». Так он карибский, или американский? Я — русский! Если там война завтра, я буду на фронте! Это моя страна! Я не могу сказать «Моя Родина», но это — мой дом.
Крым — наш! Я знал это уже 25 лет назад! Нина родилась в Севастополе. Она еще 24 года назад мне сказала “Крым это наше”. Я тогда совсем не понял. Проблема Украины — это тоже наше.”