На посту
Разводящий со сменой растворились в темноте. Понемногу стихли смех и скрип снега под ногами, наступила тишина. Следующие два часа - только мои. Астрономию называют наукой влюблённых. А ещё она наука часовых. Ночь-то какая выдалась, ясная да морозная. Луны нет, но светло!
Разводящий со сменой растворились в темноте. Понемногу стихли смех и скрип снега под ногами, наступила тишина. Следующие два часа — только мои. Чем бы их занять? Сон на посту исключается сразу: на дворе середина девяностых, всякие случаи бывают. Да и мороз стоит градусов под тридцать, а тулуп я принципиально не надеваю, чтобы в сон не тянуло. Старая советская привычка — отрабатывать зарплату, никак от неё не избавлюсь.
Астрономию называют наукой влюблённых. А ещё она наука часовых. Ночь-то какая выдалась, ясная да морозная. Луны нет, но светло! Светятся звёзды и планеты, белые поля туманностей и невообразимо далёких чужих галактик. Млечный Путь сияет во всей своей красе. Глаз укололся о Сириус. Медленно, но заметно вращаются созвездия — Раки, Девы, Скорпионы. А в самом центре Мироздания, вокруг Полярной звезды, две звёздных Медведицы заводят этот извечный хоровод, который длится миллиарды лет…
Вот промелькнул и погас мелкий метеорит. Через пять минут — другой, покрупнее. А за ним ещё, и ещё, и ещё. Удивительно, как много космических булыжников падает на нашу Землю! Изредка можно услышать тихий шорох, с которым они сгорают в атмосфере. Словно звёзды перешептываются друг с другом. А вот пролетел самолёт, подмигивая сигнальными огнями. От горизонта к горизонту промчался космический корабль — этот ничем не моргает, просто белая точка.
«Открылась бездна, звёзд полна, звездам числа нет, бездне — дна…» И нам говорят, что всё это образовалось само собой, случайно? Да быть этого не может!
Но стоять на вышке без движения холодно. Надо пройтись, согреться. Слезаю вниз и иду по тропе. Снег в свете фонарей искрится тысячами огоньков. Как выпал 1 ноября, так и лежит без единой оттепели, только прибывает, в полях его выше колен. А вот погасший фонарь. Ну, это дело поправимое: надо подойти и ударить ногой по столбу как можно сильнее. Ага, включился. Видимо, контакт слабый.
Дохожу до границы поста и поворачиваю обратно. А вот и Котя: здоровенный одичавший котище сидит на поваленном дереве. Звать «кис-кис» бесполезно — не подойдёт. Нет, меня он не боится нисколечки, знает, что не обижу. Просто соблюдает достоинство вольного кота. И от голода он, судя по всему, не страдает: мышей в этом году расплодилось видимо-невидимо. Весь снег в цепочках их следов. А в конце следа либо норка, либо крохотное красное пятнышко и два следа от крыльев. Это сова с лёту схватила мышь. Совам и прочим мышеедам этой зимой раздолье. Даже вороны прилетают охотиться на мышей. Ну, эти высшим пилотажем не обладают, поэтому охотятся пешими. Вон, следы от их лапок. Бегают по сугробам, караулят возле норок. Но сейчас ночь, и вороны спят.
А вот следы ласки. Самый мелкий хищник охотится днём и ночью. Если стать неподвижно, то иногда можно увидеть, как она прыгает по сугробам. Прыжок, ещё прыжок, тонкий писк мыши — добыча поймана.
Я медленно иду по тропе. Кажется, что вокруг нет никого. Но так только кажется. Вот кто-то пробежал по макушкам деревьев в охраняемой зоне. Куница, больше некому. Белок она тут давно всех поела, да и не шастают белки по ночам. В свете прожектора из кустов мелкнули два красных глаза и уставились на меня из темноты. Ничего страшного — это всего лишь косуля.
Подхожу к вышке, и вижу сову, сидящую на колючей проволоке. Так вот кто тревожит мирный сон часовых! Действительно, такая как усядется на вышку, как заскрипит когтями по крыше — спросонья можно и испугаться. Наши мужики давно хотят её пристрелить, только всё не попадалась. Да нет, стрелять я её не буду. Пусть живёт, мышей ловит, да побудку спящим устраивает.
Раздаётся громкий щелчок — это от мороза лопаются кирпичи в хранилище. Крыша давно прохудилась, вот осенние дожди и напитали водой кирпичную кладку. Звуки она издаёт такие: то как будто выстрелили из пистолета, то похоже на лязг затвора.
Разворачиваюсь под вышкой и иду обратно. Черное небо, белейший снег, не испачканный ни одной оттепелью. Барахливший фонарь опять погас. Ладно, постою в темноте, полюбуюсь звёздным небом. А кто это бежит по тропинке мне навстречу? Да это же заяц! Он и вправду косой, прямо перед собой ничего не видит. Всё ближе и ближе, того и гляди, с ног собьёт. Я хлопаю в ладоши. Звук глухой из-за рукавиц, но заяц услышал. Затормозил сразу всеми четырьмя лапами, вертит головой по сторонам. Увидел меня и сразу — отчаянный прыжок в сторону, сквозь дыру в заборе удрал в охраняемую зону. На прошлой неделе срочники зайца сварили и съели всем караулом. Солдат стоял на вышке, а заяц прямо под вышкой уселся. Часовой вынул из полевого телефона батарейку и кинул, да так точно, что попал зайцу прямо в нос. А вообще-то зайцы невкусные, и вымачивать их долго надо. (Мы, контрактники, ловим их петлями, но это еда на любителя).
А время идёт. Ночная чернота стал темно-синей, потом просто синей. Млечный Путь потускнел. Ковш Большой Медведицы опрокинулся, вода на Полярную звезду льётся. Скоро рассвет, и можно будет полюбоваться, как Венера переливается в лучах ещё не выглянувшего Солнца. Планета ежеминутно меняет оттенки, переливаясь, как драгоценный самоцвет. Интересная наука астрономия, только уж очень холодная — стужа перед рассветом просто лютая!
Но вот за версту отсюда, в караулке, хлопнула дверь: вышла смена. Лязг затворов: заряжают автоматы, пристёгивают магазины. Скоро будут здесь. Я слезаю с вышки и иду с поста. За моей спиной алеет край неба — скоро взойдет Солнце и начнётся новый день.